22 июня 1992 года.

В огне моя Родина, в крови. И лучше погибнуть, пропасть в безвестности на площадях протеста, чем хитрить, заныривая в “нейтральное” творчество... И есть ли нейтральное творчество? Мне кажется - есть с лисьим нюхом творцы: позавчера “лепили образ” Брежнева, мудрого архитектора планеты, а вчера лили елей на босое темя Горбачеву, главному перестройщику СССР, и, заняв очередь, таскали шлейф платья Раисы Максимовны в Хельсинки, в Пекине, в Париже, Лондоне, Вашингтоне, сопровождая ее по частым и громким командировкам, а ныне Ельцина.
Да, лучше умереть на площадях протеста, но не дрогнуть духом и совестью перед оккупационным каскоголовым режимом. Кто ответит за погибших детей Приднестровья? Кто ответит за гражданские войны в Грузии, Осетии, Чечне? Цэрэушные выкормыши рассорили народы, залили безвинно кровью мою великую Родину. Где найти силы простить? Ни одному среди народов и племен страны не принесли счастья геростраты и мазепы ХХ века, предатели космического масштаба. Кровь залепила им глаза, а злоба замутила им разум.
Брата от брата, сестру от сестры, детей от родителей отрывают, а русский народ рассекли, размежевали, теперь границами замыкают и отторгают его от России, ослабляя нас, унижая нас, уничтожая нас. В Эстонии, Литве, Латвии русские зарегистрированы во второй сорт: гитлеровская ненависть расцвела, глубоко внедренная Горбачевым и Яковлевым в сионистские талмуды разных планов и программ, разваливших мою доверчивую Родину.
Теплая русская кровь захлестнула синеглазых десятиклассников в Дубоссарах. Они погребены под обломками школы, рухнувшей от снарядов и бомб, посланных молдавско-румынскими фашистами. А русские фашисты 22 июня 1992 года, в четыре часа ночи, русские фашисты напали в Останкино на легкие сонные палатки пикетчиков, требующих от телецентра прекратить науськивать республику на республику, государство на государство, народ на народ. Телерадиовещание - огромный грязный бак с коварной похлебкой, подогреваемый сионо-масонскими поленьями, а истопники - Яковлев II и Попцов? Они заварили смуту: народ не выдержал гыгыканий и оскорблений. Хватит. Телевидение - партия, организация, кагал...
А дикторы и комментаторы? “Красно-коричневые”, “люмпены”, “пьяницы”, “дебилы”, “правые”, “антисемиты”, “коммунисты”, и такое - о родном народе? Что в них русского, кроме взятых русских имен, взятых на псевдонимы у русского несчастного народа? Мы не забудем побоища у телебашни. Очевидец, Саша, искалеченный омоновцами ночью 22 июня, рассказывал группе писателей:
“Сначала омоновцы сшибли и втоптали в пыль мальчика, а потом - втоптали в пыль девочку. Пожилую женщину убили возле палатки. А дальше я ничего не помню, меня ударили, я потерял сознание!..” Некоторые очевидцы доказывают: мальчик и девочка - братик и сестрица, а пожилая женщина - их мать. Сейчас демооголтелая пресса отрицает убийство, мол, утку пустили, но отрицать избиение демооголтелой прессе трудно. Кровь на асфальте и на траве скоро не смоешь, не соскребешь: взывает.
А в 17 часов 22 июня омоновцы плотно окружили у ВДНХ тысячи и тысячи людей, непокорных, возбужденных расправой над беззащитными у телебашни. Окружили - дремоватые, коренастые, покачивающиеся, вроде на копытах, готовые, чертяки, ринуться на несогласных, на не принявших нацизм!.. Но числом стушевались: их - несколько тысяч, а нас - десятки тысяч. Провоцировали прорыв, нас провоцировали на прорыв к телецентру. А, по слухам, в телецентре - на этажах дежурили автоматчики.
Яковлев II и Попцов, талантливые провокаторы, не среди ли каскоголовых находились? Чем отличаются от них: в галстуке и костюме? Но железный щит, железная каска, железная дубинка - скроют интеллигентный “обряд” провокаторов: не распознаешь, где - настоящий мерзавец, а где - подтасованный...
Неоспоримые виновники нестабильности в столице - руководители телецентра, Яковлев II и Попцов. Суда им не избежать. Они запачканы русской безвинной кровью. Найдут, не найдут мертвых, а кровью они себя запачкали, Яковлев II и Попцов. Не найдут мертвых - у нас миллионы расстрелянных до сих пор не найдены: чему удивляться?
В 17 часов 22 июня несгибаемый, но избыточно шумливый, Виктор Анпилов призвал митингующих покинуть площадь у ВДНХ, и, не пререкаясь с каскоголовыми, направиться по проспекту Мира к Манежной. Людское море колыхнулось, заволновалось и потекло. Тысячи и тысячи красивых людей, молодых, старых, подростков, улыбаясь и вдохновляясь лозунгами, посвященными спасению России, забурлили. Из окон домов нас приветствовали цветами. А лозунги менялись, ожесточаясь.
А лозунги, “Ельцин - убийца!”, “Ельцин - убийца!”, “Фашизм не пройдет!”, “Фашизм не пройдет!”, “Русским - русское телевидение!”, “Русским - русское телевидение!”, захватывали с тротуаров и дорожек любопытствующих и растворяли в нас. Слезы страданий, слезы надежд, слезы убежденности искрились на ресницах. Беспощадный оккупационный режим пригвожден. Тысячи и тысячи голосов - мороз по коже!..
В крылатой стихии свободы и достоинства не затерялись и писатели, фронтовики, защитники моей измученной Родины - Юрий Бондарев, Михаил Алексеев, Сергей Викулов, Михаил Лобанов, Владимир Бушин. Шли. Двигались в кипящем грозном потоке. Думали ли они, что после Сталинградской битвы, после битвы за Москву и за Берлин им придется, седым и усталым, знаменитым в своем народе, иметь дело с каскоголовыми?
Не думали и те, кто моложе их - Анатолий Яковенко, Александр Проханов, Станислав Золотцев, Владимир Бондаренко, Валерий Рогов, Игорь Ляпин, Николай Дорошенко, Юрий Шестаков. Сергей Лыкошин отобрал дубину у навалившегося омоновца: разоружил “ратника”... Более ста литераторов крутил, вертел и нес поток людской к Рижскому вокзалу. И - слава Богу: русские писатели разберутся, за каждую каплю безвинно пролитой крови рассчитаются с изменниками!
Мы шли, а в Приднестровье задыхались огнем ученики. Мы шли, а в Цхинвале хоронили безвинных, растерзанных бандитами. Мы шли, а в Баку и Ереване строились в ряды ополченцы. Шли, а нас обгоняли на мордастых грузовиках брошенные на нас, науськанные на нас антирусским телецентром охранники оккупационного режима.
Чудовищный режим - давит и давит, кровавит и кровавит. Когда он насытит утробу? Семь горбачевских лет - измена и предательство, вражда и обнищание. А далее - еще наглее, еще продажнее!.. Потому и упреки:
“Президенты в Дагомысе. В белых рубашках по пляжу гуляют, загорелые тела женщин подсматривают. А славянская кровь, кровь иных племен - брызжет, струится. Асфальт в Москве полыхает, горячий. Авантюристы, выродки Политбюро и Фороса. Очнись, Киевская Русь, и покарай христопродавцев!..”
Людское море пело, гудело, ухало, не агрессивное, а упругое и свободное. Но вот оно тормознулось, приподнялось и заворочалось, расплескиваясь между метро Рижская и Рижским вокзалом: проспект Мира глухо перекрыли грузовиками, а справа, обе улицы, перегородили плотно и смертельно омоновцы: кто - рвущийся в драку, кто - грустный и сжавшийся, стыдно. С кем воевать?..
Молва:
“Сидит Горбачев в хапнутом здании собственного Горбачевского Фонда, а те, двое, гуляют по пляжу... Сидит, ссугобясь, Яковлев, глашатай и теоретик кровавого раздора. Яковлев II и Попцов сидят, тыкаются в форточку проклятого телецентра и клювами стукаются со страха. А железные щиты загремели. Железные каски дзенькнули. Железные дубинки засверкали в дьявольской пляске. Каскоголовые, по приказу оккупационной власти, грянули на русский народ: кровь свистнула по ноздрям стаи. Захмелели!..”
Белый день, белое солнце красными очутились. И куда я ни гляну - чудятся крики: “Горбачев - в каске, Ельцин - в каске, Кравчук - в каске!.. Шушкевич - в каске!.. И Яковлев II и Попцов - в касках!.. А Яковлев I, который Александр Николаевич, подхрамывает, как Тамерлан, и ведет каскоголовую орду на Россию, на Россию: иго сулит нам и разорение, петух кровавый!..”
Человек, воспитанный, в очках и с папочкой, вывалился из-под щелкания дубинок, глотнул воздуха и ничком лег, изуродованный, в крови теплой весь. Лица, лица, люди, люди, живые, обычные, глотающие не воздух, а кровь, вспуганную дубинками, замелькали и затрепетали, как листья в пожаре. Ветер возмущения и обиды пролетел над нами. Но не каждый каскоголовый - каскоголовый, вижу: белый, белее рубашек гуляющих президентов, омоновец, мечется, а не бьет, машет дубинкою, а не опускает. Подхожу и слышу:
“Я не хочу крови, мой взвод с вами!..” С нами. А пока - цветет кровь на асфальте. Цветет гнев и презрение в народе. 22 июня 1992 года демофашисты повторили нападение на русский народ - гитлеровское нападение 1941 года. Писатели-фронтовики шли прямо, шли вместе с народом, не сворачивая, не суетясь. И ты, пузырь, Горбачев, вызревший на “нейтральном” пророчестве, знай: оккупационному режиму нужны полицаи, бериевцы нужны. И суд - впереди. Впереди - суд. Русскую кровь не унять, безвинную кровь не опорочить.
 
Гляжу я на тебя с трудом,
Прораб стяжательства и блуда,
Ты разорил мой русский дом
И сам скитаешься, Иуда.
Спешишь с протянутой рукой
По Азии и по Европе, -
Вулканом вспухнул непокой
За бредом рыночным в холопе?..
Конючишь, доллары копишь,
Серебреники подгребаешь,
В чужой кровати плохо спишь,
В столовой - нехотя хлебаешь.
Тебе поставят и коньяк
И сунут шоколад супруге,
Могильщик Родины, маньяк,
С похмелья сделанный на юге.
Освоил западный разбой
Тупым усердьем попугая,
Ты слышишь, женщина тобой
Ребенка в сумерках пугает:
“Усни, малыш, в полях метёт
И стекла порошит буранцем,
Усни,
          вон меченый идёт
Нас продавать американцам!..”
 
А он - в Израиле: на темени - белая шапочка, ермолка, а на лбу вместо пятна - шестиугольная сионистская звездища, черная, черная. Паучок. В Минске представитель СНГ, Тулеев, брезгливо отстранился от микрофонников, оболгавших эфир, обескураженный Гайдар выскочил на экран. Мило заикаясь и пробуксовывая на русских буквах, заявил: “Госсия с нами!..”
 
* * *
А мы и не сомневались: Гайдар с ними, с микрофонниками... Но Гайдар - не Россия. Гайдару русского-то играть - ежесекундный риск. Гайдар жмет и жмет на цены, как ошалевший моторэкэтёр на газ, а трасса уже кончилась: колдобины - каска звенит... И проселки - чужие, хлябь: назад - тащить и вперед - тащить. Смотавшимся в США “политспортсменам” проще!..
Раздражительная назойливость, несоразмерная кичливость и хроническая торговая неприязнь к русским закомплексовала телевизионных мух: жужжат и ползают. Невыносимо!
Дни, дни... Телевидение - рынок: продается золото и начинающая проститутка, ликует честный и жулик, мечутся, в поисках пользы, священник и бандит.
Яковлев I, получивший от Горбачева телебашню, выволок пятнистого шефа на экран - прокомментировать события. Ворон и ворон, топорщится шеф, каркает, совершенно лысый как биллиардный шар, отполированный кием Рейгана и Буша.. Но лысины не замечаешь. Пятно мешает. Пятно не как на лбу, а как на совести его, на душе его камнем лежит - пятно от него, от Горбачева, на нас, на Родине моей, пятно крови!
Критикует, вздрючивает Ельцина и нас. Скользят мокрые пальцы, мокрые от крови, обшарпанные грудами доллара, ящиками даров, дипломами премий. Во лбу, под бровями - мертво, угасшее подобие глаз: они насквозь прохудились, проржавели, утратили обоняние формы, момент нормальности - мертвые. Предатель Родины голову натужно поднимает, а голова к столу клонится, голая и мертвая, как лошадиный череп, а в черепе - змея шипит. Нет Горбачева - бредущий мертвец. Голова Горбачева - кровавый клок дыма Приднестровья...
Из газет:
“...спросил бы я, почему вы с Шеварднадзе подписали (и немедленно вступил в силу) договор о шельфе в Беринговом море, о его передаче Америке. Нефтяные запасы этого шельфа превышают по оценке специалистов, кувейтские...”
Генеральный секретарь ЦК КПСС?
Президент СССР?
Из газет:
“Бывший Институт общественных наук, принадлежащий ЦК партии, целый квартал зданий рядом с “Аэропортом”. Там все есть: гостиница высшего класса, столовая, ресторан, спортивный зал... Приватизировал своим указом”. Больной? Здоровый. Лысый пахан мафии ставропольский Норьега.
Был ли ЦК КПСС? Было ли Политбюро ЦК КПСС? Была ли КПСС? Не было. Были рядовые члены партии. Был народ, как рыба в реке, перегороженная плотиной, перегороженный на проспекте Мира каскоголовыми, не ведающими - кого оберегают. Неужели - простим? Неужели не организуем суда над блатягами ленинской эпохи? Нельзя их отпускать: атомную карусель состряпают, урки.
Ельцина выволокли на экран. Зачёс прежний, но вялее. Осанка прежняя, но вялее. Язык прежний, но застревает в зубах: наобещал - вдруг провалится на публике? И в богатырской фигуре - едва, едва уловимое измытое разочарование шевелится. О чем рассуждает Президент с подданными? Нахально и невменяемо обобранным и уласканным дубинками гоям вещает:
“Стройте дачи себе. Государственная дача - государственная, стройте личные. Я себе построю обязательно!..”
- С чего, Борис Николаевич, начать?.. - вопит обескураженный раб.
- С администратора, в районе, в городе, со встречи с ним!.. - Икает. Непосредственный... Не они ли ссорят нас, евреев и остальных? Интернациональные лавочники.
Кто они? Циники? Нет. Идиоты? Нет. Мерзавцы? Завербованные? Не знаю. Жать и жать на свой народ, выдавливать и выдавливать кровь!
И - сверкают щиты на солнце. Каски и дубинки лучатся. Фашисты. А высокий, пружинистый Юрий Васильевич Бондарев - полковнику: “Куда вы? Куда вы на свой народ? Даже десантников подключили, ребятишек губите!.. Я бы вас поставил к стенке под Сталинградом, предатель!..”
Площадь у Рижского, между метро и вокзалом, кипит, гудит, клокочет. Спит ли Горбачев? Спит. Прочный. Спит ли Ельцин? Спит. Еще прочнее. Титановые ленинцы. Собственную кровь, каплю за каплей, народу отдали...
Мы с Бондаревым, траурные, возвращаемся вечером домой, вечером 22 июня 1992 года.
- Тяжело?..
- Ничего. Ноги болят. Прострелянные!.. - Да, простреленные ноги - болят. И сердца болят - прострелянные:
 
Ждем краюшку хлеба иль гостинец
От чужого дяди на пути.
Каждый русский ныне - палестинец,
И сраженье где-то впереди!..
 
Они заставят нас двинуться на них, заставят, мародеры. Но с кем и с чем на них двинемся? С военными? Генералы - давно не генералы, оторгашились и завершились, каменнопузые и трусливые: “Чего изволите?..”
С кем двинемся? С чем двинемся? ГКЧП провалил дело, если бы не бесстрашная газета “День” и ее Главный редактор Александр Проханов, ни один член ГКЧП не вылез бы никогда из камеры, ни один.
А народ русский - странный народ. Скапливается на рынках, на остановках трамвая, у киосков и станций метро. Вздыхает. Митингует в поддержку Анпилова и Хазбулатова, Руцкого и Ачалова, требует свободы Макашову и Лукьянову, клянет, скорбит, шутит, веселится. Время бежит. Имена лидеров меркнут и вспыхивают, появляются новые политики, ветшают вчерашние. Уже 1993 год почти проскочил по трибунам и площадям. Уже и кровь убитых омоновцами, раздавленных траками бронемашин, кровь замученных демократическими опричниками, подвысохла, матери и сестры, жены и дети погибших засутулились, а Виктор Анпилов, неистовый и незгибаемый, но шебутной, зовет и зовет Россию к Марксу, к Ленину, к Сталину и к Дзержинскому!..
Борода Маркса, серебрится интеллектуальной сытостью, а русский народ брошен на растерзание ценам и жулью. Уже Бабурин лоснится вдумчивостью и аристократизмом. Уже Сажи Умалатова похудела в борьбе за восстановление СССР, а СССР разваливается дальше и дальше, бывшие политбюровцы ЦК КПСС, засев у рулей суверенных республик, считай, государств, превратились в диктаторов, не менее гнусных, чем Самоса или Норьега.
Марксисты?..
Ленинцы?..
Революционеры?..
Коммунисты?
Взвился над толпою Жириновский. Витийствует Хазбулатов, повесть об истории Руси печатает: писатель - как Горбачев, как Ельцин... А народ осунулся и загрустил. Митингует, да не переворачивает нечисть. Клеймит, да не вышвыривает негодяев. Но уныние в пролитую кровь не пускает. Вот за пыльной бородищей Карла Маркса молоденькая старушечка завопила под гармошку:
 
Книгу Ельцина читала,
Новую, удачную,
А потом с моста упала
Прямо в лужу дачную.
 
Закопошился на асфальте перед старушечкой толсторожий бобёрчик, не очень пробритый, отрекомендовался: - Я Жора с Ижора!.. - И потянул зипунистую, в кацавейке и платочке, старушку за собою, чем-то похожую, поди, на обедневшую пенсионную Лилю, дикторшу:
 
Беловежские бандиты
В пуще напроказили,
Государство за кредиты,
Суки, проалмазили!..
 
Круг шире и шире, а борода Карла Маркса пыльнее и пыльнее, овеваемая газами автомобилей с Театральной площади, с площади Дзержинского и с площади Революции. Еще недавно на площади Дзержинского, на площади Революции и Театральной площади возвышались три иудейские фигуры, бронзовых памятника, проведи черту между ними - Масонский Треугольник в Центре России... Ну, кто мы, кто мы - русские?..
Шире круг, шире. И следующий парень, русый митинговщик, представляется:
- Я певун и проказник, ельцинский указник, в омоновцы не пошел, счастья в анпиловцах не нашел, я не умалатовец и не хазбулатовец, я водопроводчик, на новых русских наводчик, будущий пулеметчик, держись капиталист-заводчик!..
 
Боре взмыть не удалося,
В лайнере, а хочется,
Потому он в Анжалоси
На колесы мочится.
 
И следующая старушечка взяла свое - не проворонила. Взметнула кожушочек нараспашку:
 
Боря молится, он болен,
Только в поликлинике
Вместо русских колоколен
Вкруг него - полтинники!..
 
Господи, ну разве могут немцы, например, так балагурить и беспечно бедовать? Нет, немцы - сдержаннее. А могут ли так отрешиться от горя англичане? Не могут - островные, холодные и туманные гордецы. Ну а могут ли так бесшабашить и бузить французы? Нет, конечно, французы скорее опять Париж сдадут, нам или немцам, нежели согласятся нюхнуть бензинную копоть с бороды Карла Маркса.
 
* * *
 
О, мы, русские - русские, и нет, нет, во Вселенной, нет нам угомона, и перечить, предатель и палач, - перечь нам, расстреливать - расстреливай нас, но помни: русские долго терпят, долго встают, но пошатнут ворота Спасской башни, а в Пекине у Дэн Сяопина гениальная мысль проснется: соединить китайскую молекулу с русской - Америка и скукожится!.. Карнавал, одним словом.
Эккерт, немецкий писатель, остерегал:
“Никакой государственный деятель не может ни понимать своего времени, ни правильно оценивать события, свидетелем которых ему довелось быть, не может уяснить себе того, что совершается в сферах администрации, церкви и народного образования, а также в области политической и общественной жизни, не может даже понять истинного значения некоторых условных терминов и выражений, если он основательно не изучит историю масонского ордена и не постигнет истинного характера и направления его деятельности.
Без этого знания он всегда будет бродить в потемках и будет вынужден рассматривать все события и общественные явления, каждое в отдельности, без их внутренней причинной связи. А потому оценка этих событий всегда будет односторонней и непонятной”.
 
Ельцин сам - бандит в народе,
А кричит: “Лови Мавроди!..”
 
А ну-ка, ваучеры, покажите свои чубайсы, пусть убедится в благополучии вашем Ахуельцин!.. Мы, русские, давно - палестинцы.
Но палестинцы - патриоты, палестинцы - воины. В периоды войн евреев с ними я бывал в палестинских лагерях и среди военных палестинских формирований. Командиры у палестинцев - во!.. Генералы - красавцы отважные! Объявят оборонительную атаку - старики хватаются за ножи. Женщины вперед собак бегут на израильские танки. Дети, ребятишки десятилетние, мальчики кудрявые и широкоглазые, под гусеницы, под гусеницы громыхающих чудовищ ложатся, рубашонку на груди рванув, а под рубашонкой - непокорное знамя Палестины!.. Кто победит такой богоподобный народ?
И в лагерях палестинских патриотическая дисциплина и закон: стариков и детей, осиротевших в битвах за свободу, палестинский народ берет под свое нежное покровительство. На каждых семь, девять детишек закреплена выбранная ими мама. Родная погибла - вступает в ее права она, выбранная, которой ребятишки, сгруппированные в палатке или в общежитии, доверяют свою судьбу и горе, песню и смерть свою, если потребует того от них Палестина, Родина их беззаветная.
Я видел женщину, да, я разговаривал с матерью, пославшей четырех своих детей на танки, под израильские кровавые чугунные колеса, но во имя светлой Палестины, но во славу и свободу великой Палестины и в бессмертную долю и честь воина, патриота!..
Я видел на земле Палестины взорванные и разрушенные до основания храмы, особенно - православные храмы. В Палестине православие не запрещается, а культивируется. И на останках православных церквей и соборов, на покосившихся куполах, на треснувших фундаментах, вратах, окнах, колоколах мелом, углем, краской, чернилами намалевано размашисто, коряво и вызывающе то же гнусное революционное содержание, какое малевали они, изверги, вернее, их отцы и деды, у нас, на русских православных церквях и соборах:
“Религия - опиум народа!
Хватай Бога за...!
Фуй!..
Кизда!..
В рот вам!..” и т. д.
И самое ужасное - намалевано русскими, нашими бесправными буквами. И намалевали наши - евреи, покинувшие Россию соединиться с мощами праотцев. И где намалевали? Среди холмов и долин Иисуса Христа, оккупировав сирийские территории. Чем не второй том, чем не продолжение Библии?..
За позор над языком русским, над русским тысячелетним алфавитом судить их, предателей, пора, но они, мерзавцы, въезжали к нам, бейтаровцы, в расстрельные дни октября 1993 года. Въехали к нам и засели, замаскировались на крышах московских зданий - целиться в нас и косить наповал. Ну, не международный ли нацизм?..
Сколько они покосили русских, с 1917 по 1993 годы, наверное, покосили гораздо больше, чем осталось русских в живых сегодня?
 
Под седыми, как смерть, небесами,
Возбужденный расстрельной виной,
Черный ворон летит над лесами,
Над заснеженной русской страной.
 
Черный ворон в просторе глубоком
Машет крыльями тяжко из тьмы,
Уточняя наметанным оком
Запрещенных могилок холмы.
 
Давит ворона злость и усталость,
Словно
 дьявола перед концом:
“Почему же их, русских, осталось
Даже больше, чем взято свинцом?..”
 
Да, не всюду отравлено поле,
Речка Волга не вся протекла,
А в Рязани красавица Оля
Коловрата опять родила.
 
Он растет не по дням - по минутам,
Чуя прадеда грозный почет,
И, конечно, предъявит малютам
За кровавое месиво счет.
 
Правит ворон к Сиону, к Сиону,
К тем горам, что маячат в былом,
А по русскому горю и стону
Бьет, как ветер, железным крылом.
 
Не прощайте ему, не давайте
Нас негласно опять хоронить,
И от моря до моря -
вставайте
Меч победы ковать и гранить!..
 
В Тунисе палестинцы обиходят храм Александра Невского, почитая святого князя всеми православными чувствами и преклонениями. Бог есть и он с нами, православными людьми.
Пусть грянет карающий меч древнего русского полководца над папскими рыцарями, сеятелями масонской заразы и спидового непокоя на просторах мученика, защитника и повелителя нашего - Христа Вечного!..
Или Коловрат окликнет нас? Палестинцы уже доказали свое бессмертие и волю: создают, заново родят и пестуют Родину!.. Опасно тогда было посещать палестинские лагеря. И нам, а ездил я один, назначали в охрану смертника из палестинцев. Господи, как палестинцы на русских похожи: сердечностью, открытостью, верностью и отвагой!
Сопровождал нас Халед. Стройный, упружистый, как молодой лев, зоркий и стражкий. Лицо монаха. Русского монаха. Лишь смуглее. Оружие не выпуская, глазами, как локаторами, пронизывает шоссе, бегущее через пустыню, через дюны и барханы, через каменные холмы и жаждующие воды речушки. Я заговариваю с ним:
- Вы палестинец?..
- Египтянин...
- А воюете за Палестину?..
- Я араб!..
Эх, просто ли произнести: “Я русский!..” Или: “Я славянин!..” Но когда-то мы, русские, мы, славяне, произносили такое, когда-то... Арабы - нация будущего, замечательный народ - арабы. Лидеры СССР, развалившие СССР, предатели и арабского народа, они - предатели всех тех народов мира, которые верили нам, верили заветам нашим, верили Революции нашей, а уж о палестинцах, преданных масоно-сионистскими демократничающими вождями, я говорить не могу: больно и стыдно говорить!..
Натяни фашистский китель и сапоги, мундир фашистский, с пуговицами и погонами, на Горбачева - похлеще Гитлера. А натяни фашистский мундир на Ельцина? А на Александра Яковлева? А на Алиева? А на Шеварднадзе? А на Кравчука? А на Шушкевича? Даже Гайдар, упакуй его в мышиного цвета фашистскую форму, - Даян и Даян!..
И натворили они у нас и за пределами нашего государства разве меньше нацистов? Они более кровавы, более жестоки, более вредны для нас и для человечества. Но избежали нового Нюренберга, извиваясь ужино и распродавая величайшую державу планеты, подогревая, за ее очертаниями “динамитные” вопросы и претензии, насаждая взрывные споры между братскими армиями и странами. Демократствующие нацисты разожгли неугасимый пожар вражды на земле.
Преступное кровавое масонство, преступный кровавый сионизм искони затевал разлад между славянскими народами и тюркскими народами, между православием и мусульманством. Ныне, опираясь на черное стукачество Горбачева, Яковлева, Шеварднадзе, Ельцина, Гайдара, Запад переложил собственную “зубную боль” на плечи русского народа, достиг цели: русские, никогда не воевавшие во имя покорения той или иной религии, втянуты в религиозные нескончаемые войны, в бои, начиненные этническим порохом...
Война сионистов и масонов с арабами вручена торжественно “на форумах и встречах в верхах” русскому народу: воюй с теми народами, которые относились к тебе с пониманием и симпатией - приоритетная реформа горбачевского антирусского и антиславянского клана. Мы, русские, мы, славяне, мы, тюрки, или арабы, будем терять и терять не только сыновей и дочерей, мы будем постоянно утрачивать отчие территории, окультуренные трудом и потом наших предков. Родина в огне и крови, черные картавые вороны кружат и кружат над нами.
 
* * *
 
Вернувшись из Туниса, я прочитал в газетах: “Задержан и арестован смертник Халед, египтянин, сын президента Гамаля Абдль Насера, террорист...” Я никогда не приму терроризм, никогда еврейский народ не посчитаю худшим или лучшим в народах планеты: нормальный народ, как все народы, но масоно-сионистское иго висит над судьбою России.
И мне смешно было читать у Хазбулатова: дескать, я никогда не представлял себе глубины и опасности внедренного влияния сионизма и масонства на колебания социальных и национальных погод в обществе, смешно! Не представлял. А куда же ты верховодить лез!
Вот, скажем, Александр Яковлев - представлял и представляет, непотопляемый культурный катамаран.
Монотонно, с палаческой расчетливостью, бухали и бухали пушки с тупых неуклюжих танков, блокировав Дом Советов, бухали и бухали снарядами в каждый этаж, а по этажу - в каждое окно, а в окне - в каждое стеклянное звено, бухали и бухали. А внизу русские офицеры, русские генералы, одутловатые от водки, как неуклюжие, раздувшиеся от крови, клопы, командовали избиением и расстрелами беззащитных русских людей, заявивших свое несогласие с подлейшим изменническим режимом. Русские офицеры, русские генералы, не побрезговавшие соучастием израильских снайперов, убивали единокровных граждан, православных христиан.
Кто - эти режимные выблядки? Неужели Бог не покарает их, омундиренных шакалов? Эсесовцы. Рейховские микрофюреры. Ну в чем их отличие от фашистов? Ныне уже половина их слетела в небытие с мясных должностей: крысы крысам облаву устраивают, крысы крыс загрызают. Бог есть. И они бы, русские, как выехавшие из СССР евреи, малевали бы матершину и непотребу на русских церквях и храмах...
Я и поэт Владимир Фомичев из моего кабинета, в Литературном институте им. А. М. Горького, пробираемся Южинским переулком к площади Восстания. Пули свистят странно - шепелявят, как дикторши в Останкино, а мы, не разбирающиеся в тайнописи войны, пробираемся, интуитивно чувствуя присутствие смерти...
Снайперы засели на крыше радиостанции по улице Качалова, и щелкают. На тротуар падают с криком люди - впереди. Упираемся в трагедию и сворачиваем на Качалова, а с Качалова на площадь Восстания спешим. Щелкают. Пули чаще и чаще неприятно шепелявят, присвистывая. Не израильтяне ли?.. Русская армия и русская разведка, русская милиция и русская администрация столицы пропустила их. Кто правит русскими?.. 
Мальчик навстречу - слезы утирает, бежит, как зайчик, отскакивает от нас. Бежит к Дому Советов, не оглядываясь.
- Куда ты, там убьют!.. - путь ему загораживаю.
- К папке!.. - и прибавляет рыси паренек.
А на площади Восстания тесно. Стоят. Молчат. Движутся. Орут. Сидят. Склоняются. Молятся. Поют “Гимн Советского Союза”, поют “Боже, Царя храни”. Целуют икону. Крестятся на Дом Советов. Плачут на плече знакомого. Плачут в одиночку. Столпотворение. А мальчик вприпрыжку, вприпрыжку - и проколол, тоненькая игла, заслоны омоновцев, и растворился за ними, жующими американскую резинку...
Но вдруг теснота на площади размежевалась на проходы и коридоры, расступается народ, расступается, и видим: огромного роста, широченные плечи, без бушлата, в тельняшке, обтянувшей великаньи мускулы, покачивается и тяжело выбрасывает ноги матрос, словно боится поскользнуться и грохнуться на лёд.
И мы расступаемся с Фомичевым. А матрос шаг, второй, третий делает и падает на грудь глухо и неподъемно. Падает. А по спине красная волдыристая лента, от русого затылка и до черных брюк, заливает и багрянит, багрянит полосатую тельняшку. Смертельно ранен снайпером...
- Володя, куда пропал мальчишка?.. - спрашиваю автоматически Фомичева.
- В пекло, откуда матрос!..
- Да, в пекло, в пекло, в ад Сиона...
А пушечная молотьбы с танков разгорается и разгорается. Стон изувеченных. Стон железа. Смрад. Горит народная власть: ее ведь так и не отдали ленинцы народу. Кто-то сунул нам запоздалое воззвание, которое я, по просьбе Юрия Васильевича Бондарева, и сочинил...
 
Дорогие россияне, соотечественники!
 
Горько и больно видеть, как черные силы, возглавляемые, ультраперестроечными деятелями, безответственными людьми, шумно ведут дело не только к расколу и обнищанию общества, но и к развалу, к разделу, к преступно-торгашеской, раздробленности нашей великой страны.
Нежная, гордая, единственная у каждого из нас Родина - в опасности! Встанем, с детьми и внуками - за нее! Другой, такой у нас - нет.
Голосуйте за единый, надежный Дом! Защищайте свою материнскую речь, свою древнюю историю, свою культуру! Мы - разноязыкие, разноликие, но мы - единая нация, единая Отчизна. Нашими дедами, отцами, братьями, сестрами - их могилами - подтверждена бессмертная истина: не отступай, погибни, но стой за свободу, не предавай!..
Куда ни глянь - горят памятью и скорбью над вечными холмами прямые и неподкупные обелиски. Неужели и это у нас отберут?!
Пятьдесят лет, 1941 и 1991 годы, - кое-кто собрался позорно “отметить”: расправиться, “мирно” убрать СССР с планеты, превратить великую державу в мелкие, грызущиеся между собою, образования. Будьте бдительны! Иные ультраперестроечные деятели уверены, что мы, сами, своими руками, подпишем трагический приговор Отечеству.
Неовожди, всплывшие на мутной волне перестройки, хотят проторговать нас, проторговать землю нашу, доведя ситуацию до кровавой смуты. Нет! - им, чужим, лживым, жестоким.
Достаточно разрушительных экспериментов, распрей и столкновений. Хватит испытывать наше терпение.
Рабочие, крестьяне, интеллигенция, проявим сегодня волю и разум! Наш путь - путь к дружелюбию, к труду, к жизни.
Россияне, соотечественники, наша Родина - единая, великая Родина!
 
Союз писателей РСФСР
 
Воззвание это я сочинил около года назад, но сейчас оно выглядело запоздалее и запыленнее бороды Карла Маркса... Штурм Дома Советов сотрясал наши души весь день. И солнце, печальное и умное, весь день, весь день то выглядывало, то пряталось, от невыносимого русского горя и русского беззащитничества, в облаках, высоко проплывающих над Москвою.
Утром, 5 октября 1993 года, под Кутузовским мостом, на траве, мы с Фомичевым наткнулись на юный трупик вчерашнего мальчика. Он лежал - как бежал, как запнулся и не добежал до родного человека, папы своего. Очевидцы рассказывают: настиг мальчишку кантемировский полковник и выстрелил ему под ложечку... И еще очевидцы рассказывают, будто отец его - поэт, а мать учительница математики. Он у них последний и единственный: долго детей не рожали, ждали радости и дождались...
А на полугодие со дня ельцинской расправы над русским восставшим народом, в день казни рабочих и крестьян, инженеров и учителей, кресты взошли, как багряные розы, вокруг Дома Советов, и жарко, жарко палачи русского народа задышали в своих апартаментах и в своих “мерседесах”, жарко, жарко, но самый расплатный жар - грядёт.  
 
Что строил дед, пошло на ветер прахом,
Промотано, что воздвигал отец.
А ныне я гляжу во тьму со страхом,
Где рушится мой солнечный дворец.
 
Кровь русская на белой цитадели.
Цветы, цветы - поминовений вздох.
О, тот Дворец, как лебедь, взмыл в апреле
Через хребты орудий и эпох.
 
Пока еще запрещены скрижали,
Но внуки прочитают на шелках:
“Здесь мертвые под пулями лежали,
А гнев живой бугрился в желваках!..”
 
Плыл не Дворец - огнем объятый крейсер,
Шумел народ, змеился окоём.
Всех, кто погиб геройски в этом рейсе,
Мы скоро поименно назовем.
 
Гляжу во тьму - стальная панорама, -
Неужто русских Бог не сохранит?
Невиноватой кровью брызжет мрамор,
В слезах страны купается гранит.
 
А палачи не знают укорота:
“Огонь!..”
    “Огонь!..”
         Но русским не конец!..
Спрошу я у казнителей народа:
- Зачем вы расстреляли мой Дворец?
 
Сиял он гордо у России нашей,
Её вы расстреляли, но она
Не может быть расстрелянной и павшей,
И зов ее летит сквозь времена!
 
Вставайте же на зов матери!.. Вставайте!.. Ну хотя бы того мальчика похоронить - вставайте!..
 
1992-1995