Италию покажет на карте всякий. Сибирскую Италию – не каждый, даже из образованных чалдонов. Это название заслуженно получила в эпоху империи межгорная Саяно-Алтайскя котловина, разрезанная меридиональным течением Енисея на две части. Эта естественная «тарелка» в три сотни вёрст диаметром, наполненная чёрной, жирной землёй, способна прокормить миллионы ртов. Горные хребты стоят на пути северного ветра. Лето здесь солнечное, жаркое и сухое, щедрое на южные плоды. Успевают вызревать самые капризные фрукты-мерзляки, сладчайшие дыни и арбузы, невиданной величины помидоры, любая огородная зелень. Всё это, не вяжущееся с понятием «Сибирь», примиряет с морозными зимами. Не удивительно, что туземная народность, енисейские киргизы или минусинские татары, как называли русские туземцев хакасского племени, чинили яростное сопротивление продвижению казаков вверх по Енисею из Красноярского острога. В 1739 году пришельцы с севера основали деревню Подсинскую. Место выбрали с умом: на границе степи и лесостепи, среди земель, пригодных для пастбищ, хлебопашества и огородничества. Одной стороной поселение выходило на судоходную реку, за околицей обнаружились руды. Отсюда начинался удобный путь к Абаканскому острогу, внушавшему почтение воинственным хакасам.
Первыми казёнными поселенцами определили крестьян – для тяжкого, подневольного труда. Их приписали к железоделательному и медеплавильному заводам, построенным без промедления на залежах металлов. В сосновом бору на речке Подсинке, впадающей в Енисей, была устроена плотина. От водяного колеса заработали кузнечные горны, пильная мельница, слесарная и пробирная мастерские. Завод окружили деревянной стеной с бойницами, которую охраняли казаки при трёх пушках.
Спустя полвека сюда были переселены «для хлебопашества» крестьяне из слобод Енисейского и Красноярского уездов. Новые подсинцы основали крепкие хозяйства, отстроили большие усадьбы, деревянную церковь "Во имя Спаса Нерукотворного Его образа». "В1780 году деревня получает статус села. Через четырнадцать лет здесь появляется земская изба, значит, дано право на местное самоуправления. Вскоре эта территория вошла в Тобольскую губернию, и село Подсинское стало волостным центром Красноярского округа. Появились три больших «магазина» для хранения казенного зерна. В 1801-1803 годах на средства местных жителей был выстроен каменный Спасский собор, доживший до третьего тысячелетия. По административной реформе графа Сперанского в 1822 году была учреждена Енисейская губерния и в ее составе оказался Подсинский округ. Центром округа стало волостное село, преобразованное по такому случаю в окружной город. В рапорте окружного судьи от 17 января 1823 года дается описание Подсинска: «4 улицы, 3 общественных деревянных дома, 116 домов обывательских, одна богадельня, один питейный дом, две мельницы на речке Подсинке, два моста, шесть кузниц, три хлебных магазина, 787 жителей, в том числе четверо военных, двое дворян, 18 лиц духовного звания, четверо мещан и цеховых, 603 крестьянина, 156 ссыльных».
Преобразование села в город не изменило характер занятий его жителей. Долгое время главным оставалось сельское хозяйство – земледелие и скотоводство, в частности коневодство. Промышленность сосредоточилась в мелких предприятиях. Работали свечные, мыловаренные, салотопенные, мукомольные, винокуренные заводы и фабрики.
Один из первых начальников Подсинского округа А.К.Кузьмин оставил описание городской застройки: «Почти все обывательские дома были выстроены на крестьянский лад: с волоковыми окнами с пузырями вместо стекол, с высокими из драни кровлями, а большая половина совсем без кровель, с растущей на потолке крапивой и вдобавок без ворот и заборов. Вот таким я нашел Подсинск в 1827 году!» Вскоре в мещанское сословие перевели всех городских крестьян. В устной семейной хронике Паршиных, изначально подрабатывавших по ночам изготовлением валенок, это событие отмечено особо. Ведь хоть ты и зажиточный землепашец, всё ж крестьянин. А тут царским указом повышается статус – из грязи почти в князи.
Открытие богатых россыпей золота по притокам Енисея в тридцатых-сороковых годах XIX века вызвали в Сибирской Италии «золотую лихорадку». Большая часть «заразившихся» пустилась во все тяжкие, тратя добытое на увеселения. Меньшинство распорядилось неожиданным богатством с пользой для себя и края. В городе появился капитал, который вкладывался в строительство зданий, в предприятия, в образование и культуру. Одной из самых доходных статей подсинцев стала торговля. Через Подсинск осуществлялись торговые связи округов губернии. На север сплавляли хлеб и скот, на юг везли промышленные товары. Купля-продажа обеспечивала жизнь самих горожан: к 1900-м годам Подсинское казначейство зарегистрирует около двухсот торговых точек. В больших магазинах торговали мануфактурой и бакалейными товарами. Многие купцы имели торговые заведения не только в городе, но и далеко за его пределами - в столице Урянхайского края Хем-Белдыре, в Нижнем Новгороде, Лейпциге, в Красноярске, Ачинске.
С воцарением Николая Павловича начался заметный интеллектуальный и хозяйственный подъем медвежьих углов на задворках империи. Связано это было с наплывом из европейской России в Зауралье политических ссыльных, людей грамотных, часто хорошо образованных. В черте Подсинского округа отбывала ссылку большая группа декабристов, среди них Кривцов, младший брат приятеля юного Пушкина. Вначале местные жители с недоверием отнеслись к новым поселенцам, подозревая в них особо опасных преступников. Однако, присмотревшись к чужакам, местные сменили неприязненное отношение к ним на уважение и симпатию. Ссыльный Краснокутский, будучи обеспеченным человеком, выстроил собственный добротный дом, развел сад и огород. И стал безвозмездно снабжать соседей семенами огородных культур. Другой «царский преступник», Кривцов, начал учить детей у себя на дому школьной предудрости, выстроил на собственные средства мост через Подсинку. Братья Беляевы, прожившие в городе семь лет, основали первую в городе частную школу, где преподавали грамматику, арифметику, географию, историю. Друг Пестеля, блестяще образованный Крюков, учил детей музыке. Декабристы обучали крестьян более грамотным и рациональным приемам земледелия, вводили в практику новые культуры: гречиху, табак, высокоурожайные сорта ржи, ячменя, проса. Это из их огородов пошли по Сибирской Италии арбузы и дыни, помидоры. Они учили соседей применять сельскохозяйственные машины и механизмы. Заведя у себя образцовые хозяйства, декабристы собственным примером учили хозяйствовать крестьян. Участники польских восстаний также оказали заметное влияние на культурную и хозяйственную жизнь Подсинска. А после 1870 года в подсинскую ссылку прибывают революционеры – разночинцы, народники, продолжив просветительские традиции, заложенные декабристами.
Эта краеведческая вставка в художественное произведение необходима автору для развития сюжета.
Ибо на почву Подсинского округа Её Величество Судьба пересаживает на более чем столетие одну из четырёх ветвей рода Борисовичей. Не лишне напомнить: в основании этой ветви – бывший гусарский ротмистр, художник и опекун старца Фёдора Кузьмича. Здесь Фёдору Сергеевичу Скорых суждено остаться до последних своих дней и в четырёх поколениях потомков – до праправнуков. На выработку их самосознания будет оказывать влияние медленно меняющаяся подсинская реальность - природно-урбанистический ландшафт, традиционные для ремесленной среды Заречья отношения в семье, между соседями, в корпоративной среде, взгляды на религию, власть, на своё место в социальной среде, на ощущение Отечества как Богом данного своего в противоположность чужому.
Отец не передал Фёдору ничего аристократического. У однодворца, скорее крестьянина, чем помещика, не могло быть ни врождённого, ни благоприобретенного аристократизма. Армейское офицерство – корпорация благородная, со своими правилами чести, но без утончённости, вырабатываемой воспитанием и образованием. Три десятилетия ротмистр был, по сути, слугой – сначала императора Александра Павловича, затем лица, на него похожего. Более того, преданным рабом, не имевшим морального права ни разорвать контракт, ни мятежно бежать на волю. Что может подневольный воспитать в своём отпрыске! Сергей Скорых и не занимался этим делом, всецело положившись на жену Дарью. Дочь прасола, вышедшего из старообрядческой семьи, вырастила сына волевым, наполнила его сознание твёрдыми нравственными правилами. Притом, настолько, что даже внук его, несмотря на разлагающее влияние подсинской окраины, прослывёт «белой вороной» среди ремесленного люда. Будет ходить в чистом и в чистоте содержать дом. К нему не пристанет сквернословие. Мера в питье, отвращение к табачному зелью станут отличительной чертой Скорых, хотя, как говорится, в семье не без урода.
Не сразу томчанина Скорых, человека пришлого, признают «за своего» в Зареченской слободке, где издавна селились ремесленники и заводские. Долго присматриваются, оценивают. Он с интересом, не чураясь грязной работы и не уставая, работает рядом с тестем и подмастерьями. Вот уже и сам достигает уровня последних. Гимназия не столько помогает, сколько служит авторитету образованного человека в той среде, где далеко не каждый церковно-приходскую школу закончил. Летом в пиджаке поверх косоворотки навыпуск и в щегольских лаковых сапогах (такова маленькая слабость), зимой в полушубке и треухе, в валенках собственного изготовления, невысокий, с подстриженной бородкой, ежедневно, на заре, выходит Фёдор Сергеевич из дому. Жило Паршиных ничем от соседних изб за высокими заборами не отличается. Не мощённая улица скоро приводит к мастерской, общей для нескольких семей ремесленников. Делом заправляет отец Прасковьи, в глазах зареченцев - величина. На его валенки, катанки и пимы уже и в Китае спрос, говорят. Фёдор нередко сопровождает транспорт до перевала. За ним живут урянхи (или тывинцы), данники маньчжурской династии.
Вечером в горнице тёща с помощью мамы Даши, остановившейся в старении, выставит на огромный выскобленный стол глубокое блюдо. В нём гора крохотных пельменей из рубленных свинины и медвежатины. С утра лепили родные бабоньки, находя при этом возможность делать сотню других дел по хозяйству. И рассядутся за столом под висящей на потолочном крюке керосиновой лампой все домочадцы и работники. И после молитвы пойдёт работа в молчании оловянными ложками – только успевай доливать топлёное масло в снедь да носить из кухни зелень. Любители перчат и обрызгивают уксусом свои дымящиеся в мисках горки. Паша, теперь симпатичный, улыбчивый колобок женского рода, садится между мужем и малыми детьми. Наследники постарше занимают место по левую руку отца. Среди них серьёзный малец Василий.
После ужина пойдут разговоры о том, о сём на лавках вдоль стен горницы, на русской печи, на полатях. И песню про Ермака споют (Реве-ела буря, гром гре-еме-ел! – дрожат стёкла в окнах). Тятенька, при настроении, почитает из Некрасова хорошим, звучным голосом. Потом Фёдор с Прасковьей унесут узким коридором уснувшую где попало малышню в комнату с белёными оштукатуренными стенами. Сами пройдут в спаленку, за стену, оставив дверь приоткрытой.
…День прожит…