Во все времена и повсюду умственное развитие, нравственность и деятельность граждан находились в полном соотношении с благосостоянием нации, и богатство увеличивалось или уменьшалось пропорционально этим качествам; но никогда труд и бережливость, дух изобретательности и предприимчивости отдельных лиц не создавали ничего великого там, где они не находили опоры в гражданской свободе, учреждениях и законах, в государственной администрации и внешней политике, а главным образом, в национальном единстве и могуществе.

История всех стран указывает на решительное взаимодействие социальных и индивидуальных сил. В итальянских и ганзейских городах, в Голландии и Англии, во Франции и Америке мы наблюдаем, как производительные силы, а следовательно, и богатства отдельных лиц возрастают пропорционально со свободой и усовершенствованием политических и общественных учреждений и как, с другой стороны, эти последние в возрастании материальных богатств и производительных сил индивидуумов получают новые силы для своего дальнейшего совершенствования. Самостоятельное развитие английской промышленности и могущества восходит ко времени зарождения английской национальной свободы, а промышленность и могущество венецианцев, ганзейцев, испанцев и португальцев начинают падать вместе с их свободой. Как ни были трудолюбивы, бережливы, изобретательны и развиты умственно отдельные лица, они не были в состоянии восполнить недостаток свободных учреждений. История учит, таким образом, что отдельные лица большую часть своих производительных сил черпают из общественных учреждений и общественного устройства.

Нигде с такой ясностью, как в мореходстве, не обнаруживается влияние свободы, умственного развития и просвещения на могущество, а следовательно, и на производительные силы, и на богатство нации. Среди различных отраслей труда мореходство больше всего способно возбудить энергию, личное мужество, дух предприимчивости и настойчивости — качества, которые, очевидно, могут развиваться лишь в атмосфере свободы. Ни в какой другой отрасли промышленности невежество, суеверия и предрассудки, равнодушие, малодушие, изнеженность и слабость не сопровождаются столь гибельными последствиями, нигде чувство личной самостоятельности не является столь настоятельно необходимым. Поэтому история не указывает ни одного примера, где бы порабощенный народ отличался в мореходстве. Индусы, китайцы и японцы исконно ограничивались лишь плаванием по каналам, рекам и вдоль морских берегов. В Древнем Египте мореходство было в презрении, вероятно, потому, что жрецы и фараоны боялись, таким образом, воспитать дух свободы и независимости. Свободнейшие и просвещеннейшие государства Греции были в то же время и самыми сильными на море; вместе со свободой и морские силы прекращают существование, и как ни много история рассказывает о победах македонских царей на суше, она умалчивает об их морских победах.

Когда римляне были сильны на море и когда прекращаются известия об их флоте? Когда Италия предписывает законы на Средиземном море и когда ее собственный каботаж попадает в руки чужеземцев? Над испанским флотом инквизиция произнесла смертельный приговор прежде, нежели он был приведен в исполнение флотами Англии и Голландии. С образованием купеческой олигархии в ганзейских городах сила и дух предприимчивости исчезают из Ганзы. В древних Нидерландах только мореходцы завоевали себе свободу; те же, кто подчиняется инквизиции, должны были терпеть даже прекращение судоходства на своих реках. Английский флот, победив голландский в Ла-Манше, овладел лишь морским господством, которому Англия давно уже обеспечила дух свободы. Голландия, однако, до наших дней сохранила большую долю своих морских сил, между тем как флоты Испании и Португалии почти уничтожены. Напрасны были стремления отдельных администраторов Франции создать флот при деспотических королях, он всегда исчезал. И наоборот, как в настоящее время усиливается на наших глазах торговый и военный флот Франции! Едва успела зародиться независимость Соединенных Штатов Северной Америки, и они уже со славою борются с гигантским флотом метрополии. Но что представляет из себя мореходство Средней и Южной Америки? Пока их флаги не развиваются во всех морях, до тех пор действительность их государственного режима может быть еще оспариваема. Взгляните, напротив, на Техас: едва пробудившись к жизни, он стремится уже захватить свою часть в царстве Нептуна.

Мореходство составляет лишь часть промышленной силы нации — часть, которая может развиваться и приобретать большее значение лишь вместе с целым и посредством целого. Всюду, как показывает опыт, и во все времена мореходство, внутренняя и внешняя торговля, даже самое земледелие процветают лишь там, где достигают процветания мануфактуры. Но если свобода главным образом обусловливает развитие мореходства, то насколько же больше должна она обусловливать мощь мануфактурных сил, рост всех производительных сил нации? История не знает ни одного богатого, ни одного торгового и промышленного народа, который бы в то же время не был и народом свободным.

Всюду наряду с развитием мануфактур усовершенствовались пути сообщения, улучшалось речное судоходство, пролагались каналы, усовершенствовались грунтовые дороги, являлись железные дороги и пароходства — необходимые условия для развития земледелия и цивилизации.

История учит, что искусства и промыслы странствуют из города в город, из страны в страну. Преследуемые и угнетаемые на родине, они спасаются в те города и страны, которые им обеспечивают свободу, покровительство и поддержку. Так переходили они из Греции и Азии в Италию, оттуда в Германию, Фландрию и Брабант, и из этих последних — в Голландию и Англию. Всюду безрассудство и деспотизм изгоняли их, а дух свободы привлекал. При отсутствии недомыслия континентальных правительств трудно было бы Англии завоевать себе промышленное верховенство. Но что разумнее, ждать ли нам того, когда другие нации будут настолько безрассудны, что изгонят собственную промышленность, вследствие чего мы заставим их искать у нас убежища, или же, не рассчитывая на подобные случайности, привлечь их к нам, предложив им извлекать отсюда известные выгоды? Правда, опыт учит, что ветер переносит семена из одной местности в другую и что, таким образом, голые степи превратились в густые леса; но было ли бы, однако, разумно со стороны лесохозяина ждать, пока ветер в течение столетий произведет эти культурные улучшения? Было ли бы с его стороны бессмысленно, если бы он, посредством осеменения голых пространств, постарался достичь этой цели в течение нескольких десятилетий? История показывает, что целые народы с успехом поступали так, как должен был бы, очевидно, поступить лесовладелец.

Некоторые свободные города или небольшие республики с ограниченной территорией, с незначительным населением и незначительные в военном отношении, или же союзы таких городов и государств, благодаря энергии их юношеской свободы, их географическому положению и счастливым обстоятельствам гораздо ранее великих монархий достигали процветания в промышленности и торговле. Установив в этими последними монархиями свободные сношения, они доставляли им свои мануфактурные произведения в обмен на сельскохозяйственные продукты, и таким образом достигали высокой степени богатства и могущества. Так было с Венецией, с Ганзой, с Бельгией и Голландией.

Не менее выгодна была сначала свобода торговли для тех великих держав, с которыми они находились в сношениях. При богатстве их естественных источников и грубости их общественного состояния свободный ввоз иностранных мануфактурных товаров и вывоз их земледельческих продуктов были самым верным и самым действенным средством развить их производительные силы, приучить к труду их жителей, склонных к лени и ссорам, заставить землевладельцев и аристократию интересоваться промышленностью, возбудить в их купцах спящий дух предприимчивости и, главным образом, поднять их культуру, промышленность и могущество.

Подобные результаты в особенности выпали на долю Великобритании вследствие торговых и промышленных ее сношений с итальянцами, ганзейцами, бельгийцами и голландцами. Но достигнув при помощи свободных торговых сношений известной степени развития, великие державы поняли, что могущество и богатство приобретаются лишь тогда, когда фабрики и торговля будут в единении с земледелием, они поняли, что новые туземные фабрики не в силах выдерживать конкуренции со старыми, давно существующими заграничными фабриками, что их собственные рыбные промыслы и собственный торговый флот — основа флота военного — никогда не создадутся без особенного покровительства и что дух предприимчивости туземных купцов всегда будет парализовываться действиями иностранных купцов благодаря их огромным капиталам, большей опытности и образованию. Тогда они стремились посредством ограничений, покровительства и поощрений акклиматизировать на собственной почве капиталы, ловкость и дух предприимчивости иностранцев с большим или меньшим успехом, с большей или меньшей быстротой, смотря по тому, насколько целесообразны были избранные ими средства и с какой энергией и настойчивостью преследовалась намеченная цель.

Прежде всех прибегла к этой политике Англия. Но необразованность или страстность правителей, внутренние волнения или внешние войны были причиной того, что эта политика часто прерывалась, и лишь благодаря Эдуарду VI, Елизавете и революциям Англия усвоила прочную и целесообразную систему. Ибо каким образом могли оказывать надлежащее действие меры Эдуарда III, когда только при Генрихе VI в первый раз разрешено было перевозить зерновой хлеб из одного графства в другое или вывозить его за границу? Когда еще во времена Генриха VII и Генриха VIII всякая прибыль, даже торговые проценты или дисконт, равно барыш от разницы денежного курса, считалась ростовщичеством и когда думали, что возможно покровительствовать промышленности посредством низкой таксировки шерстяных товаров и заработной платы, а производство хлеба — посредством уменьшения больших стад овец? И насколько ранее достигла бы Англия высокой степени развития шерстяного производства и мореплавания, если бы Генрих VIII не счел за бедствие повышение цен на хлеб, если бы он, вместо того чтобы изгнать из страны массу иностранных рабочих, постарался, по примеру своих предшественников, увеличить их число посредством эмиграции, и если бы Генрих VII не отверг предложенного ему парламентом навигационного акта?

Во Франции мы видим туземные фабрики, свободу внутренних сношений, внешнюю торговлю, рыбные промыслы, торговый и военный флот, словом, все атрибуты великой, могущественной и богатой нации, и все это, стоившее Англии вековых усилий, было создано одним великим гением в течение нескольких лет, как бы по мановению волшебного жезла, но зато все это еще быстрее было уничтожено железной рукой фанатизма и деспотизма. Безуспешно на наших глазах принцип свободы торговли вступает в борьбу при неблагоприятных условиях с ограничениями, облеченными могуществом; Ганза уничтожается, и Голландия падает под ударами Англии и Франции.

Что торговая политика ограничений только тогда может оказать надлежащее действие, когда она поддерживается успехами культуры и свободными учреждениями страны, доказывают упадок Венеции, Испании и Португалии, ретроградное движение Франции вследствие отмены Нантского эдикта и история Англии, в которой свобода всегда развивалась параллельно с успехами промышленности, торговли и национального обогащения.

Напротив, сильно развитая культура при свободных ли учреждениях или без них, если только она не встречает поддержки в целесообразной торговой политике, является плохим обеспечением экономических успехов страны. Это достаточно ясно доказывается историей Северо-Американских Соединенных Штатов и опытом Германии.

Новейшая Германия при отсутствии энергичной и общей торговой политики, предоставленная на собственном рынке конкуренции иностранной промышленности, превосходящей ее во всех отношениях, напротив, устраненная с иностранных рынков произвольными, часто даже прихотливыми ограничениями, далекая от того, чтобы ее культура делала успехи параллельно с развитием ее промышленности, — эта Германия не в состоянии была ни разу возвыситься до своего прежнего положения и походит теперь на колонию и эксплуатируется той самой страной, которую несколько столетий пред тем таким же образом эксплуатировали немецкие купцы, так что наконец немецкие города решились посредством общей и энергичной торговой политики обеспечить внутренний рынок для своей собственной промышленности.

Свободные штаты Северной Америки, будучи в состоянии более всех других наций до них извлечь пользу из принципа свободы торговли и уже в колыбели своей самостоятельности взлелеянные уроками космополитической школы, больше всех других наций старались провести в жизнь этот принцип. Но, как мы видели, эта нация дважды вынуждена была вследствие войны с Великобританией вырабатывать сама себе те мануфактурные изделия, которые она при свободе торговли приобретала из других стран; после же заключения мира она дважды была доведена свободной заграничной конкуренцией на край погибели, что и привело ее к убеждению, что при настоящих мировых отношениях каждая великая нация должна искать обеспечения своего благосостояния и независимости в самостоятельном и равномерном развитии ее собственных сил.

Таким образом, история учит, что ограничительные меры являются не столько изобретением глубокомысленных умов, сколько результатом развития интересов и стремления наций к независимости и верховенству, следовательно, результатом национального соперничества и войны, и что эти ограничения могут исчезнуть только при согласовании всех национальных интересов, т. е. при общем объединении всех народов под знаменем права. Вопрос: каким образом объединить народы в образе федеративного устройства и каким образом при расширении возникающих между независимыми нациями разногласий поставить власть закона на место военной силы; вопрос этот сливается с другим: каким образом национальные системы торговли могут быть заменены свободой всемирной торговли?

Опыты некоторых стран, применивших у себя эту свободу по отношению к нации, превосходящей их промышленностью, богатством и могуществом или ограничительной торговой системой, как это было сделано в 1703 году Португалией, в 1786-м Францией, в 1786-м и 1816 году Северной Америкой, с 1815-го по 1821 год Россией и в течение целых веков Германией, — подобные опыты показывают нам, что таким образом приносится лишь в жертву благосостояние отдельных стран без всякой пользы для всего человечества и только для выгод той страны, которая господствует в промышленности и торговле. Швейцария, как мы выясним позднее, является исключением и представляет так же много, как и мало доказательств как за, так и против той или другой системы.

Кольбер не является перед нами создателем той системы, которую итальянцы назвали его именем; как мы видели, Она была еще задолго до него развита англичанами. Кольбер только провел в жизнь то, что должна была рано или поздно провести Франция, если она желала выполнить свое назначение. Если и можно поставить что-либо в Вину Кольберу, так лишь то, что он пытался выполнить под покровом деспотического правления то, что могло получить прочность после лишь коренного преобразования им политического строя.

На этот упрек можно, однако, возразить следующее: система Кольбера, если бы благоразумные короли и просвещенные министры ей следовали, удалила бы с пути преобразования те препятствия, которыми задерживалось развитие промышленности, сельского хозяйства, торговли, равно как и общественной свободы, и Франции не пришлось бы переживать революции, но даже гораздо более успев в своем развитии благодаря взаимодействию промышленности и свободы, Франция бы уже целых полтора века счастливо соперничала с Англией в промышленности, развитии внутренних сношений, во внешней торговле и колонизации, равно как в рыбных промыслах, в торговом и военном флотах.

История, наконец, учит нас, каким образом народы, обладающие от природы всеми средствами для достижения высшей степени богатства и могущества, могут и должны, без того, чтобы не стать в противоречие с самими собою, менять свою торговую систему по мере того, как идут вперед. Сначала, действительно, посредством свободы торговли с народами, их опередившими, они выходят из варварства и улучшают свое земледелие; потом посредством ограничений они заставляют цвести их фабрики, флот и внешнюю торговлю; наконец, после достижения высшей степени богатства и могущества, посредством постепенного перехода к принципам свободы торговли и свободной конкуренции иностранцев на их собственных рынках они предохраняют от равнодушия своих земледельцев, фабрикантов и своих купцов и возбуждают в них энергию для поддержания верховенства, которого они достигли. На первой ступени развития находятся Испания, Португалия и Неаполь, на второй — Германия и Северная Америка, недалеко от границы последней ступени находится, по нашему мнению, Франция; достигла последней ступени пока еще только Великобритания.

Далее читайте книгу вторую.