«Величайший позор на памяти живущих состоялся. Париж подвергается бомбардировке. (Заявление правительства национальной обороны в связи с бомбардировкой пруссаков.) Мы разгромили целый район Парижа. (Выступление Тьера в Национальной Ассамблее, на сессии от 5-го августа 1871 года)

 

    Необходимо перейти от героических страниц к спорам в Совете и ЦК. Почему они не проводили свои заседания в Муэйе или публично (152)? Снаряды из Монтретура, который только что задействовал свою мощную батарею, а также суровое отношение народа заставили их, без сомнения, объединиться против общего врага. Он начал пробивать брешь в их рядах.

    Утром 8-го мая 70 морских орудий начали бомбардировку крепостной стены от бастиона 60 до Пуэнт-дю-Жур. Снаряды из Кламара уже достигали Ки-де-Жавэ, а батарея из Бретейля накрывала снарядами квартал Греней. Через несколько часов половина Пасси стала необитаемой.

    Тьер сопроводил обстрелы воззванием: «Парижане, правительство не подвергает бомбардировке Париж, как не устают утверждать люди из Коммуны. Это Коммуна стреляет из своих пушек…. Она знает, она должна была понять, даже если вы не говорили этого, что, как только солдаты преодолеют крепостную стену, вы объединитесь вокруг национального флага. – И Тьер пригласил парижан открыть ворота его войскам. Каковы были действия Совета в ответ на этот призыв к измене?

    8-го мая он затеял беспорядочную дискуссию по протоколам своих заседаний (153) и их открытости, которую один представитель большинства хотел все равно запретить. Меньшинство жаловалось на ЦК, который вмешивался во все сферы, вопреки Военной комиссии. ЦК выдворил из комиссариата Варлена, который полностью реорганизовал свое учреждение. Представители меньшинства спрашивали, считает ли себя правительство ЦК или Коммуной. Феликс Пиа оправдывался обвинениями в адрес Росселя. – Комитет общественной безопасности не виноват, если у Росселя нет ни сил, ни интеллекта заставить ЦК держаться в рамках своих полномочий. – Сторонники Росселя отвечали обвинениями Пиа в постоянном вмешательстве в чисто военные вопросы. Если редут Мулен-Саке был удивлен, то из-за Вроблевски, который командовал в той стороне и получил официальный приказ Феликса Пиа восстановить Исси.  – Это ложь, - сказал Пиа. – Я никогда не отдавал такого приказа. – Они дали ему возможность целиком запутаться, затем представили приказ, написанный полностью его собственной рукой. Тот подержал документ, повертел им, выразил удивление и, наконец, был вынужден сознаться (154). Дебаты обратились к ЦК – распустить ли его, арестовать его членов или передать ему администрацию военного ведомства? Совет, как обычно, не осмелился решать и после невнятных дебатов, подтвердил резолюцию 3-го мая – ЦК подчиняется Военной комиссии.

    В это самое время в военном ведомстве разыгрывались странные сцены. Командиры легионов, которые настраивались против Росселя все больше и больше, решили потребовать от него отчета обо всех решениях, которые он собирался принять в отношении Национальной гвардии. Россель знал об их проекте. Вечером, когда они прибыли в министерство, то обнаружили во дворе вооруженный взвод и увидели, что Россель наблюдает за ними из своего окна. – Вы дерзки, - сказал он, - знаете ли вы, что этот взвод находится здесь, чтобы стрелять вас? – Они спокойно ответили: - Здесь не нужно дерзости. Мы просто пришли поговорить с вами об организации Национальной гвардии. – Россель расслабился, подошел к окну, и приказал взводу войти в здание. Эта карикатурная демонстрация не осталась без эффекта. Командиры легионов обсуждали проект по полкам пункт за пунктом, демонстрируя невозможность его осуществления. Устав от споров, Россель сказал им: - Я полностью сознаю, что у меня нет сил, но утверждаю, что у вас нет также. Есть, вы говорите? Хорошо, предоставьте доказательства. Завтра в 11 часов, приведите мне 12 000 человек на площадь Согласия, и я попытаюсь что-нибудь сделать. – Он хотел организовать атаку на у станции Кламар. Командиры легионов обязались найти людей и провели всю ночь в поисках их.

    Пока происходили эти споры, форт Исси был эвакуирован. С утра его довели до крайности. Любого из защитников, подходившего к орудиям, убивал огонь противника. Вечером собрались офицеры и пришли к заключению, что держаться больше нельзя. Лишь только люди, изгнанные отовсюду снарядами, сосредоточились у входа под сводом, как снаряд из Мулен де Пьер попал прямо в середину толпы, убив шестнадцать из них. Рист, Жульен и несколько других защитников, которые упорно держались среди этих руин, были вынуждены отступить. Около 7 часов началась эвакуация форта. Командир Лисбон, один из членов первого ЦК, человек необыкновенной храбрости, прикрывал отход под градом пуль противника.

    Через несколько часов версальцы переправились через Сену,  утвердились у Булони перед бастионами Пуэн-дю-Жур и заняли траншею в трехстах ярдах от крепостной стены. Всю эту ночь и утро 9-го мая военное ведомство и Комитет общественной безопасности ничего не знали об эвакуации форта.

    9-го мая, в полдень, батальоны, о которых спрашивал Россель, выстроились на площади Согласия. Россель прибыл верхом на коне, пробежал взглядом по переднему ряду стрелков и затем обратился к командирам легионов. – Для меня этих людей недостаточно, - сказал он, и немедленно развернувшись, поскакал к военному министерству, где ему сообщили об эвакуации форта Исси. Он взял перо и написал: «Триколор развивается над фортом Исси, который брошен вчера вечером гарнизоном». Без уведомления Совета или Комитета общественной безопасности, приказал расклеить десять тысяч копий этих строк, хотя обычно печатали шесть тысяч строк.

    Далее, он подал в отставку. – Граждане, члены Коммуны, я больше не чувствую себя способным нести ответственность за командование, в котором все обсуждают, но никто не подчиняется. Обсуждался вопрос об артиллерии ЦК, и не поступило никаких предписаний. Коммуна обсуждает, но ничего не решает. ЦК обсуждает, но не знает, что делать. В ходе этих проволочек противник подверг форт Исси опрометчивым атакам, за которые я бы его наказал, если бы располагал, хотя бы, малыми силами в своем распоряжении. – Затем он перечислил, в присущей ему манере, и весьма некорректно, сдачу форта, смотр на площади Согласия. Сказал, что вместо обещанных 12 000 человек явилось 7 000 (155) и заключил: - Ничтожность Комитета артиллерии предваряла организацию артиллерии. Колебания ЦК парализовали управление. Мелочная озабоченность командиров легионов воспрепятствовала мобилизации войск. Мой предшественник совершил ошибку, стараясь бороться против этой абсурдной ситуации. Я ухожу, и имею честь просить вас о тюремной камере в Мазасе.

    Он хотел, таким способом, обелить свою репутацию военного, но мог быть призван дать категорические ответы на свои вопросы пункт за пунктом. Почему вы мирились с этой «абсурдной» ситуацией, которую знали досконально? Почему вы не поставили никаких условий для своего вхождения в министерство 1-го апреля, не обусловили его перед Советом 2-го и 3-го мая? Почему вы отослали этим утром, минимум, 7 000, когда делали вид, что не имели «малейших сил» в своем распоряжении? Почему вы в течение пятнадцати часов ничего не знали об эвакуации форта, следить за затруднительным положением которого вы должны были каждый час? Где ваша вторая линия обороны? Почему не выполнено никаких фортификационных работ на Монмартре и Пантеоне?

    Вероятно, Россель мог адресовать свои упреки Совету, но он совершил непростительную ошибку, разослав свои письма в газеты. Таким образом, в менее чем два часа он ожесточил 8 000 бойцов, распространил страх, оскорбил храбрецов Исси, продемонстрировал противнику слабость обороны. И это в момент, когда версальцы ликовали в связи с взятием Исси.

    В стане противника все радовались. Тьер и Макмагон выступали перед солдатами, которые пели и восстановили несколько орудий, обнаруженных в форте. Депутаты Ассамблеи приостановили свои заседания, и пришли в мраморный двор поаплодировать этим детям народа, которые считали себя победителями. Через месяц Тьер заявил с трибуны: - Когда я вижу, как  эти сыновья нашей родины, часто равнодушные к образованию, которое возвышает, умирают за вас, за нас, я чувствую себя глубоко тронутым. – Трогательные эмоции охотника перед добычей. Запомните эту декларацию и тип людей, за которых умираете, сыновья родины!

    А в ратуше все еще шли дебаты! Риго отвечал обвинениями на обвинения. Большинство Совета назначили его прокурором Коммуны, несмотря на его предосудительное легкомыслие в префектуре. Участники дебатов распалились, когда быстро вошел Делеклюз и воскликнул: - Вы спорите, когда было заявлено, что триколор развивается над фортом Исси. Я обращаюсь ко всем вам. Я надеялся, что Францию спасет Париж, а Европу – Франция. В Коммуне содержится революционный инстинкт, способный спасти страну. Отбросьте всю свою вражду. Нам нужно спасти страну. Комитет общественной безопасности не отвечает нашим ожиданиям. Он стал препятствием, вместо того чтобы быть стимулом. Чем он занимается? Назначениями отдельных лиц вместо проведения широких мероприятий. Декрет, подписанный Мейе, называет самого этого гражданина комендантом форта Бисетр. У нас был там человек, военный (156), которого считали слишком суровым. Хотелось бы, чтоб все были так суровы, как он. Ваш Комитет общественной безопасности не работает, крошится под бременем, связанных с ним впечатлений. Говорю, он должен исчезнуть.

    Собрание, возвращенное, таким образом, к чувству долга, превратилось в тайный совет, обсуждающий всесторонне Комитет общественной безопасности. Что он сделал за прошлую неделю? Поставил военное ведомство под контроль ЦК, усилил беспорядок, способствовал двум несчастьям. Члены Совета утонули в деталях или совершали ребяческие поступки. Один из них ушел из ратуши, чтобы занять свое место в форте, пусть даже это будет форт Исси или Ванв! Феликс Пиа провел большую часть времени в редакции газеты «Мститель», развеивая свой сплин посредством написания там скучных статей. Член Комитета общественной безопасности пытался оправдать это, ссылаясь на неопределенность  функций комитета. Ему ответили, что статья 3 указа дала комитету полную власть над всеми комиссиями. Наконец, через несколько часов они решили немедленно обновить Комитет, назначить гражданского делегата в военное ведомство, составить прокламацию, встречаться, за исключением чрезвычайных случаев, только три раза в неделю, сделать постоянной резиденцией нового Комитета ратушу. Между тем другие члены Совета должны были регулярно пребывать в своих округах. Делегатом в военное ведомство назначили Делеклюза.

    Вечером, в 10 часов, проводилась вторая встреча с целью формирования нового Комитета. Большинство, весьма раздраженное полуденными нападками, проголосовало за председательство Феликса Пиа. Он открыл заседание, требуя ареста Росселя. Искусно группируя выступления, которые для подозревающих членов Совета казались доказательствами, он сделал Росселя козлом отпущения за ошибки Комитета, обратив гнев Совета против этого деятеля. В течение получаса он поносил отсутствующего человека, которого не смел критиковать в лицо. – Я говорил вам, граждане, что это был предатель. Вы не верили мне. Вы молоды, вы не знаете, подобно лучшим представителям Конвента, как опасно доверять военной власти. – Это напоминание привело в восторг романтиков. У них была лишь одна мечта - стать делегатами конвента. Так трудно было для этой пролетарской революции избавиться от буржуазной мишуры.

    Гнев Пиа не требовался, чтобы убедить собрание. Действия Росселя выглядели преступными, даже для наименее предубежденных участников. Единодушно постановили арестовать Росселя, двумя голосами меньше проголосовали за то, чтобы выполнила указ об аресте военная комиссия.

    Затем перешли к формированию Комитета. Меньшинство, несколько удовлетворенное избранием Делеклюза и Журде, что выглядело признанием права Совета назначать делегатов, решило принять участие в голосовании и согласилось на включение своих кандидатов в список большинства. Это была прекрасная возможность сгладить разногласия, восстановить союз против Версаля. Но вероломство Феликса Пиа побудило романтиков рассматривать своих коллег из меньшинства, как вероятных реакционеров. После его речи заседание приостановили. Мало-помалу, представители меньшинства оказались в совещательном зале в одиночестве. Они стали искать коллег и неожиданно обнаружили их в соседней комнате за рассмотрением вопроса. После бурной перебранки все вернулись в Совет.

    Член меньшинства потребовал, чтобы они положили конец эти позорным расколам. Романтики ответили требованиями ареста фракционного меньшинства, и председатель, Пиа, собирался обрушить на меньшинство гневные тирады, когда Мало крикнул: - Молчать! Вы злой гений этой революции. Прекратите распространять свои ядовитые подозрения, сеять разногласия. Это вы губите Коммуну! – А Арнольд, один из основателей ЦК, добавил: - Как раз эти парни 1848 года и уничтожат революцию.

    Но теперь было уже поздно вести эту борьбу, и меньшинство должно было заглаживать свое доктринерство и бестактность. Прошел весь список большинства. Ранвие, Арно, Гамло, Делеклюз и Эд. Назначение Делеклюза в военное ведомство дало вакантное место. Через два дня состоялось второе голосование, и меньшинство предложило Варлена. Большинство, несмотря на свою победу, повело себя недостойно, предпочтя Бийоре, наиболее бесполезного члена.

    Заседание Совета закончилось в час ночи. – Разве мы их не прикончили? И что вы скажете о методе моих действий? – говорил Феликс Пиа приятелям, оставляя кресло председателя (157). Этот держатель мандата, целиком поглощенный «уничтожением» своих коллег, забыл удостовериться в захвате форта Исси. Тем же вечером, через двадцать четыре часа после эвакуации форта, ратуша расклеила на дверях мэрий плакаты с таким текстом: «Ложь, что трехцветные флаги развиваются над фортом Исси. Версальцы не взяли и не возьмут форт». Текст этого противоречивого плаката  мог сравниться с заявлениями Трошю в отношении Меца.

    Во время этих бурных заседаний в ратуше ЦК послал за Росселем, осудил его за вывешивание в полдень плаката и печатание непомерного числа копий. Тот не без сарказма защищался. – Это было моим долгом. Чем больше опасность, тем настоятельнее долг оповестить о ней людей. – Тем не менее, он забыл о требованиях долга, когда был совершен внезапный налет на Мулен-Саке. После ухода Росселя ЦК долго обсуждал ситуацию. – Мы проиграем, если не установим диктатуру, - сказал кто-то. В течение нескольких дней эта идея занимала членов ЦК главным образом. Он проголосовал вполне серьезно за то, чтобы передать власть диктатору, и этим диктатором должен был стать Россель. Делегация из пяти членов ЦК отправилась за ним. Он пришел в ЦК, сделал вид, что обдумывает предложение, и, наконец, сказал: - Слишком поздно. Я больше не депутат. Я подал в отставку. – Некоторые возмутились его поведением, он вступил с ними в перепалку и ушел. В своем кабинете он встретил Военную комиссию в составе Делеклюза, Тридо, Авриа, Жоханнара, Варлена и Арнольда, которые только что прибыли.

    Делеклюз объяснил причину прибытия комиссии. Россель выслушал его довольно спокойно, сказал, что, хотя указ был несправедлив, он подчиняется ему. Затем он охарактеризовал военное положение, рассказал о препирательствах, которые ему мешали, указал на слабость Совета. – Совет не знает, - сказал он, - ни как использовать ЦК, ни как отделаться от него в благоприятный момент. У нас вполне достаточно ресурсов, и я готов, со своей стороны, взять на себя всю ответственность, но при условии, что получу поддержку сильной и единой власти. Я не могу перед лицом истории брать на себя ответственность за определенные неизбежные репрессии без согласия и поддержки Коммуны. – Он долго говорил в таком ясном и эмоциональном стиле, благодаря которому дважды заручился поддержкой своих самых решительных противников в Совете. Комиссия, пораженная его аргументами, удалилась в другую комнату. Делеклюз заявил, что не может отказаться от ареста Росселя, пока того не заслушал Совет. Его коллеги придерживались того же мнения. Они оставили экс депутата под охраной Авриа и Жоханнара, которые на следующее утро отвели Росселя в ратушу. Авриа остался с Росселем в кабинете казначея, пока Жоханнар отправился оповестить Совет об их прибытии.

    Некоторые захотели выслушать Росселя, большинство же, не доверяя самому себе, испугалось, как бы он снова не переубедил Совет. Они утверждали, что заслушивание Росселя противоречит справедливости и приводили пример с Клюзере, которого арестовали без заслушивания, как будто одна несправедливость оправдывает другую. Росселю было отказано в приеме.

    Шарль Жерарден, член Совета, заглянул в кабинет казначея. – Что решила Коммуна? – спросил Авриа. – Пока ничего, - ответил Жерарден, хотя только что ушел с заседания.  Увидев револьвер Авриа на столе, он сказал Росселю: - Ваш охранник выполняет свой долг добросовестно. – Не думаю, - сказал поспешно Россель, - что эта мера предосторожности касается меня. Кроме того, гражданин Авриа, даю вам слово чести солдата, что я не собираюсь бежать.

    Авриа, очень уставший на посту караульного, уже попросил Совет освободить его. Не получив ответа, он решил, что может оставить задержанного на попечение члена Комитета общественной безопасности – поскольку Жерарден еще не был отрешен от своих функций  - и проследовал в Совет. Когда он вернулся, Россель и Жерарден исчезли. Амбициозный молодой человек выбрался подобно ласке из этой гражданской войны, в которую безрассудно окунулся.

    Можно гадать, пощадил ли Пиа эпитеты в отношении беженца. Новый Комитет, проинформированный о раскрытии двух заговоров, выступил отчаянной декларацией: - «Измена проникла в наши ряды. Сдача форта Исси, объявленная в нечестивом плакате негодяем, который сдал его, явилась только первым актом драмы. За ним должен был последовать монархический мятеж среди нас, совпадающий со сдачей одних из ворот города. Нити черного заговора сейчас в наших руках. Большинство преступников арестовано. Будьте бдительны, держите оружие наготове, чтобы покарать предателей!»

   Это походило на мелодраму в то время, когда требовались хладнокровие и расчет. И Комитет хвастал поразительным образом, когда утверждал, что арестовал «большинство преступников» и держал «в руках все нити черного заговора».