§ 3. Характеристика черной сотни как политического движения.

Вячеслав Румянцев

24 Jul 2012

Организационное оформление правомонархических союзов на общественной арене России после опубликования Манифеста 17 октября 1905 г. позволило структурировать и институализировать участие консервативно настроенной части российского общества в политическом процессе, изжить погромную практику в тех регионах, где действовали отделы

крайне правых организаций, а также направить энергию верноподданнических масс в законное русло. «СРН создал юридическую помощь, благодаря чему были спаяны многие сотни людей честных и чистых, которых жидовская печать называла погромщиками. Союз далее организовал экономическую помощь. Вспомните роль в этом деле Почаевской лавры, Антония Волынского, Виталия, Иллиодора и массы других. СРН создал правые газеты, создал правую здоровую литературу, ибо до той поры ее не было, и народ развращался беспочвенной русской интеллигенцией», — писала черносотенная пресса129.

Несмотря на то, что правомонархические организации имели внешние признаки политических партий (программы, уставы, руководящие органы, сеть местных организаций и т. п.), марксистская и либеральная системы типологизации политических партий, имея достаточно широкий арсенал критериев (социальная опора, идеологический облик, принципы организации и др.), наталкивались на определенные затруднения при анализе крайне правых объединений130.

Современными исследователями крайне правого движения общепризнано, что черносотенцы имели опору во всех слоях общества, классах, социальных и профессиональных группах131. Поэтому применение использовавшегося в советской историографии классового подхода не дает возможности классифицировать правомонархические союзы только как организации, представлявшие интересы отдельных классов (например, помещичьи, буржуазные, пролетарские, крестьянские) или отдельных социальных слоев (например, интеллигенции или мелкой буржуазии) и профессиональных групп. С. В. Лебедев отмечал, что «имея в своих рядах и родовитых аристократов, и представителей плебса, помещиков и крестьян, фабрикантов и пролетариев от станка, профессоров и совершенно неграмотных людей, русских и инородцев, «Черная Сотня» не подпадает под определенную классовую характеристику партии»132.

Действительно, черносотенцы имели массовую поддержку во всех классах и социальных группах, что характерно для политических организаций, возникающих на основе нацио-нально-освободительных движений. Крайне правым союзам удалось привлечь под свои знамена больше членов, чем всем политическим партиям России вместе взятым. Комплексный анализ источников позволяет установить, что в момент наивысшего расцвета черносотенства, приходившегося на 19061907 гг., в рядах монархических организаций состояло более 400 тыс. членов133. Оборотной стороной массового членства была рыхлость и аморфность их структур.

Попытки применения И. В. Омельянчуком методологии М. Дюверже134 по принципам организации также не внесло ясность в решение вопроса о типологизации черносотенных организаций. Исследователь отмечал, что в рядах черносотенного движения были организации двух типов: кадровые (сформированные «сверху» на базе групп давления, ориентированные на лоббирование интересов консервативной части элиты) и массовые (сформированные «снизу», с возможным участием профессиональных политиков, как правило артикулирующих интересы определенных социальных слоев). К объединению, строившемуся по кадровому принципу, можно отнести Русское собрание, типичным образцом массовой организации стал Союз русского народа135.

С. В. Лебедев указывал, что правомонархические союзы по принципам своей организации слабо напоминали партии, т. к. «в организационном плане они представляли собой на редкость децентрализованную массу мелких кружков и групп, постоянно то сливавшихся, то раскалывавшихся»136.

Трудности также возникают в вопросе отнесения черносотенных организаций к политическим партиям в связи с отказом крайне правых союзов от борьбы за власть. Действительно, исходя из общепринятого определения полити-

ческой партии как организованной группы единомышленников, представляющей интересы части народа, вытекает ее основная задача — завоевание и удержание государственной власти, участие в ее осуществлении137. «Всякая политическая партия — случайное и временное собрание единомышленников-заговорщиков для обсуждения, каким способом вести осаду государственной власти, чтобы вернее и крепче захватить в свои руки», а также «как бы урвать лучший кусок государственного пирога, остатки которого пойдут на кухню толпе», — давало свое определение партии в феврале 1911 г. «Русское знамя»138.

Несмотря на то, что черносотенцы принимали активное участие в выборах в Государственную думу, их нельзя отнести к прагматическим, или т. н. избирательным партиям, которые ставят своей целью мобилизацию возможно большей части электората для победы на выборах и выполнение обещаний конкретным социальным группам и классам139. Отказываясь от парламентского формата СРН, его лидеры заявляли: «Союз русского народа не представляет собой какой-либо предвыборной партии: задачи его гораздо шире, цели его неизменно выше и основы его несравненно глубже»140. Стремление получить думские мандаты преследовало цель не участие в законодательной работе, а преобразование русского парламента из законодательного органа в законосовещательный, не исключая варианта и его полного упразднения.

Всесословный характер организаций и отказ от завоевания политической власти давал идеологам черной сотни основание утверждать надпартийный (или внепартийный) формат их союзов как выражающих интересы всех слоев общества. Следуя базисной установке консерватизма по защите христианской традиции, крайне правые призывали к объединению нации на православных началах, которые секулярным сознанием воспринимались лишь как умозрительная религиозная утопия. Именно религиозно-культурное единство, обуслов-

ленное общенациональным согласием, и должно было стать основой единения русского народа, который рассматривался как сплоченная семья, а не разделенное на классы, партии и группы образование. Данную мысль в концентрированном виде выразил В. А. Грингмут, утверждавший, что «Союз Русского Народа — не партия, а весь многомиллионный Русский народ, объединившийся в общий Союз. Царь стоит выше политических партий и ни к одной принадлежать не может. Но Союз Русского Народа — не партия, а Народ. А быть заодно с Русским народом Царь не только может, но иным себе Его и представить нельзя»141.

Утверждая непартийный характер своего движения, крайне правые доказывали это противоположностью целей и разностью характеристик современных им политических партий и их союзов. В частности, идеологи черной сотни выдвинули несколько тезисов:

Во-первых, в отличие от классовой ангажированности партий, крайне правые стремились к объединению всех русских людей вне зависимости от классовой принадлежности, сословного состояния и социального происхождения. Еще в самом начале своего пути, в 1906 г., руководители СРН заявили, что в противоположность всем политическим партиям Союз русского народа представляет именно то, что заключается в смысле слов его названия и «имеет целью объединить всех честных русских людей, верных долгу и присяге, во имя тех именно начал, на которых созидалось, росло и крепло великое и сильное государство Российское и которые, даже помимо Союза, по долгу присяги обязан свято чтить и охранять всякий верноподданный русский гражданин»142.

Свои объединения правомонархисты называли союзами и организациями в противовес взятому из западного политического лексикона слову «партия». В январе 1911 г. «Русское знамя» заявило, что СРН не признает себя партией, а является выразителем интересов подавляющего большинства русского

народа143. С этой точки зрения черная сотня выступала как национальное единение русских без различия статуса (в отличие от классового разъединения партий). Себя крайне правые позиционировали как «опору престола»144; «доблестных сынов Отечества, объединившихся и открыто восставших на защиту основ русской государственности: православия и самодержавия, которым угрожала во время жидовской революции смертельная опасность»145; «СРН — это объединяющийся для борьбы со своими внутренними врагами весь русский народ. Как хозяин и устроитель земли русской»146. Интересы собственных организаций правомонархисты ставили на последнее место, высокопарно декларируя важность «русской души, бога и царя»147.

Исходя из данного посыла, задача лидеров крайне правых союзов состояла в том, чтобы «уловить совершающийся перелом мысли и чувства в народных массах .и не дать заглох-нуть и растаять встрепенувшемуся патриотическому чувству народа и ввести его в твердые границы, обеспечивающие его правильный рост и дальнейшее прочное развитие», — заявлялось в воззвании Главной палаты Русского народного союза им. Михаила Архангела148.

Во-вторых, стремлением правомонархистов к укреплению исторически сложившегося национального государства, а не его трансформации в интересах отдельных классов и социальных групп (буржуазии, пролетариата, интеллигенции и т. д.). В «Задачах русского монархизма» декларировалась цель не завоевания политической власти, а укрепление государственности: «...основной миссией монархизма является содействие благому устроению Государства, в смысле развития во всех отношениях его полной мощи, пристойной Великой империи и ее национальному гению»149.

С этой точки зрения цель черносотенных организаций состояла в мобилизации населения на защиту национальных устоев и в противодействии разрушению оных либеральны-

ми и революционными партиями. СРН в распространенном в 1906 г. обращении заявлял, что «не стремится искусственно изменить исторически сложившийся на Руси государственный строй». Напротив, он желает направить течение государственной жизни России в то «историческое, самобытное русло, из которого она была искусственно выведена Петром Великим двести лет тому назад»150.

В-третьих, развитием правомонархистами общегражданских добродетелей (патриотизма, нравственности, уважения к традиции и т. д.) в противовес культивировавшихся партиями ценностям и приоритетам отдельных классов и социальных групп. Позиционируя себя как общенародное объединение и в широком смысле слова отождествляя себя со всей русской нацией, черносотенцы заявляли задачу своих организаций в нравственном воспитании народа в духе христианства и русского монархизма, что позволило бы в условиях единения и согласия преодолеть общенациональный кризис. В частности, в обращении Главной палаты Русского народного союза им. Михаила Архангела в марте 1908 г. заявлялось: «Будить чувство национального самосознания в народной массе, не давать забывать ей, кто ее враги, как бы они ни притихли в силу обстоятельств, укреплять в русском народе уверенность в его мощи, основанной на сплоченности отдельных единиц, связанных любовью к исконным созидательным началам родной земли»151.

Отказываясь от борьбы за власть, крайне правые подчеркивали задачу борьбы с самой партийной системой. Принципиально негативное отношение к партиям и принципу партийности черносотенцы обосновывали следующими тезисами, являвшимися отражением их религиозно-православных, самодержавно-монархических и консервативно-традиционалистских воззрений:

1. Противоречие принципа партийности православному сознанию. Появление партий и вовлечение в партийную борьбу

значительных масс населения свидетельствовали о коренном сдвиге в общественном сознании в сторону его секуляризации. Правомонархисты подчеркивали, что явление партийности стало протестным по отношению к базовой ценности традиционного русского общества — православию, так как изначально отрицало Божественный абсолют и означало взятие мятежным человеком своей судьбы из рук Бога в собственные.

В данном контексте черносотенцами ставился вопрос об ослаблении или отсутствии у членов оппозиционных партий православной ментальности, что неизбежно находило свое выражение в реальной политической практике. Данную мысль сформулировал состоявшийся в 1909 г. в Москве Монархический съезд: «Ввиду существующих и в теории, и на практике, в жизни народов учений и форм государственного, церковного и общественного быта, не только противоречащих основным воззрениям русских правых партий, но и решительно отрицающих эти воззрения и даже злобно относящихся к ним, русские православные люди, верные охранители самодержавной власти русского государя, православия и русской народности, должны находиться в непрерывной борьбе с ложными и пагубными для народов, и в особенности, для русского народа, учениями и формами государственного, церковно-религиоз-ного и общественного быта: а) признающими конституционный, тем более республиканский государственный строй;

б) отвергающими православие и Православную церковь как господствующие в Российской империи, тем более — ведущими к безбожию или равнодушию к Христову учению и

в) проповедующими космополитические начала государственно-общественной жизни с отрицанием патриотизма и главенства в Российской империи русского народа»152.

2. Противоречие принципа партийности консервативно-традиционалистским воззрениям. Правые идеологи, опираясь на православное вероучение, подчеркивали невозможность

создания общества социальной гармонии. Критикуя теорию прогресса, теоретик монархизма Л. А. Тихомиров писал: «Всякое общество, как бы его ни переделывать, будет столь же мало представлять абсолютное начало, как и общества современные или прошлых веков»153.

На примере демократических стран крайне правые указывали на слабость революционной аргументации, заявляя, что смена формы правления с монархической на республиканскую и утверждение партийной системы не приводит к достижению обществом всеобщего благополучия: «А ведь знают же главари революции, что в тех странах, где введена предлагаемая ими форма правления, на которую они указывают как на спасительную, народ испытывает не меньше нашего горя и лишений, а иногда даже и больше»154. Внедрение конституций, республик, парламентов и прочих атрибутов правового государства не смогло решить на Западе присущих и России социальных болезней: нищеты, бедности и безработицы. Страницы черносотенных изданий переполняли сведения и факты о глубоких социальных противоречиях западных демократий: «Хороши же хваленые братство и равенство, — лошади едят на серебре, а тысячи бедноты погибают с голода в грязных кварталах Нью-Йорка, Вашингтона, Чикаго и других республиканских городов»155.

Исходя из консервативных постулатов, правомонархисты не считали «народную массу» активным участником политического процесса, отводя ей пассивную роль в качестве объекта воздействия «верхов». Двигателями истории в их системе воззрений являлись структурированные малые группы элит: царь и его двор, аристократия, дворянство, правительствен-но-бюрократический аппарат и т. д. В этой связи революция представлялась столкновением разновекторных по своим интересам групп российского истеблишмента, апеллировавших к народу как инструменту завоевания власти. Сам народ при выработке будущих реформ оставался в стороне: «...если

интеллигенты жидовскую революцию могли предвидеть, то народ она застала врасплох, никогда не ожидавшим, что «растерянность», или измена бюрократии отдаст глубину России на растерзание супостатам»156.

По мнению черносотенных идеологов, Великая французская революция была также спровоцирована рвущейся к власти интеллектуальной элитой, среди которой, по заявлению монархической прессы, на первый план вышли «низкие в нравственном отношении люди», движимые тщеславием и жаждой власти, — Мирабо и Дантон, ставшие главарями «шаек черни, хулиганов того времени». Правомонархисты утверждали, что королевская власть пользовалась безоговорочной поддержкой народа, который в силу отсутствия патриотических союзов не мог выступить организованно в поддержку королевской власти: «Французский народ честно и стойко отстаивал своего короля, свою религию, свою родину от насильников! Этого не могут скрыть даже прославители революции... Весь юг Франции, от Авиньона до Тулона, встает на защиту любимого короля. Рабочий город Лион вооружается против республики. Четверть Франции возмущается тем, что творится в Париже, и с оружием в руках пробует защищать свою свободу от тирании незваных и непрошенных благодетелей народных, от которых народ прямо открещивается»157.

В условиях мирной жизни носители традиционных принципов и идеалов не проявляли себя в политической жизни, отдавая ее на откуп царю и его слугам. Это не только не противоречило, но и согласовывалось с позицией черносотенцев, выступавших жесткими противниками участия народа в вопросах государственного и административного управления, считая, что «народ не только не помогает родине, но прямо вредит ей, мешая правительству спокойно делать свое дело и отвлекая внимание власти от ее прямых обязанностей»158. Крайне правые рассматривали народ пассивной политической силой, наделенной только «совещательными» полномо-

чиями, но никак не правом вмешиваться в несвойственные ему дела управления. Право и обязанность подданных трактовались в контексте поддержки правильно действующего правительства и указания на его ошибки в случае злоупотреблений административного аппарата159.

Вовлечение народа в политический процесс в рамках партийных организаций, по мнению крайне правых идеологов, могло принести только дезорганизацию и смуту. Исправление ошибок или наказание за злоупотребления могла осуществлять только высшая законная власть, но не «самосуд толпы», что являлось острой реакцией на уличные столкновения, провоцировавшиеся революционными партиями. Мятежи и уличный разбор казались неэффективным средством решения конфликтных ситуаций, так как несли серьезный ущерб «не только в денежном смысле, но и в нравственном». Мятеж не мог помочь правительству разобраться в народных нуждах: «Как же правительству разобрать нужды народные, если весь народ скопом примется выкликать их, да еще весь вдруг, каждый поразное.»160.

3. Неспособность политических партий быть инструментом национального сплочения и являться выразителями интересов всех слоев общества в силу их классовой и групповой ангажированности. Уходя корнями в русский консерватизм, крайне правая система взглядов заимствовала оттуда следующие социально-культурные ценности: религия, народ, се-мья, мораль, закон, порядок, традиция, государство, власть, иерархия, собственность, безопасность161. В отличие от либеральных индивидуалистических доктрин характер этих ценностей подчеркивал примат целого над частным, а также духовных начал, интегрировавшихся в такие основополагающие ценности, как православие, отечество, община, народ-ность, общее прошлое и т. п.

Правомонархическую доктрину характеризовало неприятие разделения общества, приоритет коллективистских начал

над индивидуалистическими, стремление обеспечить единение и согласие на базе традиционных ценностей. В признании приоритета соборности черносотенная идеология имела общую точку соприкосновения с идеей коллектива коммунистического учения. Оба ценностных компонента противостоявших доктрин имели разное смысловое наполнение: у крайне правых соборность несла религиозную основу, у коммунистов — социальную.

Черносотенцы рассматривали самодержавное государство и народ как органичную систему, имевшую отлаженный механизм социального регулирования, в рамках которого монарх выступает выразителем общенациональных интересов, а не какого-либо класса, партии или придворной группировки. Идея социального единства базировалась на общем православном мировосприятии, обеспечивавшем примирение и гармонизацию личных (индивидуальных) и государственных интересов. Единство церкви, царя, народа и государства, вытекавшее из исторического опыта выживания России в непростых геополитических условиях, формировало, по мнению крайне правых, прочную основу для внутренней стабильности общества и его традиционных ценностей.

Исходя из консервативной начинки своей идеологии, черносотенцы критиковали либеральное разделение нации на части, партии, группы и т. д.162 Уже в самом слове «партия», происходящем от латинского слова «part», что переводится как «часть», черносотенцы видели ущербность, так как «партия» предполагает раскол целого на враждующие между собою составляющие, тогда как «союз», напротив, соединяет разрозненные части в одно целое. Подчеркивая коренное различие между приведенными двумя понятиями черносотенная пресса писала: «В России не может существовать "партия" русского народа: это такой же логический абсурд, как "партия" немецкого народа в Германии или английского народа в Англии»163.

Искусственное разделение народа на враждебные друг другу партии воспринималось черносотенными идеологами как целенаправленный раскол общества. Газета «Русское знамя» наивно полагала, что «.существование в государстве политических партий, этого неописуемого зла, от гнета которого изнемогают все народы Западной Европы и которое, вопреки здравому смыслу, насильно было навязано и нам, само собой прекратится, не имея под собой почвы»164.

По мнению крайне правых, многопартийность порождала враждебность, подрывавшую сплоченность общества, консолидация которого могла быть направлена на решение насущных государственных задач: «Вожаки враждующих партий, как в басне «Лебедь, рак и щука», в борьбе из-за власти тянут государственный воз в разные стороны, т. е. не могут чего-либо создать для народа, а способны только разрушать старое, не разбирая, что хорошо, а что худо»165. Партийная система критиковалась и за превалирование классовых и групповых интересов над общенациональными: «Они готовы давить правду, скрывать или преследовать истину, если это требуется выгодам партийного движения»166.

Из опыта работы государственных дум черносотенцы вынесли вывод о негативном в целом влиянии партийности и фракционности на дело государственного строительства и нравственность народа: «Политические партии зовут народ не к объединению, не к общей созидательной культурной работе на пользу народа, а к партийной нетерпимости, к раздорам, к насилию, даже преступлениям, если это необходимо будет для торжества интересов партии. Такая этика партий страшно развращает общество и сильно понижает нравственный уро-вень»167. По заявлению монархической прессы, утверждение партийной системы грозило подрывом основ государства из-за вовлечения в ее деятельность государственных служащих и военнослужащих.

Выступая за уничтожение «искусственно созданного» разделения на политические партии как противоречащего

государственному самосознанию, черносотенцы отказывались видеть серьезную основу для партий в политической системе России: «Просто смешно слышать, что наших кадюков, октябристов, националистов, социал-демократов серьезно называют политическими партиями. Вернее их назвать картонными партиями. Вся эта игра в политические партии — буффонада, так как эти партии вовсе не имеют почвы в народе». В черносотенной прессе утверждалось, что партии выражают интересы меньшинства русского народа: «За вожаками их стоят две-три сотни интеллигентных пройдох и карьеристов и две-три тысячи одураченных русских рабочих, если не считать инородцев и жидов»168.

5. Противоречие партийности принципам Русской православно-самодержавной монархии. Правомонархические идеологи утверждали, что политические партии не могут быть структурированы в самодержавно-монархическое государство, ибо партийность противоречит самой его природе. «Никакие политические партии в стране недопустимы. Граждане могут придерживаться самых разнообразных мнений и взглядов, но все они обязаны признавать существующие в стране законы. Как во Франции все граждане обязаны признавать республику, в Германии — конституционную монархию, так у нас в России все русские подданные, а в том числе и военнослужащие, обязаны признавать самодержавную монархию.», — писало в мае 1907 г. «Русское знамя».

Утверждая законопослушность, черносотенцы указывали, что исповедуемые ими принципы были начертаны в основных законах государства, а потому должны разделяться всеми подданными империи. При такой трактовке принадлежность к крайне правым организациям являлась обязанностью каждого верноподданного в силу данной царю присяги. Членство в оппозиционной самодержавию политической организации приравнивалось к государственной измене: «Все русские подданные .должны быть беспартийными, т. е. не должны раз-

биваться на политические партии, но обязаны уже по долгу присяги признать основные законы Российской империи, согласно которым Россия представляет собой самодержавную монархию»169. В разосланном в сентябре 1906 г. циркуляре СРН утверждалось: «Признавая разнообразие мнений по тому или другому вопросу крайне желательным в целях наилучшего и всестороннего освещения данного вопроса, Союз в то же время не может признать возможным законное существование политических партий в среде верноподданных русских граждан, каковыми должны быть все подданные русского царя»170.

Оставляя лазейку для своих союзов, идеологи крайне правых разъясняли, что монархические идеи не могут считаться «партийными в монархической стране»171. Партии рассматри-вались как организации, подрывающие устои монархического государства, а потому желающим в них состоять настоятельно рекомендовалось сменить подданство и переселиться в страну, чей государственный строй соответствует их политическим взглядам.

Наиболее яро черносотенцы выступали против участия чиновников в деятельности оппозиционных партий172. Указывалось на невозможность совмещения службы государству в рабочее время с подрывом его основ после окончания служебных занятий. Крайне правые язвили, указывая, что в число чиновников принимаются люди, признающиеся правоспособными, т. е. понимающими смысл произносимой ими присяги на верность службе царю, а это исключало принадлежность к оппозиции. Иной формат представляли черносотенные организации, которые не несли угроз для безопасности государства, т. к. их программные установки не противоречили основным его законам173. Потому двери в правомонархические союзы были широко открыты как для высшей номенклатуры, так и рядовых служащих. В циркуляре СРН утверждалось: «Лица, состоящие на государственной службе, очевидно, не могут не быть верноподданными

русскими гражданами. Значит, они обязаны или безусловно признавать основные положения Союза и, по долгу службы, всеми мерами ему содействовать, или же, в случае несогласия, оставить совершенно службу тому государству, законов которого они не желают признавать». Вывод отсюда ясен: все состоящие на государственной службе, как верноподданные русские граждане, не только могут, но и обязаны, по долгу присяги, быть членами монархических союзов. Принадлежность к черной сотне должна была распространяться и на армию, так как «всякий военнослужащий... по одному только долгу присяги... обязан защищать именно те основы положения, которые исповедуют монархисты»174.

Враждебное отношение к партийности черносотенцы сохраняли на протяжении всего периода существования их союзов. Это неоднократно подтверждалось в официальных доку-ментах. «Союз основною своею целью полагает уничтожение в стране всякой политической партийности, влекущей за собою взаимную вражду и ненависть, путем объединения всех честных русских людей, верных долгу и присяге, во имя веры, царя и отечества, о чем заявлялось неоднократно и устно, и в печати. При этом Союз задается целью нравственно дисциплинировать и воспитывать народные массы в духе христианских начал и любви к Родине», — говорилось в разосланном в сентябре 1906 г. на места циркуляре Главного совета СРН175.

В послереволюционное время черносотенное движение все более политизировалось. На исходе первого десятилетия XX в. руководители СРН в узком кругу называли организацию партией, хотя для широкой общественности продолжали именовать объединение союзом всего русского народа. Повод к тому, чтобы самоидентифицировать себя как партии, давало обилие монархических союзов, между которыми часто вспыхивали споры и скандалы, ведшие к расколам и отделениям.

Пытаясь преодолеть собственную «партийность», черносотенцы предпринимали попытки объединить разрозненные

союзы в одну организацию. Этот вопрос обсуждался на состоявшемся в октябре 1906 г. III Всероссийском съезде русских людей в Киеве176. Разрозненность действующих правых партий объяснялась не следствием различия их мировоззренческих основ, а являлась «лишь продуктом разных личных недоразумений», возникающих между отдельными руководителями в силу личных амбиций.

Пытаясь скрыть явно бросающееся в глаза противоречие между декларируемым единством и обилием союзов, состоявшийся в 1909 г. Монархический съезд в Москве сделал заявление, что все политические партии, исповедующие православие, неограниченное самодержавие и русскую народность в их неразрывном единстве, составляют «единую партию, каковое единство и нашло уже для себя выражение в наименовании их всех правыми». Проявлением внешнего единства крайне правых союзов должны были служить ежегодные всероссийские съезды русских людей. А для нейтрализации растущего раскола в черносотенном лагере Монархический съезд предложил учредить постоянный орган для «авторитетного, непрерываемого руководства правыми партиями в важнейших областях деятельности их»177.

Разразившийся вскоре раскол Союза русского народа на обновленцев и дубровинцев похоронил эти планы. В конечном итоге идеологи крайне правых вынуждены были признать, что на политическом поле постманифестной России их организации действуют как политические партии. После революции 1917 г. некоторые из них винили себя за то, что не сумели сразу и бесповоротно дистанцироваться от участия в политической системе, утвержденной Манифестом 17 октября, чем волей-неволей способствовали трансформации «объединения всего русского народа» в рядовую партию178.

С началом первой мировой войны и актуализацией задачи сплочения общества перед общей угрозой черносотенцы предприняли последнюю попытку преодоления собственной

«партийности». Данная цель была продекларирована на состоявшемся в ноябре 1915 г. Всероссийском монархическом совещании уполномоченных правых организаций в Нижнем Новгороде179. Об этом же говорилось и в изданных в 1914 г. «Задачах русского монархизма»: «Ввиду этого в объединенном монархизме, преследующем столь великие задачи, никоим образом не могут быть допустимы партийность и все те личные стремления и крайние увлечения, которые, не принося пользы государству, способны лишь колебать национальные устои и поселять в народных массах рознь и беспорядок»180. Однако даже перед лицом внешнего врага и революционной угрозы крайне правым не удалось преодолеть разрозненность.

Анализ деятельности правомонархических организаций на политической арене России начала XX в. показывает, что, несмотря на наличие у них всех внешних признаков политической партии (программы, уставы, партийные методы работы), однозначно отнести их к разряду партий не представляется возможным по следующим причинам.

Во-первых, в силу отсутствия у них главной черты политической партии — стремления к обладанию государственной властью и участию в ее осуществлении. Проведенный анализ программных установок черносотенных союзов показал, что их задача состояла в нейтрализации оппозиции; передаче всей полноты функций управления в стране царю; защите прин-ципов, начертанных в основных законах государства. Выбор «партийного» формата черносотенных союзов был обусловлен необходимостью адекватного противодействия оппозиционным силам, использовавшим партийные организации как инструмент достижения политической власти в стране.

Во-вторых, правомонархическая идеология не являлась классовой идеологией, поскольку отражала универсальные христианские ценности и обширный спектр традиционалистских воззрений, что обусловило ее всесословный характер. Поэтому к черносотенным союзам более применим

подход с точки зрения оценки идеологического облика. Это дает основание отнести их к идейно-политическим, или т. н. мировоззренческим объединениям, которые в своей деятельности руководствуются определенными идеологическими принципами. С этой точки зрения, по мнению исследователя И. В. Омельянчука, применение классификации З. Ньюмена позволяет причислить черносотенные организации к доктринальному типу, целью которых являлась защита чистоты своих идеалов181.

Анализ программных установок и практической деятельности показывает, что черную сотню можно классифицировать как православное религиозно-политическое движение, объединившее традиционалистскую часть населения для противостояния разрушению самодержавной монархии, угрозам первенствующим позициям РПЦ и целостности страны. Объектом ее защиты выступали основы российского культурно-исторического сообщества, а не интересы отдельных классов или социальных групп. Широкая социальная база и исключительно быстрая мобилизация, позволившая черной сотне стать серьезной политической силой, позволяют условно ее типологизировать как общественное движение в защиту устоев и ценностей традиционного общества, выступавшего против внутренних врагов, а именно: порожденной петровскими реформами антинациональной (космополитической) бюрократии и являвшихся трансляторами различных западных концепций переустройства общества либерального и революционного лагерей.

Несмотря на собственное позиционирование быть «опорой престола», черносотенцев нельзя отнести к реакционным объединениям, ориентировавшимся на возврат к домани-фестному строю, так как модель абсолютистской монархии не вписывалась в их представления об исторической русской власти. Наличие программ крайне правых организаций по решению социальных проблем значительных групп населения

опровергает тезис о стремлении их к консервации сложившегося в России в начале XX в. положения. Правомонархические организации нельзя также в полной мере квалифицировать как ситуативно-консервативное движение, стремившееся сохранить постманифестный строй. Будучи критически настроенными к существующей абсолютистско-бюрократической системе власти и не признавая Государственную Думу как законодательный орган, черносотенцы вынашивали планы восстановления основ своего патриархального идеала — Русской православной монархии.

Таким образом, черную сотню можно определить как консервативное политическое движение, ориентировавшееся на преобразования в сторону возрождения традиционного уклада русского общества, утраченного в ходе реформ XVIII — начала XX в. и стремившееся к восстановлению принципа допетровского самодержавия «единения царя с народом». Выступив на защиту абсолютной монархии, крайне правые, во-первых, резко критиковали и активно боролись с предлагаемыми либеральным и революционным лагерями проектами переустройства России; во-вторых, стремились использовать существовавшую в стране модель власти как основу для реставрации Русской православной монархии. Стремительное разрушение в общественном сознании в результате модернизационных процессов православно-монархического комплекса идей привело к резкой поляризации сословных и классовых интересов даже в традиционалистских слоях населения, что стало одной из причин организационного краха крайне правого лагеря.