1 октября 1822. Тифлис.
Любезный Вильгельм. Пеняй на мою лень — и прав будешь. Дивлюсь, коли сохранил ты ко мне хотя искру любви, признаю себя совершенно недостойным. Сколько времени утекло! 1) сколько всего накопилось! Сперва знай, что письмо из Харькова, об котором ты упоминаешь, до меня не дошло, следовательно, благодарю не читавши. Из последнего, от 22-го августа, вижу, что у тебя опять голова кругом пошла. На которую наметил неудачно? Назови. А я, в отраду, научу тебя преданию из книги, прежде всех век изданной: Эрут и Мерут 2) были два ангела, ниспосланные богом для отвращения человеков от соблазнов любви. Тогда же долу спустилась планета Венера в лице жены прелестной. Послы господни ее увидели, смутились в сердцах своих, к ней прилепились всею силою чувства... как вдруг взвилась она высоко от желателей и восприяла свое место в телах небесных. Два ангела — вслед за нею, но охватили мрак и пустоту. Вымысел стоит Иксионова 3), а тебе дано их обоих оправдать своими опытами.
Согласись, мой друг, что, утративши теплое место в Тифлисе, где мы обогревали тебя дружбою, как умели, ты многого лишился для своего спокойствия. По крайней мере здесь не столько было искушений: женщины у нас, коли поблаговиднее, укрыты плотностию чадера, а наших одноземок природа не вооружила черными волшебствами, которые души губят: любезностию и красотою. Ей-богу, тебе здесь хорошо было для себя. А для меня!.. Теперь в поэтических моих занятиях доверяюсь одним стенам. Им кое-что читаю изредка свое или чужое, а людям ничего, некому 4). Кабы мог я предложить тебе нельстивые надежды, силою бы вызвал обратно. Этому не сбыться; хочешь ли покудова слышать о приятелях обоего пола?
Граф Симонич женился на хорошенькой княгине Анне Атаровне. Грека, рыцаря промышленности, выгнали от Ахвердовых, и я при этом острацизме был очень деятелен 5).
Генеральша Крабе по-прежнему родит детей, как печатает.
Умерли: Наумов, Юргенсон и мишхарбаш Бебутов, Шпренгель etc., etc.
Только что было расписался, повестили мне об отъезде с г. Клендс в Кахетию; это третье путешествие с тех пор, как мы расстались... 6)
И сколько раз потом я еще куда-то ездил. Целые месяцы прошли или, лучше сказать, протянулись в мучительной долготе. Оставляю начатые строки в свидетельство, что не теперь только ты присутствен в моих мыслях. Однако куда девалось то, что мне душу наполняло какою-то спокойною ясностью, когда, напитанный древними сказаниями, я терялся в развалинах Берд, Шамхора и в памятниках арабов в Шемахе? Это было во время Рамазана, и после, с тех пор, налегла на меня необъяснимая мрачность. Алексей Петрович смеялся, другие тоже, и напрасно. Пожалей обо мне, добрый мой друг! помяни Амлиха, верного моего спутника в течение 15-ти лет. Его уже нет на свете. Потом Щербаков приехал из Персии и страдал на руках у меня; вышел я на несколько часов, вернулся, его уже в гроб клали. Кого еще скосит смерть из приятелей и знакомых? А весною, конечно, привлечется сюда cholera morbus *, которую прошлого года зимний холод остановил на нашей границе. Трезвые умы, Коцебу например, обвиняют меня в малодушии, как будто сам я боюсь в землю лечь; других жаль сторично пуще себя. Ах, эти избалованные дети тучности и пищеварения, которые заботятся только о разогретых кастрюльках etc., etc. Переселил бы я их в сокровенность моей души, для нее ничего нет чужого, страдает болезнию ближнего, кипит при слухе о чьем-нибудь бедствии; чтоб раз потрясло их сильно, не от одних только собственных зол. Сокращу печальные мои выходки, а все легче, когда этак распишешься.
Объявляю тебе отъезд мой за тридевять земель, словно на мне отягчело пророчество: И будет ти всякое место в предвижение. Пиши ко мне в Москву, на Новинской площади, в мой дом. А там авось ли еще хуже будет. Давеча, например, приносили шубы на выбор: я года четыре совсем позабыл об них. Но без того отважиться в любезное отечество! Тяжелые. Плечи к земле гнетут. Точно трупы, запахом заражают комнату всякие лисицы, чекалки, волки... И вот первый искус желающим в Россию: надобно непременно растерзать зверя и окутаться его кожею, чтоб потом роскошно черпать отечественный студеный воздух.
Прощай, мой друг.
Примечания:
В. К. Кюхельбекеру. <1 октября 1822 — конец января 1823). PC, 1874, № 5. Автограф — в частном собрании И. С. Зильберштейна.
* холера (лат.).
1 В. К. Кюхельбекер уехал из Тифлиса в мае 1822 г., после дуэли с родственником А. П. Ермолова Н. Н. Похвисневым.
2 Упоминаемые в Коране духи, пытавшиеся овладеть планетой Венера (по-арабски Зухра — ее название далее записано Грибоедовым).
3 Царь лапифов, привязанный богами к вечно вращающемуся огненному колесу за посягательство на Геру (супругу Зевса) (г р е ч. м и ф.).
4 Первые сцены «Горя от ума» были сочинены в Тифлисе
и читались автором Кюхельбекеру (см. с. 665 наст. изд.).
5 Мошенник В. Е. Севинис (Севинье), разоблаченный Грибоедовым и выдворенный из России за мошенничество (см.: Воспоминания, с. 52, 55).
6 Об одном из путешествий сохранились сведения в книге Лайола «Путешествие по России, Крыму, Кавказу и Грузии» (Лондон, 1825): « Лайол и Грибоедов выехали из Тифлиса в Кахетию 22 июня 1822 года. Побывав сперва в Мухравани — штаб-квартире Грузинского гренадерского полка, где командиром был друг Грибоедова — П. Н. Ермолов, путники затем, переправившись через Иори, приехали в Гомбори... После подробного ознакомления с Телави и ночевки в Энисели Грибоедов и Лайол прибыли в Кварели. Ночевали в старинном доме Чавчавадзе. 26 июня направились дальше по Алазанской долине к развалинам древней крепости Греми. Следующий день был посвящен осмотру крепости и монастыря Алаверды, для чего путникам пришлось переехать р. Алазань. Затем Грибоедов и Лайол возвратились в Тифлис» (Ениколопов И. К. Грибоедов и Восток, изд. 2. Ереван, 1974, с. 51 — 52). В октябре того же года Грибоедов сопровождал по Кахетии другого англичанина — Клендса.
Печатается по книге: А.С. Грибоедов. Сочинения. М., Художественная литература. 1988. (Здесь печатаются только письма). Сканирование, распознание, редактирование, гипертекстовая разметка и иллюстрации ХРОНОСа.