Первостепенная задача писателя

  противостоять злу, утверждая добро.

Виктор Астафьев

 

Эта глава посвящается лично ему. Владимиру Михайловичу Тыцких. Последнее время ловлю себя на мысли, что говорю о нём с опаской, с оглядкой – как бы не обидеть кого, не вызвать раздражения, не спровоцировать гнусные статейки… Обнаружив в себе неприятные сомнения, спешу от них избавиться. В общем-то, это не трудно. Сказать хорошие слова хорошему человеку, безусловно, их заслужившему, – считаю своим везением.

Перед вами седьмая книга автопробега. Последнего автопробега, проходившего под эгидой Морского государственного университета им. Г.И. Невельского. Пока я писала, в университете пустела комната, ставшая на несколько лет центром общения многих незаурядных людей литературного круга, своеобразным цехом культурно значимых идей. Здесь разгорались споры и дискуссии, проходили мимолётные презентации и дни рождения, планировались заседания литературной студии, выстраивались маршруты автопробега… Сюда заходили по делу, заглядывали мимоходом, чтобы просто пожать руку, забегали на минутку, оставаясь надолго, ехали через весь город, летели через всю страну… Сюда же стекались свежие тиражи новорождённых изданий «Парусов», «Литературного меридиана», альманаха «Сихотэ-Алинь», много-много книг и книжонок, журналов, газет и буклетов, а также рукописи авторов, начинающих и не очень, – в общем, всё, что ожидало внимания, выходило из-под руки или было необходимо для работы руководителя Департамента информации и печати, директора издательства, писателя, журналиста, редактора, общественного деятеля и, наконец, неравнодушного, неординарного человека Владимира Михайловича Тыцких.

Забирая отсюда последние коробки с книгами, я ощущала несуразность оставленного им пространства, в котором нелепо и одиноко торчало пустое чёрное кресло, подаренное когда-то проректором МГУ Владимиром Гамановым. Кресло, в котором у Владимира Михайловича не так сильно болела спина после прочтения неисчислимого количества печатной продукции самого разного знака и качества. Ровные стены, с которых исчезли грамоты, фотографии и благодарственные письма, привезённые из пробегов, напоминали страницы со стёртой историей. Очевидно, здесь скоро начнётся какая-то новая жизнь.

В наше время сокращение работников вузов – норма, не взирающая на личности, юридически облегченная, процедурно отработанная.

Но ведь невозможно сократить Гражданина, Писателя, Человека.

Для меня Владимир Тыцких начался с этой маленькой, но тогда удивительно наполненной жизнью комнаты, в которую трудно было не заглянуть, проходя мимо. Я ещё не знала, что в нём, не очень подвижном, монументальном, с виду, человеке постоянно фонтанируют идеи и рождаются планы, порой даже дерзкие.

Никогда не забуду эмоции, связанные с первой встречей. «Литературная студия МГУ «Паруса» под руководством В.М. Тыцких ещё только начиналась. Тогда же началась я, новая, не знакомая себе, потрясённая открытиями великолепных имён и родственных душ. Случайность это или закономерность – до сих пор не знаю. Первая неудачная подборка стихов по незнанию, поэтому без страха легла на стол студии.

    …Документирую дословно, В.М. Тыцких: «Что-то же вас привело сюда… Ведь вы могли сидеть дома, вам наверняка было с кем поговорить…» Конечно, было! Но объяснить свой приход не могла. А сейчас мысли на этот счёт появились. Пишущий (по крайней мере, стихи) в процессе творчества не думает об адресате. А когда всё завершено, то хочется посмотреться, как в зеркало, в глаза читателя, чтобы узнать побольше о себе. Хотя это, конечно, эгоизм. Но таким путём иногда удаётся найти других эгоистов и успокоить себя: ты не один такой в этом мире!

…Сердце до сих пор греют слова Владимира Михайловича: «многие строчки хочется присвоить». Это возвышалось над сказанным и возвышало».

Проговорив много часов на собственных лекциях, я приходила в студию и молчала. Молчала, потому что слушала и ощущала себя счастливейшей ученицей. Передо мной читали потрясающие стихи любимые отныне и навсегда лучшие поэты Владивостока. Сегодня я точно знаю, что это так. Но надо констатировать факт: вертелась наша маленькая поэтическая вселенная вокруг мощного гравитационного центра, каким является личность писателя и человека Владимира Михайловича Тыцких. Теперь понимаю: незаменимые люди бывают.

Через несколько лет он позвал меня в мой первый автопробег. А потом говорил: «Ты всех нас обманула. Мы думали, что ты молчаливая, а ты…» А я … просто живая. Уехав в свой первый автопробег, вместе с ним и его друзьями, выступая на встречах, я открыла сердце потоку человеческой благодарности и радости, которая проистекала от людей к нему и частично доставалась мне. Сердце заработало в новом режиме, раскрывая потаённое, перерабатывая чувства в слова. Я начала говорить и говорить, горячо, много, эмоционально. Именно после моего восторженного рассказа о встречах хабаровского маршрута Владимир Михайлович сказал: «Книгу будешь писать ты…» Я понятия не имела, как это делать! Но всякий, кто попадает в человеческое поле Владимира Михайловича, как фиговое дерево в тепле, начинает прорастать задатками творца, тяготеть к его сердечному огню и порой делать то, чего ранее в себе не подозревал. Так и я осмелилась однажды на прозу. Появился рассказ об отце и очерк о Павле Васильеве. И эта книга не могла бы родиться без встречи с ним. «Напиши», – говорил он. «Не умею», – говорила я. «А ты напиши…» Он знал обо мне больше, чем я? Или просто верил? В любом случае он опережал меня, и я шла за ним. Шла с превеликой радостью. Доведись выбирать страну и город, эпоху и день – я бы ничего не изменила в своей жизни.

Открываю его книжки и удивляюсь. Стихи понятные и настолько сердечные, что хочется читать и читать. Он ничего в них не придумал, лишь подчинил слово изящной лёгкой форме, которая порой сама уже и есть музыка. Неудивительно, что многие стихи стали песнями. Вот эти тоже:

 

…Когда последний песенный куплет

я допою над берегом любимым, –

последний раз сойдётся клином свет

на парусе, что пролетает мимо.

Я был и под волной и на волне,

и в царстве тёмных смут и истин ложных,

когда, казалось, счастье невозможно,

я счастлив был. Не плачьте обо мне...

 

 Из его стихов трудно вычленять строфы. Стихи настолько целостны, сцементированы смыслом, что вне поля стиха строфа словно разоружается. Всё, как он учил на студии: к настоящему стихотворению нельзя ничего добавить, и убавить тоже нельзя. Пока пишу – из Уссурийска звонит Татьяна Овчинникова. Почти плачет: «Читаю книгу Владимира Михайловича «Поклонная гора»… Теперь понимаю, почему ты так о нём говоришь. Я хочу попросить у него ещё две таких книги, чтобы подарить их сыну и дочери».

Шагая «между добром и худом» к своему «краешку судьбы»Владимир Михайлович чует сердцем, жадным до справедливости, эти два полюса. И правду в обиду не даст. Закипает от всякого посягательства на неё.

А как он читал чужие стихи, рассказывая о несправедливо забытых русских поэтах! У ночных костров и на встречах, в кругу наших общих теперь друзей, он дарил присутствующим Павла Васильева, Дмитрия Кедрина, Геннадия Лысенко… Приоткрывались миры, обострялся наш поэтический слух, ширилось пространство чувства и мысли. Он заставлял смеяться и плакать, рукоплескать и замирать в зале и под звёздами, спорить и соглашаться, любить и ненавидеть, хотеть жить и творить...

Я не знаю в своём окружении другого человека, который был бы столь неугомонен в делании добрых дел. Чего я только не слышала от него: «У Протасова (или Кулешова, или ещё кого-то… ) завтра ( или сегодня...) день рождения… У Нины больна мама, выделим ей от программы немного денег… Надо бы в Голубовку отвезти лес, пусть Владимир Павлович вырезает… Спешу написать о даманцах, ведь уйдём – кто расскажет… Хорошо бы разыскать могилы приморцев, погибших в кавказских войнах, возложить цветы… Вера Саченко сломала ногу, давайте поедем, навестим…» И мы, прихватив Вячеслава Протасова, являемся под Новый год к Вере Саченко в тысячекоечную больницу. Она светится счастьем и никогда этого не забудет. А после по зимнему тёмному городу заворачиваем к Людмиле Ивановне Качанюк… На работе получили новые компьютеры – раздал сотрудникам. У самого – допотопный, с медленным процессором, маленькой памятью и отвратительным экраном… Собрата по перу устроил на работу, подчинённого прикрыл от гнева начальства… Этому перечню примеров думания обо всех сразу практически нет конца, но и шишки от делания добрых дел ему тоже не раз доставались. Впору вспомнить слова матери Терезы и удивиться совпадениям:

 

Люди часто бывают безосновательны,

Нелогичны и эгоистичны.

В любом случае прощай их.

Если ты добр, люди могут обвинить тебя в эгоизме

И скрытых намереньях.

В любом случае оставайся добрым.

Если ты успешен, ты завоюешь ненастоящих

Друзей и настоящих врагов.

В любом случае будь успешным.

Если ты честен и искренен,

То люди могут обманывать тебя.

В любом случае оставайся честным и искренним.

То, что ты строил годами,

Люди могут разрушить за одну ночь.

В любом случае продолжай строить.

Если ты обрел покой и счастье,

Они могут завидовать тебе.

В любом случае будь счастливым.

То хорошее, что ты делаешь сегодня,

Скорее всего завтра забудется людьми.

В любом случае твори добро.

Отдавай миру все лучшее, что у тебя есть,

И этого всегда будет недостаточно.

В любом случае отдавай миру все лучшее, что имеешь.

И в конечном счете ты поймешь,

Что все это происходило между тобой и Богом.

И никогда это не были отношения

Между тобой и ими.

 

Вот и живёт он по этим законам, отвечая «на добро добром» и «на зло не отвечая злом», искренне считая: «Всё сверх любви и дружбы – прах и пух». А что думают о нём люди? Разное. Большие – большое, мелкие – мелкое, яркие – яркое, добрые – доброе…

И к автопробегу отношение разное. Я же считаю, что автопробег жил семь лет благодаря ему. Одно дело идею провозгласить, совсем другое – воплотить её в реальность. Состоится ли восьмой, загадывать не буду. Но отгремевшие семь – это уже история, отдельная законченная жизнь замечательной идеи, вокруг которой объединялось огромное количество людей, оживали помертвевшие залы, рождались книги и, казалось, прихорашивались хребты Сихотэ-Алиня, дождавшиеся русских песен. Было ли ещё в моей жизни что-то, так прочно связавшее с другими людьми, породнившее на всю оставшуюся жизнь? Не было. И вряд ли будет.

А те, кому не хватает своих добрых дел, нет-нет, да отщипнут от его славы лакомый кусочек, ну уж очень хочется... Вот и попала на сайт Главного информационного центра Министерства культуры РФ недавно прочитанная мной залипуха:

«Галина Якунина является редактором двух альманахов: «Паруса», который издаётся в Морском государственном университете и объединяет творчество членов одноименной литературной студии, и альманаха «Сихотэ-Алинь», под обложкой которого встречаются не только приморские авторы, но и поэты, писатели, критики с всероссийской известностью…

Павел Шепчугов … организатор и вдохновитель ежегодных автопробегов, приуроченных к Дням славянской письменности.» (http://www.givc.ru/projects/passportculturalregions/38/item384/)

Но Владимир Михайлович только посмеивается, планируя очередное заседание студии «Паруса» и приступая к редактуре следующего номера «Сихотэ-Алиня». А в это время из разных городов Дальнего Востока к нему поступают звонки с вопросами вроде этого: «Дайте, пожалуйста, точные сроки пребывания в нашем городе следующего автопробега».