Повесть «Фауст» была написана И.С. Тургеневым в 1856 г. В.М. Маркович и Л.М. Долговой в примечаниях к собранию сочинений И.С. Тургенева справедливо усматривают связь героини повести «Фауста» Веры с сестрой Л.Н. Толстого М.Н. Толстой, с которой писатель познакомился осенью 1854 г. в «имении Толстых Покровском, находившемся поблизости от Спасского» [3.Т.6.С.345]. «Не только женское обаяние, но и черты по-своему незаурядной личности роднят героиню «Фауста» с М.Н. Толстой» [3.Т.6.С.346], – считают исследователи. Это сходство отмечалось и ее дочерью, и членами семьи Л.Н. Толстого, и их близкими друзьями. Близость героини «Фауста» Веры Николаевны Ельцовой и М.Н. Толстой многое объясняет в русской повести с немецким названием. Совершенно очевидно, что родовые черты графини М.Н. Толстой, воспитанной в русских народных традициях, стали доминантой образа Веры и вывели её ценою смерти из духовно-нравственного тупика, возможно, даже вопреки замыслу автора. Да и «сама М.Н. Толстая узнавала в повести эпизоды, в которых отразилась пора её знакомства с И.С. Тургеневым…» [3.Т.6.С.346].

Для понимания духовно-нравственной позиции И.С. Тургенева важно также уяснить его отношение к произведению немецкого писателя. «Фауст» Гете, по словам переводчика Ф. Боденштедта, «был любимым произведением Тургенева; первую часть его он знал почти всю наизусть» [3.Т.6.С.346]. И.С. Тургенев перевел последнюю сцену первой части «Фауста», а в 1845 г. написал рецензию на перевод «Фауста» М. Вронченко и статью, посвящённую анализу трагедии Гете. Однако ещё в 1843 г. И.С. Тургенев в статье о переводе Ф. Миллером на русский язык «Вильгельма Телля» Шиллера затрагивает вопросы, которые свяжут воедино статьи русского писателя о «Фаусте» Гете, об образах Гамлета и Дон Кихота («Гамлет и Дон Кихот») и повесть «Фауст», вопросы, касающиеся его оценки русской и западноевропейской литературы.

В статье «Вильгельм Телль» И.С. Тургенев дает определение «великого произведения», которое верно отражает характер целого народа, «сокровеннейшую сущность» [3.Т.11.С.9]. Важно, что человека, как личность, писатель рассматривает сквозь призму принадлежности к своему народу и с этой же точки зрения оценивает любое художественное творчество. Писатель велик, когда изображает человека, его качества, «всю его личность самым тесным образом, связанную с недостатками, качествами и личностью его народа» [3.Т.11.С.8]. В связи с этим заслугу Шиллера И.С. Тургенев видит в том, что он сумел уловить и выразить дух народа, «германский дух», основным свойством которого писатель считает «распадение между мыслящим разумом и исполняющей волей» [3.Т.11.С.8]. Эту же черту И.С. Тургенев впоследствии выявит у Гамлета («Гамлет и Дон Кихот») и назовет её рефлексией.

В статье о «Фаусте» Гете И.С. Тургенев продолжает разговор о немецкой литературе и о народности, дополняя и конкретизируя данные понятия. «Жизнь каждого народа, считает И.С. Тургенев, «можно сравнить с жизнью отдельного человека», но «народ, как природа, способен вечно возрождаться» [3.Т.11.С.18]. Молодость человека, подобно молодости народа, И.С. Тургенев связывает с романтизмом, «эпоха которого настала для Германии во время юности Гете» [3.Т.11.С.19]. «Величие» Гете «состояло именно в том, что все стремления, все желания его народа небесплодно отражались в нем» [3.Т.11.С.21]. Так как Гете был немцем 18-го в., века Просвещения, наследником Реформации (протестантизма), то эти идеи он и вложил в своего «Фауста». В связи с чем И.С. Тургенев совершенно справедливо определяет поэму Гете как «чисто человеческое» (в гуманистическо-возрожденческом значении), «чисто эгоистическое произведение» [3.Т.11.С.22]. Свое утверждение И.С. Тургенев объясняет воздействием на общественное сознание немецкой идеалистической философии (Фихте, Шеллинга, Канта), которая способствовала раскрытию индивидуалистического сознания, следствием чего стало «распадение Германии на атомы, где «каждый (о человеке вообще, то есть в сущности) хлопотал о своей собственной личности» [3.Т.11.С.22].

Так и гетевский Фауст «с начала до конца трагедии заботится об одном себе» [3.Т.11.С.22]. С начала и до конца об одном себе заботится и главный герой тургеневского «Фауста» Павел Александрович. Эгоизм главного героя гетевской трагедии И.С. Тургенев объясняет «самым резким выражением романтизма» [3.Т.11.С.22], так как Фауст представляет немецкий народ эпохи романтизма, т.е. молодости, которой свойственны максимализм и индивидуализм. Этим отчасти русский писатель и оправдывает Фауста. Сам Гете и похож и не похож на своего героя, по мнению И.С. Тургенева. «Гете не признавал ничего вне сферы чисто человеческой» (т.е. не признавал Бога – Г.К.), поэтому для Фауста, которого волнуют «трансцендентальные вопросы» [3.Т.11.С.23], он «не мог найти удовлетворительного разрешения» [3.Т.11.С.23]. Конец поэмы Гете И.С. Тургенев, на наш взгляд, справедливо считает натянутым, несмотря на то, что Мефистофель не получает души Фауста, и ангелы несут её к Богу:

Пламя священное!

Кто им охвачен,

К жизни блаженной

Добра предназначен.

Воздух очищен,

Братья, в полёт!

Дух сей похищённый

Вольно вздохнёт [1.С.463].

Гете, «весь погруженный в себя», как и Фауст, близок самому И.С. Тургеневу, так и не определившемуся в вопросах веры. Свои метания в этой области И.С. Тургенев соотносит с фаустовскими, в душе которого писатель видит столкновение религиозного средневекового сознания и сознания новейшего времени, «эпохи разума и критики». Фауст, по мнению И.С. Тургенева, «сын своего прошедшего», Мефистофель – это новое время, «дух отрицания». Из этого следует, что Мефистофель, романтизм и отрицание – синонимы.

В повести И.С. Тургенева «Фауст» новое время воплощено в образе Павла Александровича (и Мефистофеля, и Фауста), старое представлено семьей Ельцовых. Мефистофелевский дух «отрицания и критики» в новое время «постепенно теряет свою чисто разрушающую ироническую силу», считает Тургенев, он «наполняется» «новым положительным содержанием и превращается в разумный и органический прогресс» [3.Т.11.С.24]. Так и с Павлом Александровичем (Фаустом) происходят некоторые перемены после гибели Веры. Однако эти изменения не духовного, но душевного плана и отражаются они в абстрактных философских рассуждениях «о тайной игре судьбы», «слепом случае» и «смирении перед Неведомым». Павел Александрович – это Мефистофель и Фауст одновременно, в то же время он и философ-романтик эпохи немецкого идеализма, в нем живут тургеневские Дон Кихот и Гамлет («Гамлет и Дон Кихот»).

«Фауст» И.С. Тургенева – это попытка воплотить замысел Гете на русской почве, проанализировать возможное воздействие произведения гениального немецкого поэта на русскую душу и русскую культуру». «Может быть, мы, читая «Фауста», – пишет И.С. Тургенев, – поймём, наконец, что разложение элементов, составляющих общество, не всегда признак смерти… Мы не будем бессмысленно преклоняться перед «Фаустом», потому что мы русские; но поймем и оценим великое творение Гете, потому что мы европейцы…» [3.Т.11.С.37]. Но такое разложение элементов как в обществе, так и в душе человека есть отрицание соборности русского народа. Думается, что амбивалентность И.С. Тургенева так и не позволила ему до конца понять русскую душу, которая в наивысшем своём воплощении тождественна православию.

Интуитивно в Мефистофеле И.С. Тургенев обнаруживает общую черту для России и Запада эпохи декаданса. Этой чертой становятся рефлексия как «воплощение того отрицания, которое появляется в душе исключительно занятой своими собственными сомнениями <…>» [3.Т.11.С.27]. «Мефистофель бес каждого человека, в душе которого родилась рефлексия» [3. Т.11. С. 27] в такой душе он становится полноправным властителем. При этом условии высказывание И.С. Тургенева о том, что Мефистофель – «бес людей одиноких», «отвлеченных» бес, «страшный своей ежедневностью, своим влиянием на множество юношей» [3.Т.11.С.27], становится верным и пророческим.

Мефистофель, как бес рефлексии, отрицания и критического начала, по верному наблюдению И.С.Тургенева, поражает людей, подобных Фаусту, «эгоистичных», «самолюбивых», «мечтательных», «философски равнодушных», которые «пройдут мимо целого семейства ремесленников, умирающих с голода» [3.Т.11.С.27].

В образе Павла Александровича И.С. Тургенев неслучайно объединил черты Мефистофеля и Фауста, рефлексию и критическое отрицающее начало, эгоизм и мечтательность. Рефлексия, по мнению И.С. Тургенева, «составляет отличительную черту <…> современности» [3.Т.11.С.42] по-русски «рефлексировать» – значит «размышлять о собственных чувствах» [3.Т.11.С.42]. Рефлексию, как элемент отрицания, И.С. Тургенев считает и силой, и слабостью. Рефлексирует, а значит размышляет, Фауст. Рефлексирует и Павел Александрович. Рефлексировать стало модным и на Западе, и в России. И в этом решающую роль сыграла немецкая классическая идеалистическая философия эпохи романтизма.

Рефлексию своего героя И.С. Тургенев, в отличие от Гете, показывает, через личную переписку. Воздействие же рефлексии на героиню повести А.С. Тургенева изображено не непосредственно, а через произведение Гете, которое ей читает Павел Александрович. Это позволяет И.С. Тургеневу говорить о рефлексии как о западном явлении, с одной стороны, с другой – показать её негативное воздействие на душу русского человека.

В «Фаусте» И.С. Тургенев изображает один эпизод из жизни Павла Александровича – соблазнение им Веры Ельцовой. Повесть названа в подражание гетевскому «Фаусту», и в ней действительно произведение немецкого поэта играет решающую роль в судьбах героев. Однако название несет дополнительную смысловую нагрузку. И.С. Тургенев проводит параллель между соблазнением Фаустом Гретхен и Павлом Александровичем Веры Ельцовой. Здесь отразилось не только преклонение И.С. Тургенева перед талантом Гете, но и попытка отыскать явления, характерные для западной мысли в русской среде.

Подобно И.С. Тургеневу Павел Александрович возвращается после долгого отсутствия на родину, «в своё старое гнездо, в котором не был – страшно вымолвить – целых девять лет» [4.Т.1.С.7]. Он обнаруживает в книжных шкафах «Фауста» Гете, «привезенного» «когда-то из-за границы», которого он знал «наизусть (первую часть, разумеется) от слова до слова» и «не мог начитаться им» [4.Т.1.С.7]. «Фауст» Гете напомнил герою его пребывание за границей, в Германии. Об этом сообщается в первом письме Павла Александровича Б. к Семену Николаевичу В. Из письма становится очевидным, что герой находился в состоянии греха уныния, которого не скрывает и которое называет «скукой», а И.С. Тургенев – рефлексией (у немецких романтиков – томление, которое Гегель считал мечтательностью и относился к нему отрицательно). В России эта болезнь века породила «лишних» людей и нигилистов.

Павел Александрович в свои почти сорок лет томится от бездействия. Эгоизм, мечтательность и рефлексия, «бес людей одиноких и отвлеченных», сформировали в нем критическое отношение к действительности. Мефистофелевское начало исказило духовное зрение Павла Александровича. Он стал видеть исключительно только отрицательное и уродливое в людях и в жизни: плох его «покривившийся и вросший в землю домишко», ключница Васильевна «совсем высохла и сгорбилась», старик Терентий «на ходу выворачивает худенькие ножки», на которых «болтаются желтые панталошки» и т.п. [4.Т.1.С.9]. Герой еще способен восторгаться природой, но и пейзажи навевают на него «не то лень, не то умиление» [4.Т.1.С.8]. Из первого письма видно, что главный герой так и не обрел своего места в жизни, не обзавелся семьей, не имеет чётких духовно-нравственных ориентиров.

События, изложенные Павлом Александровичем, И.С. Тургенев назвал рассказом в девяти письмах, подчеркнув этим незначительность их для главного героя, который, обретя модную для западного человека рефлексию, утратил христианскую веру, стал равнодушным к своему ближнему. Он увлекается Верой Ельцовой «от скуки», соблазняет её утонченным философствованием (рефлексированием), и потому главное трагическое событие рассказа – гибель Веры – не стало для него подлинной трагедией, а лишь звеном в веренице событий, о которых он мимоходом сообщает в письмах приятелю.

И.С. Тургенев, подобно многим западноевропейским писателям, с которыми он близко общался (Флобер, Золя, Мопассан, братья Гонкур, Доде), положил в основу сюжета своей повести модный тогда в европейской литературе адюльтер, который мастерски разработал Флобер в «Госпоже Бовари». И.С. Тургенев сделал участниками адюльтера западника Петра Александровича, его университетского товарища Приимкова, «малого довольно пустого, хотя не злого и не глупого» [4.Т.1.С.10], и Веру Николаевну Ельцову, внучку итальянки с мистической фамильной историей. Вслед за Мериме («Кармен», «Коломба»), И.С. Тургенев создаёт романтический, таинственный ореол вокруг своей героини и её родословной, которая с христианской точки зрения отягощена родовым грехом – убийством: «Мать Веры Николаевны родилась от простой крестьянки из Альбано, которую на другой день после ее родов убил трастеверинец, её жених…» [4.Т.1.С.7]. Однако для И.С. Тургенева всё-таки важен не христианский, а авантюрный элемент в семейной истории Веры, призванный акцентировать страстную итальянскую наследственность её темперамента (возможно, не без влияния Стендаля), тщательно героиней скрываемую и подавляемую. Что касается эпиграфа повести, который И.С. Тургенев также взял из «Фауста» Гете, «Отречься (от своих желаний) должен ты, отречься» [4.Т.1.С.7], то эти слова можно отнести ко всем персонажам повести «Фауст» с одной поправкой: тургеневским героям надо не отречься от греховных страстей и желаний, а раскаяться в них и покаяться. Думается, что И.С. Тургенев придал словам из «Фауста» Гете совершенно иной, отличный от христианского иронический смысл, так как именно отречение от связи с Петром привело, по его мнению, героиню к смерти. Вера, поддавшись искушению, вызванному чтением «Фауста» Гете, поняла, что согрешила против заповеди Господа о браке. Она осознала, что прелюбодействовала в сердце своём, и теперь, чтобы спасти душу, должна отречься от страстей и покаяться. Её болезнь и смерть, как результат греха, свидетельствуют о раскаянии русской православной женщины, осознавшей глубину своего нравственного падения. В этом поступке Вера как бы ушла из-под власти писателя (наследственности, темперамента и т.п.) и зажила своей собственной жизнью.

Несмотря на то, что сообщение о еёсмерти даётся через восприятие Петра Александровича, болезнь Веры И.С. Тургенев показал как греховную болезнь. Вера поняла и оценила и «Фауста», и Мефистофеля, и Павла Алексеевича правильно, как христианка: они стали для неё единым олицетворением сил ада. Недаром последними словами Веры, обращенными к Павлу Александровичу, были: «Чего хочет он на освященном месте, этот…вот этот…?» [4.Т.1.С.31], и можно закончить – дьявол. Она, как и гетевская Маргарита, ясно осознала, с кем имеет дело, и ужаснулась своему падению. Вера не смогла пережить (как и Маргарита) связи Петра Александровича (Фауста) с силами зла (Мефистофель), его черствости и равнодушия, его сознательного вовлечения её в грехопадение.

Вспомним, как заканчивается третья глава новеллы Мериме «Кармен». Она заканчивается словами Хосе, подводящими итог его исповеди о страсти к Кармен и ее убийстве: «Бедная девочка! Во всем виноваты калесы: это они так воспитали её» [2.Т.3.С.100]. Цыганским воспитанием Хосе пытается объяснить и оправдать преступное, греховное поведение Кармен. Вполне вероятно, что И.С. Тургенев сдержанное поведение Веры Николаевны также считает результатом воспитания матери, её контроля и запретов.

 

В отличие от Павла Александровича Вера немногословна, поэтому его слова представляются легковесными, а слова Веры значимыми. Так, в седьмом письме Павел Александрович сообщает, что он, только встретив Веру, узнал, что «значит полюбить женщину», и тут же называет своих кумиров, среди которых куртизанка Манон Леско. В восприятии Павла Александровича «любовь всё-таки эгоизм» [4.Т.1.С.26], а не самопожертвование. Верой Николаевной он увлекся «от скуки» и с определенной целью – добиться её, так как ему не удалось это сделать в молодости. Муж Веры не стал для него помехой. Павел Александрович с лёгкостью идёт на разрушение семьи, считая Приимкова человеком недалёким и неравным ему. Он нарушает христианские заповеди, не задумываясь, будучи готовым призвать на помощь самого Мефистофеля ради плотского удовольствия.

С Верой Николаевной всё обстоит иначе. Она первая сказала Павлу Александровичу о своей любви, зная, что женщина, тем более замужняя, не должна так себя вести, поэтому её признание прозвучало как приговор к смерти. Символично, что перед признанием Вера Николаевна спрашивает, «верит ли Фауст в бога» [4.Т.1.С.28], и, не получив от Павла Александровича никакого ответа, догадывается, что – нет, и вспоминает сцену соблазнения Фаустом Гретхен.

 Результатом совместного чтения «Фауста» Гете стало трагическое признание в любви Веры Николаевны, которого страстно ожидал Павел Александрович и с которым он, как и Фауст, не знал, что делать дальше. В отличие от Павла Александровича Вера чувствовала, что их дальнейшие отношения невозможны для неё, как жены и матери троих детей. Она дала волю страсти в единственном поцелуе и не смогла пережить своего желания измены в мыслях. Хотя Вера не любила мужа, для нее брак был священным таинством, охраняемым Богом. Изменив мужу, она нарушила Божьи Заповеди, и болезнь стала единственным возможным для нее вариантом раскаянья. Этого Вера ещё не поняла разумом, но душа-христианка уже откликнулась на грех прелюбодеяния болезнью тела.

Разрешив конфликт повести смертью Веры Николаевны, И.С. Тургенев больше интуитивно, нежели осознанно, показал реакцию православной души и православной культуры на насильственное вживление в нее инославных и инородных традиций.

2009

 

 

Литература

 

1.     Гете. И.В. Фауст / И.В. Гете. – М., 1969.

2.     Мериме П. Собрание сочинений в 4 т. / П. Мериме. – М., 1983.

3.     Тургенев И.С. Собрание сочинений в 12 т. / И.С. тургенев. – М., 1976 – 1979.

4.     Тургенев И.С. Сочинения в 2 т. / И.С. Тургенев. – М., 1980.