Когда-то воспринимала Хабаровск провинцией, где живут мои славные, редко видимые родственники. Широкие полупустые улицы казались скучными и неинтересными. Не находя моря, многоярусной архитектуры и больших красивых кораблей, я начинала беспросветно грустить уже на второй день пребывания.

Со временем обнаружила: Хабаровск разительно преобразился и влечёт уже не только силой кровного родства, но всё больше своей красотой. Потянулись к небу синие да золотые купола, видимые отовсюду. Самые широкие проспекты зовут и ведут к храмам. Небольшие новые архитектурные формы деликатно встали в строй исторических зданий, но и крупномасштабные авангардные ансамбли расположились со вкусом, в гармонии с пространством и человеком. Видовые площадки над Амуром открывают живописные нерукотворные дали, в которых пролегла великая река, зазывая прокатиться на белых катерах. Радуют взор узорчатые разноцветные клумбы и вазы с цветами, большие массивы зелени. В воздухе витает гордость хабаровчан за их удобный, чистый и современный город. Город для людей.

Приведённая в Хабаровск автопробегом, вместе со своими попутчиками с радостью иду за нашим очаровательным гидом – Еленой Николаевной Грень. После встречи она приглашает нас в кафе с радующим названием «Блин», таким приятным русскому уху после надоевших иностранных нелепиц на вывесках современных заведений. Каких только блинов мы здесь не испробовали! С капустой и грибами, с черносливом и орехами, с мясом и творогом… А цены оказались смешными.

Ещё Елена Николаевна придумала сводить нас между встречами на одно из мероприятий, посвящённых Дню города – красочное праздничное шествие по улице Муравьёва-Амурского. Улице и шествию не видно конца! Бразильский карнавал, может, и покруче, но этот, нашенский, российский, имеет свою неповторимую притягательность. Здесь и «Катюши» с танцующими фронтовыми девчатами, и оркестр с «Днём победы», всевозможные организации и общества, имеющие свои символы, девизы, костюмы. Байкеры на мотоциклах, цыганки в немыслимых юбках, японки в поклонах и веерах, а так же таблетки с пельменями… и, наконец, старуха Шапокляк, ведущая на верёвочке крысу и сожалеющая о том, что день рожденья «только раз в году». Старуха жеманится, медлит уходить, кокетливо общается с хохочущими зрителями. Следом за ней терпеливо «топчутся» на месте, замыкающие колонну машины милиции, и ползут уборочные машины, прибирающие улицу от упавшего мусора…

Теперь Хабаровск, в первую очередь, – город новых настоящих друзей и тёплых незабываемых встреч. Главный город моего маршрута, вошедшего в историю седьмого автопробега, как маршрут «хабаровский».

 

 

На родном берегу

 

Так уж совпало: автопробег протянулся между двумя самыми важными городами моей жизни: Владивостоком и Хабаровском. Невольно соотношу, сравниваю их судьбы и, конечно, люблю. Но к Владивостоку отношение особое. Это – место рождения. В разговоре о нём меняется моя интонация, механизм зрения и даже «точка съёмки».

Усидеть дома в тот сентябрьский вечер я не могла. Некоторое время из окна наблюдала, как красиво и будто устало возвращаются каждый в свою заводь белоснежные катера и яхты новых хозяев жизни, рассекая на воде расходящиеся клинья. Катера давали гудок. Наверное, так положено. Мне казалось, они кричат: «Я вернулся!» А берег словно поджидал. Я почему-то вспомнила из детства, как под вечер на Русском острове возвращались с лугов в свои неказистые сараюшки коровы, оповещая хозяев громким протяжным мычанием, всякая на свой лад. «Причём здесь коровы?» – думала я на краю большого современного города, который давно стал моим единственным, самым родным местом на земле. Душе явно было нехорошо, и вечер словно выдавил меня на улицу из моей старой кирпичной девятиэтажки, вросшей фундаментом в ушедший век.

Я, собственно, ничего не ждала от своей прогулки, хотя хорошо знала, что есть два уникальных лекарства для души: книга и дорога. Ноги двинулись к берегу, я не спорила. Берег для меня – как для калмыка степь или тундра для эскимоса. Шум моря – лучшая на свете песня. Даже в шторм. Шла и вспоминала стихотворение поэтессы Елены Муковозовой, написанное ею тридцать лет назад, но очень близкое мне:

 

Приморская до третьего колена,

Когда в других бываю городах –

Черты Владивостока неизменно

Отыскиваю в каменных чертах.

Вот улица на горку побежала,

И я по ней, привычная, взошла,

Но всё-то жду сейчас, в конце квартала

Вдруг море заблестит из-за угла!

Но моря нет. В гудке автомобильном

Мне пароходный слышится гудок…

И станет скучным тёплый, изобильный,

Но всё же сухопутный городок.

И более раздумывать не стану,

Хоть отпуска ещё не вышел срок.

Скорей домой, обратно, к океану!

Скучаю по тебе, Владивосток!

 

Летом берег с утра выстилался постепенно бронзовеющей мозаикой из разномастных человеческих тел, грел горожан и приезжих, изумляя несуразной вывеской на входе: «Купаться запрещено!» Для жителей морского города это равносильно запрету дышать. Ну, нет у них другого моря, другого берега и воздуха! Плещется ласково море (может, и таится в нём опасность для людей), светит яркое солнце (может, и слишком активное), но отдаются морю и солнцу люди, с виду счастливые, такие разные, осмаляя округу дымком сигаретным с духом пивным… Несётся над всем этим человеческим лежбищем неистребимый хит современности «…Ха-ра-шо, всё будет харашо!..» Так до конца августа.

В этом году вывеска «Купаться запрещено» сменилась на новую: «Оздоровительная зона Морского государственного университета». Больше ничего на этой территории не изменилось. Впрочем, нет, на зелёном когда-то склоне у пляжа вонзились в землю сваи чьего-то будущего шикарного коттеджа.

Слабый сентябрьский ветерок вздыхает над всеми видами упаковки и, кажется, рад закрытию сезона. Я прохожу мимо редких отдыхающих, не спеша, бездумно, почти отрешённо. Всё дальше и дальше от дома, туда, где давно не бродила. Вдруг оказываюсь в тупике, в плену заборов. В небольшие просветы меж них слева вижу заходящее солнце. Ещё шаг – солнца больше нет. Только забор, холодный, твердый, бесчувственный. Справа – тоже забор. И тоже некрасивый. Может, там, внутри, какая-то неведомая мне модерновая эстетика? Но какое мне дело до неё и ей до меня? Узкий каменный коридор для простых смертных делает поворот на девяносто градусов, скрывая меня от всего мира; становится жутковато, пахнет мочой. Иду по моему любимому городу дорогой предков, неся в себе романтическое сердце, которое сейчас бьётся далеко не от радости, на разрыв, словно напоследок.

Узкая кромка берега, отвоеванная у коттеджа. На песке, неподвижно ссутулившись, сидит одинокий человек. Совсем нестарый. Слушает прибой. Наверняка он задаёт небу те же вопросы, которые мучают меня.

Разворачиваюсь в обратную сторону. Скорее пройти, скорее забыть этот каменный коридор!

 …Сейчас щёлкну замком своей просторной квартиры, закутаюсь в красивое мягкое одеяло и потеряюсь… в бунинских лунах и росах.

Но меня непременно найдут и позовут к чаю!

И мне захочется жить.

Уверена: Владивосток станет удивительно красивым городом. И очень скоро. Пока писалась эта книжка, облик его неузнаваемо менялся. Участники cаммита АТЭС-2012 наверняка скажут, что этот город особенный, и для них, заокеанских гостей, всё будет выглядеть исключительно блестяще в прямом и переносном смысле. Но гости уедут…

Что будем чувствовать мы, не смея ступить на вчера ещё наши, а теперь «прихватизированные» берега, покажет время. Среди каких красот отыщется очередной спонсор, понимающий и уважающий книгу, и на каком пятачке среди вознёсшихся архитектурных чудес будет ютиться оргкомитет нового автопробега – этого мы тоже пока не знаем.

Но здесь, в этом городе у моря, живут друзья – неразменное моё богатство, собранное за жизнь. Сюда устремился в юности талантливый русский поэт Павел Васильев, пытаясь сердцем постичь просторы и душу Родины. Здесь начинается и заканчивается наш двухнедельный праздник на колёсах. Здесь живёт моё вдохновение, перемешанное с солёными ветрами и шквальными ливнями. Здесь рождается новый день страны, ни у кого не спрашивая разрешения.