Завершая статью «Как жулики сливали Родину», автор пообещал рассказать об удивительных «приватизационных» махинациях в брежневском СССР, по сравнению с которыми фарцовка и подпольные швейные фабрички – совершенно невинные занятия. Однако спекулянты и цеховики периодически отправлялись по этапу, а крупное жулье наслаждалось жизнью и продолжало бег по карьерным лестницам. Ниже – моя беседа с одним благополучно дожившим до наших времен махинатором.

– Как вам удавалось покупать боевые корабли, это же в голове не укладывается?!

– Ну, работал-то я в «оборонке». И знал всех на самом «верху». На своих капитанских мостиках стоял в фуражке, подаренной главнокомандующим ВМФ СССР адмиралом Горшковым, – как-то раз ее сдуло порывом ветра, и я едва не утонул, пытаясь ее спасти. Прекрасно знал и министра обороны СССР Устинова, в неофициальной обстановке называл его дядей Димой. Иногда приходил к нему с заявлением: «Прошу продать мне списанный корабль по цене металлолома». И дядя Дима накладывал резолюцию: «В виде исключения». Перед списанием с тральщиков, торпедных и прочих боевых катеров снимали вооружение, затем корабли взвешивали, и я шел в кассу оплачивать счет. Эти корабли все равно были обречены, ведь чтобы освободить место у пирса, их просто затапливали, открывая кингстоны.

– Неужели из-за собственного флота у вас не было никаких проблем с советским законодательством?

– В восьмидесятом году в Москве проходила Олимпиада, и многие состязания я наблюдал из правительственной ложи. А в день закрытия игр пригласил соседей по ложе пройтись на одном из моих кораблей по Москве-реке в Строгинскую пойму, чтобы устроить ночной пикник на острове. У меня там были закопаны бутылки шампанского, и эти сюрпризы требовалось отыскивать, отсчитывая от определенного дерева столько-то шагов в направлении той или иной части света. На камбузе приготовили плов – огромный казан стоял сразу на всех четырех конфорках плиты. В общем, человек сорок крупных чиновников от души провеселились до самого утра. А в последующие две недели в ЦК КПСС поступили восемнадцать анонимных доносов. На меня, естественно.

– Иными словами, многие ваши гости просто лопались от зависти?

– А как же! Считалось, что в СССР не может быть частных кораблевладельцев. Но раз уж один такой завелся, нужно быстренько поставить его на место, чтобы уравнять с остальными. Однако в ходе разбирательства в ЦК выяснилось, что все формальности при покупке судов соблюдены. «Нескромный этот товарищ! – возмущался один из больших моих "доброжелателей". – Простой человек, рабочий, разве может попасть к министру обороны?». В итоге выговор мне вынесли «за партийную нескромность». Что ж, формулировка не предусматривалась партийным уставом, но верно отражала существо дела. Я ведь и «жигулей» никогда не покупал – только «мерседесы», которые часто менял.

– Но разве не Владимир Высоцкий в семьдесят шестом году пригнал в СССР первый «мерс»?

– Разумеется, нет! Понимаете, для советских НИИ ежегодно закупались примерно двадцать штук очередной модели «мерседеса». Две–три машины распиливали, разбирали по винтикам, чтобы выведать западногерманское ноу-хау и внедрить его в отечественный автопром. Остальные распродавали на самом высоком уровне по цене «волги» – за пять тысяч рублей. Примерно раз в два года я обращался к премьеру Косыгину, тот давал поручение министру торговли СССР Александру Струеву, Струев – министру торговли РСФСР Всеволоду Шиманскому, Шиманский – начальнику главного управления торговли Мосгорисполкома Николаю Трегубову.

– Этот тот самый, который позднее будет арестован по «делу Соколова» и объявлен крестным отцом московской торговой мафии?

– Тот самый, тот самый. И все накладывали резолюцию: «В виде исключения». Свой старый «мерс» я исправно сдавал, после чего на нем раскатывал кто-то из министров. Конечно, бывали случаи, когда люди «сверху» продавали «мерсы» грузинам – за очень большие деньги.

– Понятное дело: Грузия жила припеваючи благодаря отсутствию конкуренции. Стоило убрать железный занавес, как страна обанкротилась: гнусные табак и чай лишились спроса, а мандарины остались в Абхазии... Итак, вы были видным участником пирамиды блата, а народ давился в очередях за отвратительной колбасой. Совесть не мучила?

– Знаете, что я вам скажу? В этой пирамиде участвовала вся страна. Только одни умудрялись покупать «с черного хода» говяжью вырезку и итальянские туфли, а другие – «мерседесы» и военные корабли. И первые отчаянно желали обладать возможностями вторых. Такова была повседневность, порожденная неэффективной и поэтому остродефицитной экономикой. По-вашему, я должен был и от подаренной мне московской квартиры отмахнуться? Или следовало отказываться от приглашения на день рождения первого секретаря ЦК среднеазиатской республики, который присылал в Москву за нами с женой турбовинтовой лайнер? Если бы я не пользовался имевшимися возможностями, меня следовало бы, с точки зрения советского менталитета, отправить на принудительное лечение. К психиатру. А вы еще о совести речь заводите!

– Кто ж вам квартиру-то подарил?

– В шестьдесят восьмом году я женился. Первый секретарь Московского горкома Виктор Гришин и председатель Мосгорисполкома Владимир Промыслов преподнесли нам ордер на квартиру. А Шиманский, тогда еще первый замминистра торговли РСФСР, презентовал на свадьбу финский холодильник «Розенлев» с выставки в Монреале – таких в СССР еще не никто не видел. Кроме того, Всеволод Павлович подписал нам разрешение на покупку новой «волги». Знакомый генерал КГБ распорядился установить на нее восьмицилиндровый двигатель – такие моторы ставили на «волги», которые сопровождали «зилы» высшего руководства. Ну, а госномера на наших машинах всегда были из серий МЩ или МОЩ. Такая вот была «мощь» – без права проверки и остановки сотрудниками милиции.

Интересно, как окружающие воспринимали такого вот «мажора» за рулем шикарной иномарки или за штурвалом личного корабля?

– Ну, понять, частный перед вами корабль или нет, могли немногие, такой вопрос в СССР редко и в голову кому-то приходил. Тем не менее, корабли-заправщики больших судов сами навязывали свои услуги. «Налить семьдесят тонн в баки или пятьсот тонн прямо в трюм? – спрашивали матросы. – Все равно это обойдется в бутылку водки». Солярка же тогда почти ничего не стоила.

– Вот вам и моральный кодекс строителя коммунизма!

– Благодаря игнорированию закона стоимости царствовала мораль наоборот. К примеру, как в колхозах тракторам засчитывали дневную норму? Отнюдь не по тому, сколько гектар машина вспахала, а в зависимости от того, сколько она израсходовала топлива. Механизаторы сливали солярку где-нибудь на краю поля, получали трудодень на основании того, что бак уже пуст, и с чистой душой отправлялись дуть самогонку. Когда я приезжал в белом «мерсе» и в белом костюме на АЗС, где заправлялись «кразы», их водилы дико удивлялись тому, что «мерседес» тоже «кушает» солярку: «Мужик, не пачкай руки, мы сами тебя заправим». И заправляли – естественно, из баков своих монстров. Но и с бензиновым движком проблем не было: военные наливали мне полный бак за один рубль. Ровно.

– Слушайте, а как же вы чинили свои крутые «тачки»? Понятно, что они очень надежны, но хотя бы профилактику сделать, какие-то запчасти вовремя менять...

– В Москве возле ВДНХ располагалась единственная авторемонтная станция для иномарок, она значилась под номером семь. И здесь так же беспардонно попирался закон стоимости: подобно самим автомобилям, запчасти закупались за полноценную валюту, но продавались за рубли...

– В пересчете по чудовищно заниженному курсу, который публиковала газета «Известия» в последний день каждого месяца!

– Да, так государство лишь усугубляло дефицит валютного баланса. Закон стоимости требует уважения к себе!

– Наверняка работать на седьмой станции было сверхпрестижно: слесари имели возможность непосредственно соприкоснуться как с сакральным миром зарубежного автопрома, так и с представителями советской элиты?

– Верно, порой даже приходилось настаивать, чтобы выписали счет за ремонт, а на станции отказывались: «Что вы, что вы?!». В итоге выписывали счет на каких-нибудь двенадцать рублей, а то и вовсе на символические три рубля шестьдесят две копейки.

– Столько бутылка водки стоила в семидесятых...

– А знаете, что я вам еще скажу? В пирамиде блата все-таки имелась какая-то сермяжная правда. Если бы министр, вкалывавший по шестнадцать часов в сутки, бегал в поисках колбасы для семьи, то значительная часть его потенциала была бы для родины потеряна. Сама возможность зацепиться на вершине пирамиды власти и блата являлась очень действенным стимулом для ударной, самоотверженной работы. И многие руководители трудились именно так – честно расплачивались за привилегии.

 

Postscriptum

В ходе этого разговора, да и позднее, спрашивал себя: где тут истина, а где выдумки? Как-никак, ложь – натура любого махинатора. В конце концов пришел к следующему выводу: вся эта весьма связная история – мозаика. С одной стороны, она сложена из фрагментов личного опыта моего визави, чье имя я пообещал держать в секрете.

С другой стороны, очень сомневаюсь, что он был на короткой ноге с Устиновым, принимал подарки от Гришина и встречался с самим Косыгиным. По-видимому, эти вставки фантазия тщеславца «сварганила» из рассказов его высоких покровителей – тех самых, которые и обеспечивали ему сказочный быт посреди советской умеренности (вероятно, кому-то из них махинатор приходился родственником). В любом случае хорошо видно, как держава гнила с самой что ни на есть головы.

В целом мозаика – если отбросить «понты» – представляется реалистичной процентов на восемьдесят или даже девяносто. Более всего она напоминает художественный фильм, снятый по мотивам вполне реальных событий, и сейчас объясню, почему.

Малые и большие жулики растлили солидарное наше общество до того, что оно пожелало стать обществом гражданским и совершило самоубийство: перестройку. Тут-то «нескромный товарищ» из советского ВПК, которого вышвырнули-таки из партии на пике ее краткого очищения при Андропове, и воспрял: вновь пришло его время! Пользуясь своими знакомствами среди воинских чинов с большими звездами, он с утроенной энергией продолжил скупку списанной боевой техники.

Но теперь уже не развлечений ради, а «токмо баблосов для».

Корабли и танки полулегально гнали за рубеж.

На металлолом.