Золотые ворота города Владимира,
построенные в 1164 году при князе Андрее Боголюбском.

Одним из ключевых в исследовании древнерусского политогенеза вопросов является определение места древнерусской социально-политической организации в типологическом ряду ранних политий[1]. Важнейшим моментом в его разрешении является определение «точки отсчета» – того круга социально-политических организмов, которые были синхронны древнерусскому обществу с точки зрения не физического, а исторического времени. Асинхронность исторического развития – хорошо известный историкам факт: общества, существующие в одно и то же время в его физическом смысле могут, вместе с тем, стоять на совершенно разных ступенях развития и потому их типологическое сравнение бессмысленно. И в то же время общества, отстоящие друг от друга на много лет, столетий и даже тысячелетий могут находиться на одних примерно ступенях развития. Классический пример здесь – цивилизации доколумбовой Америки и современная им Европа, с которой они столкнулись в конце XV – начале XVI вв. Как указывает В.И. Гуляев «’’Встреча’’ двух миров и двух культур, столь непохожих друг на друга, безусловно, может быть отнесена к числу удивительных исторических парадоксов: если наиболее развитые цивилизации американских аборигенов соответствовали по своему общему уровню самым архаичным формам государственности Древнего Востока[2], то Европа уже прошла Ренессанс и стояла на пороге антифеодальных революций»[3]. Описывая встречу Монтесумы с Кортесом, ученый констатирует, что «лицом к лицу встретились два исторических персонажа, принадлежавших к абсолютно разным эпохам. Встреча Монтесумы и Кортеса выглядит столь же невероятной, как, например, была бы встреча Гильгамеша с Иваном Грозным или Тутанхамона с Карлом XII»[4].

Все дело в том, что разные социумы в разное время выходили на арену истории и имели за плечами разный «багаж» социально-культурного и политического наследия предшествующих цивилизаций. Непонимание этого фундаментального обстоятельства приводит к ошибочным попыткам механического отождествления государств, которые существовали одновременно, но на деле могли представлять собой совершенно разные уровни социально-политического развития. Именно эта ложная посылка стала методологической основой при «подтягивании» истории России в целом и Древней Руси в частности к истории синхронных ей европейских государств, которое достигло апогея в советской историографии. По словам Ю.В. Кривошеева, обобщившего соответствующие наблюдения ряда русских историков и философов, «историческим эталоном [для советской историографии – М.Ж.] оставалась Европа. История России продолжала писаться с европоцентристских позиций. Это выражалось в сравнении многих процессов, происходивших в Европе с тем, как развивалась Россия. Редко какая книга не начиналась с  описания хронологически соответствующих событий в Европе. Реконкиста, война Алой и Белой Роз, Плантагенеты и Тюдоры предваряли изложение собственно русской истории. Отклонения от магистральной европейской линии развития рассматривались как более или менее существенные отставания… Советские историки непоколебимо отстаивали ‘’европейский путь’’ России как единственно возможный»[5].

В изучении древнерусской истории такой подход вел к тому, что историки стремились во что бы то ни стало найти в Киевской Руси «классическое» феодальное общество и феодальное государство, аналогичные западноевропейским, причем желательно, чтобы древнерусский феодализм был при этом не намного «младше» европейского[6]. Наиболее четко выразил соответствующие настроения М.Ю. Брайчевский, по мнению которого «рассматривать этот процесс [процесс социально-экономического и политического развития европейских «варваров» I тыс. н.э. – М.Ж.] изолированно нельзя, так как он в равной степени охватывал всю ойкумену, и каждый шаг вперед, сделанный в данном направлении одним народом, имел решительные последствия не только для него, а для всей ойкумены в целом»[7]. И.Я. Фроянов по этому поводу справедливо отметил, что «единство ойкумены – ничем не доказанный постулат. Однако он позволил М.Ю. Брайчевскому нивелировать социально-экономическую историю племен, разбросанных на огромных пространствах Европы: древних германцев, западных и восточных славян, народов Прибалтики»[8].

Между тем, подобные построения, настойчиво «подтягивающие» Киевскую Русь к существовавшим с ней одновременно европейским государствам и пытающиеся найти там те же самые общественные институты, игнорируют один фундаментальный момент: западноевропейское общество развивалось на базе римской цивилизационной подосновы, в то время как Русь развивалась как бы «с чистого листа» – без всякой цивилизационной подосновы. Соответственно и сопоставлять ее логично не с постримскими социумами Западной Европы, а с другими «первичными» обществами, которые также начинали свое развитие «с чистого листа». Это утверждение справедливо и по отношению ко всей «варварской Европе» – социумам, начавшим свое государственное развитие на рубеже I-II тыс. н.э. вне зоны романо-германского синтеза. Для национальных историографий восточноевропейских стран также как и для российской историографии характерно стремление «подтянуть» развитие своих государств к государствам Западной Европы. Апогея эта тенденция достигла в послевоенный период, когда историческая наука восточноевропейских стран взяла за образец советскую историографию с ее ярко выраженным европоцентризмом и «удревнением» феодальных отношений. В итоге вопрос об особенностях социально-политического развития европейских стран, находившихся вне зоны романо-германского синтеза, и об их положении в рамках «исторического времени» остается по сей день очень слабо разработанным[9]. Его детальное исследование остается делом будущего, но высказанные нами ниже соображения о принадлежности древнерусского общества к определенному «историческому времени», позволяют, как нам думается, обозначить возможное направление соответствующих поисков.

Итак, как было сказано выше, логично сравнить историю Киевской Руси с историей тех народов и государств, которые также как и она начинали свой исторический путь «с чистого листа» и которые, при этом, избежали в историографии участи быть постоянно «приближаемы» к истории цивилизации, находящейся на совершенно иной стадии общественного развития. История всех «первичных» земледельческих социумов, перешедших на стадию цивилизации[10], начиналась, как правило, с небольшого социально-политического образования – города-государства, представляющего собой город с прилегающей к нему сельскохозяйственной округой,  характерными признаками которого, на наш взгляд, являются:

1) Сравнительно небольшие размеры. Естественно, понятие «небольшие» является относительным и определяется рядом факторов: общими размерами земельного фонда, количеством населения и его плотностью, урожайностью почв и т.д. Наличие на Руси огромного земельного фонда при слабой урожайности и, соответственно, низкой плотности населения предопределило то, что города-государства Руси занимали существенно большую площадь, чем античные или древневосточные города-государства;

2) Наличие города – политико-административного, сакрального, редистрибутивного и военного центра. Как правило, город в рамках города-государства наличествует только один. Если какое-то другое поселение достигает городского уровня, то оно обычно стремится получить независимость и структурировать собственную политию. При этом возможно объединение (добровольное или насильственное) городов-государств в конгломераты разной прочности с определенной иерархией между ними. В.В. Пассек, характеризуя соответствующие порядки в Древней Руси, справедливо отмечал в свое время, что в летописях под словом «город» подразумевается нередко «целая страна, область, со всеми ее деревнями, селами и городами, бывшими под защитой главного или стольного города, который собственно и назывался городом, а все другие, находившиеся в той области или уделе, в отношении его считались пригородами»[11]. Русь, по мнению историка, «распадалась на области, из которых каждая имела своих старейшин и свой срединный город, который со своими старейшинами господствовал над всею областью»[12]. Понятие города, по словам В.В. Пассека «поглощало в себе понятие целой страны. Город есть мысль, сердце, дух страны; он господин, он владыка»[13]. Город-государство имеет, по словам Ю.В. Андреева, «тенденцию к автономии и автаркии»[14];

3) Единство города и прилегающей к нему сельскохозяйственной округи. По мере распада этого единства идет процесс трансформации города-государства в политии других типов. Единство города и его волости, называемой обычно по его имени («Черниговская волость», «Киевская волость», «Смоленская волость» и т.д.[15]), фиксируется в древнерусских источниках многократно[16], что дало право С.В. Юшкову заключить, что «территориальный округ, тянувший к городу, так тесно с ним связан, что когда говорят о передаче города, то это означает передачу и всей городской округи. Город без окружающих его земель в этот период не мыслится»[17]. Эти наблюдения развил И.Я. Фроянов, по словам которого «главный город не мыслится без ‘’области’’, ‘’волости’’, т.е. без пригородов и сел. ‘’Город и волость’’ – стандартное терминологическое сращение древнерусских источников… Город и волость находились в единстве друг с другом, составляя одно территориальное целое»[18];

4) Наличие в рамках города-государства общины, сохраняющей определенное социально-политическое единство несмотря на социальную и имущественную стратификацию ее членов. Постепенно, по мере генезиса рабовладельческих или феодальных отношений, эта община разлагается и по мере ее разложения, как и по мере распада единства города и сельскохозяйственной округи, происходит превращение города-государства в «территориальное царство». Древнерусские источники пестрят указаниями на коллективные социально-политические акции жителей городов-государств Руси: «смоляне», «кияне», «владимирцы» и т.д. принимают важные социально-политические решения (например, о призвании или изгнании князя), объявляют войну другой волости и заключают с ней мир, идут на войну и т.д.;

5) Деление «большой» общины города-государства на ряд «меньших» общин: городских (районы и улицы города) и сельских, объединение которых (насильственное или добровольное) и приводит к становлению города-государства. Существование в древнерусских городах таких «малых» – кончанских – общин и их важная роль в социально-политической жизни ряда городов нам хорошо известны по источникам[19];

6) Важная роль народного ополчения в военной организации города-государства. Огромное значение народного ополчения (которое обычно обозначалось термином «вои» (хотя последний мог относиться и ко всем военным силам волости в целом, т.е. охватывать и княжескую дружину), или по имени своего города-государства: просто «кияне», «смоляне», «новгородцы» и т.д., а иногда согласно летописи на войну может идти «вся новгородская область»[20]), без которого – силами одной дружины – победа в серьезном конфликте была невозможна, в городах-государствах Руси хорошо прослеживается по источникам[21] и не раз становилось предметом изучения историков[22]. При этом характерно, что участниками ополчения были как горожане, так и сельские жители (в случае серьезной войны князья мобилизуют войско со всей волости, в т.ч. и из сел, после гибели множества людей в бою плач разносится «по градом по всем и по селом»)[23]. О подготовке похода русских князей против монголов в 1223-м году летопись говорит: «и начата вои совокуплята, коиждо свою область»[24].

Именно со стадии города-государства началась история «первичных» цивилизаций Древнего Востока и античного мира, ставших цивилизационной подосновой всего последующего развития человечества, а также «первичных» обществ Мезоамерики и Африки[25]. По словам И.М. Дьяконова и В.А. Якобсона «если на поздней ступени развития первобытного строя иногда создаются обширные племенные объединения (союзы племен, конфедерации), то первые государства всегда и везде образуются в небольшом объеме, а именно в объеме одной территориальной общины или чаще – нескольких тесно связанных между собой общин»[26]. И правы те ученые, которые аналогичным образом рассматривают древнерусский политогенез: на раннем этапе своей истории в IX-X вв. Русь представляла собой «союз племенных союзов»[27] под главенством полян, испытывавший тенденцию к расширению и подчинению все новых славянских этнополитических союзов[28], бывший вершиной истории восточных славян на этапе первобытного строя. В конце X – начале XI века в древнерусском обществе происходит постепенный переход к цивилизации[29] и по мере генезиса территориальной общины и перестройки общества на территориальных началах[30], в восточнославянском мире рождаются политии нового типа – города-государства и «суперсоюз» Киевская Русь неудержимо распадается. Эти общественные сдвиги нашли свое отражение в смене этнополитонимии Восточной Европы: если  в IX-X вв. игроками на политической сцене здесь были этнополитические союзы восточных славян («кривичи», «поляне», «древляне» и т.д.), то теперь им на смену приходят территориально-политические общности: «смоляне», «кияне», «новгородцы» и т.д. При этом если первоначально на Руси полноценных городов (определение выше в пункте 2) и соответственно городов-государств было немного и они имели большую территорию, то по мере роста новых городов и структурирования ими собственных городов-государств политическая карта Руси становится все более и более дробной: как было отмечено, на этой ступени развития два и более города не могут ужиться в рамках одного политического организма и «оперившись» новый город тут же начинал борьбу за свою и своей волости независимость от «метрополии», что мы хорошо видим по древнерусским материалам. Возьмем, к примеру, Галицкую и Волынскую земли. Здесь со временем борьбу за независимость, формальным выражением которой было наличие в городе собственного княжеского «стола», начинают вести Луцк[31], Берестье[32], Червен и Белз[33], Звенигород[34], Черторыйск[35] и т.д. И многим городам удается ее добиться.

По словам Л.В. Даниловой, которой принадлежит лучшее исследование истории русской средневековой общины, древнерусская государственность на первом своем этапе, в XI-XIIIвв. была представлена в форме «территориальных общин-государств» и являла собой одну из разновидностей «всеобщей формы государственности на ранних стадиях вторичной мега-формации». При этом «растущая имущественная и сословно-классовая дифференциация общинников не разорвала еще общинной оболочки. Представители разных сословий входили в одни и те же общинные организации (уличанские, кончанские, городские). Сельская община в той мере, в какой она отпочковывалась от городской, была более однородной и прочной. Сказанное не отрицает того факта, что часть общинников, и, видимо, немалая, выпадала из общности (изгои, закупы, рядовичи и др.). Несмотря на совершающийся процесс становления сословно-классового общества, община – и городская, и сельская – во многих отношениях выступала как целостность»[36]. Таким образом, те социально-политические единицы, из которых состояла Киевская Русь, удовлетворяют всем шести вышеуказанным критериям и потому могут быть с полным на то основанием названы «городами-государствами»[37]. В древнерусские времена тот социально-политический организм, который мы ныне на языке современной науки называем «город-государство», обозначался термином волость[38].

К такому пониманию природы древнерусского общественного устройства отечественная историография пришла еще в дореволюционное время: взглядов о городской природе древнерусской государственности и о ее общинном характере, с теми или иными вариациями, придерживалось большинство ученых середины XIX – начала ХХ вв., принадлежавших подчас к самым разным исследовательским школам и направлениям[39]. Впервые в целостном виде эти идеи были сформулированы И.Д. Беляевым. По мнению историка, «любой край в русской земле непременно имел в себе главный город, от которого большею частью получал и свое название, и в каждом краю от главного города зависели тамошние пригороды, т.е. или колонии главного города, или города, построенные на земле, тянувшей к старому городу»[40]. Здесь особенно интересны две мысли – о неразрывной связи в древнерусский период таких понятий, как «город» и «государство», а так же мысль о вторичных по отношению к главным (и древнейшим) городам городских центрах – пригородах этих главных городов, возникавших преимущественно в ходе колонизации из главного древнейшего (и потому первичного) центра. И.Д. Беляев обозначал и общинную природу древнейших русских городов (как и всего древнерусского общества в целом): «Городами тогда назывались те главные крупные общины, к которым тянули мелкие общины»[41]. Пригороды (вторичные городские центры) управляются из главного города (первичного городского центра): «целый край, тянувший к своему городу, и при власти княжеской управлялся вечем старого города, от которого веча зависели и пригороды»[42]. Таким образом, И.Д. Беляев подчеркивал вечевой характер древнейших русских городских и одновременно государственных образований.

Наиболее четко идею о существовании в Киевской Руси городов-государств выразил Н.И. Костомаров, по мнению которого «где город – там земля; где земля – там город… Земля была община, имевшая средоточие в городе…»[43]. Такой подход совершенно логично привел историка к поиску типологических аналогий древнерусским политиям в античном мире (города-государства Древнего Востока и Мезоамерики в этот период исторической науке были еще очень слабо известны): подчеркнув, что «никакие исторические данные не дают нам право заключить, чтобы Новгород по главным чертам своего общественного состава в давние времена отличался от остальной Руси, как позже в XIVи XVвв.»[44], ученый сблизил устройство Волховской столицы с  греческими республиками[45].

И Костомаров был в дореволюционной историографии отнюдь не одинок в таком сопоставлении древнерусских и античных городов-государств. Так, по мнению М.Д. Затыркевича, восточнославянское общественное устройство доваряжского времени «совершенно соответствовало тому государственному строю, с которого началась и на котором закончилась политическая жизнь древних народов», а именно «с устройством городов Древней Греции до завоевания Дорян и Древней Италии до основания Рима  сходно было»[46]. Ученый «удревнил» древнерусские города-государства в доваряжскую эпоху, для чего нет оснований, так как до рубежа X-XI вв. структура восточнославянского общества имела еще этноплеменной, а не территориально-общинный характер.

А.И. Никитский, констатировав неразделимость понятий «город» и «государство» для домонгольской Руси[47], отметил, что «эта неспособность отрешиться от смешения разных по существу понятий города и государства не составляет нимало исключительной принадлежности древнерусской жизни, а замечается одинаково и в классическом мире, и в истории Рима, и в особенности Греции, Афин, которые политическим устройством своим представляют любопытные черты сходства с Древнею Русью и потому при сличении могут подать повод к поучительным соображениям»[48]. При этом историк впервые сопоставил социально-политические институты Руси и античного мира системно, сравнив:

- «малые общины» Руси и античной Греции: концы древнерусских городов «были не что иное, как именно трибы, или филы, как последние были сформированы Клисфеном, то есть местные политические союзы; не что иное, как самые значительные второстепенные политические организмы или общины»[49];

- выборных должностных лиц древнерусских городов-государств и античных полисов: посадники были «русскими консулярами, преториями и эдилициями»[50], посадники и тысяцкие имели «такие же права, как курульские должности: консульство, преторство и эдильство, или позднее квесторство в Риме, как архонат в Греции». Назначаемые концами на вече псковские воеводы напомнили А.И. Никитскому «греческих стратигов, которые в Афинах, точно также, как и в Пскове, назначались местными союзами или трибами»[51].

Т.К. Ефименко предпринял попытку сопоставления административной организации в Киевской Руси и в античном мире, показав их сходные элементы, связанные с единством города и его сельской округи[52]. А.Е. Пресняков сблизил соединение ряда малых общин древнерусского города (концы, улицы) с античным синойкизмом[53]. Продолжил типологическое сопоставление городов-государств Руси и античных обществ Н.А. Рожков, который отмечал, что «древнерусские вольные города находят себе параллель в явлениях жизни эллинских городских общин VII и VIвв. до н.э.»[54].

Сформулированную Н.И. Костомаровым, А.И. Никитским и другими историками Древней Руси идею типологического сходства городов-государств Руси и античного мира поддержал антиковед Н.И. Кареев[55], который, к слову сказать, одним из первых констатировал универсальность модели города-государства для ранних обществ[56], что впоследствии было полностью наукой подтверждено.

В советской исторической науке, как уже было сказано, возобладали идеи европоцентризма, начался поиск в Киевской Руси феодальных отношений и ее «подтягивание» к синхронным западноевропейским государствам. Соответственно, идеи существования в Древней Руси городов-государств, равно как и поиски их типологических аналогий в ранних обществах Древнего Мира были советской наукой на долгие годы оставлены[57]. Возвращение соответствующей проблематики в историографию началось постепенно в позднесоветское время. Так А.В. Куза, хотя и был полностью сторонником концепции феодализма в Киевской Руси и древнерусского города, как центра феодального общества, тем не менее, допускал, хотя и гипотетическое, сравнение древнерусских городов с городами-государствами древности[58], продолжая тем самым, хотя и не очень явно, традицию русской дореволюционной исторической науки о волостном быте в Древней Руси. Так же ученый отметил, что «городовые волости были основными структурными единицами государственной территории Руси»[59], приближаясь тем самым к мысли о городах-государствах в Древней Руси. Ю.В. Павленко, говоря о городах-государствах как об универсальной форме политогенеза раннегосударственных обществ, включал и Киевскую Русь в ареал их распространения[60].

Впервые четко мысль о том, что ранняя форма древнерусской социально-политической жизни – это общие для всех раннегосударственных социумов города-государства, вновь прозвучала в работе Л.В. Даниловой и В.П. Данилова. Историки отметили, что «характерные для классической древности города-государства (государства-общины) были гораздо более широко распространены, нежели это принято думать. Они существовали, в частности, у славян в средние века. Типичные примеры таких государств – Великий Новгород с его делением на пятины, концы, сотни, уличанские и сельские общины, Полица и другие средневековые южнославянские республики. Полисное устройство – притом в более раннее время – известно и на Востоке, в частности в Шумере, Ассирии, Финикии, Индии»[61]. Впоследствии эти идеи были развиты Л.В. Даниловой в своей замечательной книге о средневековой русской сельской общине[62]. Поддержал идею о существовании городов-государств в Древней Руси Ю.Г. Алексеев[63]. Своего наибольшего развития в современной отечественной историографии она достигла в работах И.Я. Фроянова и ученых его школы[64], которые вернулись к типологическому сопоставлению древнерусских городов-государств с городами-государствами античного мира. По мнению И.Я. Фроянова, типологически сходны следующие социальные и политические институты Руси и Древней Греции:

-  единство города и сельской округи;

- республиканская форма общественно-политического устройства и важная роль народного собрания;

- существование ряда малых общин, из которых слагается большая община города-государства;

- важная роль народного ополчения;

- существование аристократической прослойки, из среды которой обычно выдвигались лидеры городов-государств;

- возможность избрания социальных посредников для разрешения назревших общественных противоречий в рамках общины города-государства (например, Солон и Владимир Мономах);

- подчинение более могущественными городами менее могущественных;

- и на Руси и в античной Греции распад городов-государств и переход к иным формам общественной жизни был ускорен внешним вмешательством[65].

По поводу последнего пункта можно заметить, что И.Я. Фроянов и его ученики не уделили должного внимания внутренним причинам кризиса городов-государств на Руси, что привело их к механическому распространению домонгольских реалий на постмонгольское время[66], хотя примеры внутреннего «перерождения» полиса в территориальную монархию имеются – вспомним хотя бы историю Древнего Рима. На наш взгляд, именно этот – «римский» – путь трансформации полиса в территориальную монархию являет собой очень интересную аналогию истории Московской Руси, тем более любопытную, что в обоих случаях имела место активная завоевательная политика со стороны города-государства, которая, во-многом, и обусловила соответствующие социально-политические изменения. Детальное сопоставление трансформации этих двух социумов заслуживает обстоятельного исследования.

Что касается различий между античными и древнерусскими городами-государствами, то основное из них, по мнению И.Я. Фроянова, состояло в том, что на Руси так и не получило широкого развития рабовладение и весь домонгольский период основным производственным коллективом оставалась свободная община (сельская и городская). Позднее в Московской Руси единство между городом и деревней распалось, и сельскую общину постепенно вытеснила феодальная вотчина.

Преодолеть указанное слабое место в работах И.Я. Фроянова и его учеников попытался А.В. Журавель, пошедший дальше в типологическом сопоставлении городов-государств Руси и античного мира и впервые в отечественной историографии четко поставивший вопрос о кризисе городов-государств Руси и их трансформации в политии новых типов[67]. По мнению ученого, «волостной строй древней Руси XII-XIII вв. стадиально соответствовал раннему, а не классическому античному полису. То есть сопоставлять его надо не с афинским полисом времен Перикла, а с архаической Грецией VII-VIвв. до н.э., для которой характерно огромное разнообразие политических форм – от монархии до демократии»[68]. Это очень важное замечание и на Руси мы, во-многом, видим ту же картину: развитие городов-государств нередко шло разными путями, особенно контрастны были исторические судьбы Владимиро-Суздальской и Новгородско-Псковской земель: первая стала постепенно эволюционировать в сторону монархии, вторая уверенно шла по пути развития вечевого народоправства. По мнению А.В. Журавеля:

- социальные конфликты в античном обществе указанного периода и в домонгольском обществе Руси были обусловлены одной и той же причиной: социальным расслоением в общине и развитием долгового рабства. Последнее со временем в Греции было полностью запрещено, а на Руси ограничено Владимиром Мономахом, что было вызвано необходимостью не допустить уменьшения военной мощи города-государства и сокращения числа общинников-военнослужащих. Для той же цели в Греции было предпринято ограничение максимальных размеров земельных владений с наложением на богатых дополнительных налогов на общеполисные нужды. На Руси полного запрета долгового рабства и ограничения размеров земельных владений не произошло потому, что социальное расслоение еще не зашло так далеко, и данная проблема не стояла столь остро, а земельный фонд в домонгольский период был очень далек от исчерпания. Именно это предопределило то обстоятельство, что основным богатством в древнерусский период была не земля, а власть над волостями и их населением, что предопределило движение Руси по пути феодализации, а не развития рабства.

- в древнерусских волостях так же, как и в архаической Греции существовали различные политические тенденции: монархическая, аристократическая и демократическая, каждая из которых могла с большей или меньшей силой проявиться в той или иной земле.

- в ряде греческих полисов установление демократии ускорили тирании, которые опирались на народ и жестко расправлялись с олигархами. С этим можно сопоставить ряд «антибоярских» акций многих князей предмонгольской поры, которые наиболее ярко проявились в Галицкой и Волынской землях[69].

Очень важной нам представляется и мысль А.В. Журавеля, согласно которой «аналогия с социальной структурой Римской республики классической эпохи позволяет лучше понять то, что невозможно ‘’вычитать’’ из дошедших до нас древнерусских источников»[70]. Хотя сам ученый приводит в ее подтверждение лишь одно наблюдение («подобно тому как в Риме патриции, отцы города, были потомками первопоселенцев, основавших город, так, видимо, и бояре были по своему происхождению ‘’старей’’, чем прочие жители Новгорода»[71]), думается, что она имеет важное методологическое значение и при грамотном применении намеченный исследователем подход может многое прояснить в жизни городов-государств разных народов и исторических периодов.

Основное содержание процесса феодализации Руси, по мнению А.В. Журавеля, составлял процесс постепенного превращения власти бояр над определенными местностями (которыми они поначалу управляли как лидеры городской вечевой общины) в собственность над землями и их жителями. Начался этот процесс еще в Киевской Руси, а завершился в XV-XVI вв.[72] Думается, что намеченная исследователем схема вполне применима к Новгороду (не случайно А.В. Журавель обосновывает ее именно новгородским материалом), но едва ли верна для Московской Руси, где феодализация развивалась главным образом через пожалование земель с крестьянами служилым людям для их обеспечения.

Таким образом, к настоящему времени наукой накоплен значительный материал о типологическом сходстве между городами-государствами архаической Греции и Киевской Руси. Учеными сопоставлены их общественные структуры и политические институты, намечены черты сходства и различия. Полностью поддерживая соответствующие наблюдения  И.Я. Фроянова и ученых его школы, А.В. Журавеля[73], равно как и их дореволюционных предшественников, вместе с тем нельзя не отметить определенную односторонность их подхода. Все они сравнивают города-государства Руси преимущественно с городами-государствами античного мира, хотя последние вовсе не были каким-то эталоном города-государства, а представляли собой лишь один из его возможных вариантов. Другой возможный вариант представляли собой города-государства Древнего Востока (города-государства других регионов мира мы пока рассматривать не будем в силу ограниченного объема данной статьи), в первую очередь Шумера[74], которые существовали период времени, даже превосходящий «классические» античные полисы, прошли в своем развитии разные стадии, гораздо лучше, чем города-государства других восточных регионов освещены источниками и потому могут, в известной степени, рассматриваться как некий эталон городов-государств Востока. История и вопросы общественной организации городов-государств Шумера к настоящему времени  достаточно хорошо разработаны[75]. В дореволюционную эпоху история шумерских городов-государств была еще очень слабо известна, невнимание же к ней большинства современных историков Древней Руси, которые являются сторонниками теории существования в Киевской Руси городов-государств, является, на наш взгляд, серьезнейшим упущением. По-другому подошла к этой проблематике Л.В. Данилова, которая, напротив, провела аналогию между Русью и Востоком, охарактеризовав на основе детальной теоретической проработки соответствующих вопросов общественный строй домонгольской поры как близкий к азиатскому способу производства.

Города-государства Шумера и античного мира представляли собой две разные модели города-государства[76]. И последовательное сопоставление городов-государств Руси как с первыми так и со вторыми может прояснить вопрос о месте социально-политического устройства Древней Руси в типологическом ряду «первичных» обществ. При этом важно подчеркнуть, что в Микенское время города-государства Греции типологически были гораздо ближе к городам-государствам Древнего Востока, чем в «классическую» эпоху и лишь со временем в силу ряда исторических обстоятельств трансформировались постепенно в хорошо нам известные «классические» полисы[77]. Города-государства Востока пошли по иному пути – по пути превращения в территориальные монархии. Аналогичным, хотя и более сложным, оказался и путь Древнего Рима, который успел стать вполне «классическим» полисом. По этой причине его превращение в территориальную монархию оказалось процессом непростым, наполненным рядом драматических событий и многочисленных гражданских конфликтов. На Руси в домонгольское время «классических» полисов со всеми их атрибутами так и не сложилось и она, как ниже будет показано, занимала в типологическом ряду особое положение и стояла как бы на перепутье в вопросе своего дальнейшего развития (могли быть реализованы оба сценария: и «полисный» и «государственный»), что облегчило одним ее политиям в определенных исторических условиях ускоренное превращение в территориальную монархию (Москва), а другим дало возможность развития по «полисному» пути (Новгород).

Выше были сформулированы общие черты, характерные для всех городов-государств. Рассмотрим же теперь специфические черты шумерских городов-государств с одной стороны и греческих – с другой, а потом сопоставим с ними города-государства Древней Руси и подумаем, какое место они занимали в типологии данных политий. При этом, учитывая то обстоятельство, что как шумерские, так и древнегреческие города-государства существовали достаточно долгое время и прошли в своем развитии ряд этапов, сравнивать надо не столько присущие им явления как таковые, сколько тенденции в развитии соответствующих явлений, характерные для двух этих типов городов-государств.

Для полисов Греции (равно как и для Рима) были характерны следующие специфические явления и тенденции развития:

1) С конца II – начала I тыс. до н.э. обозначилась явная тенденция к упадку значения царской власти, которая со временем либо совсем отмирает (Афины) либо приобретает весьма ограниченный характер (Спарта);

2) Значение народного собрания, напротив, возрастает и со временем оно превращается в высший орган власти полиса;

3) В античных полисах практически отсутствовало мощное государственное и/или храмовое хозяйство и государственная и/или храмовая организация сельскохозяйственного производства и экономики в целом и в противовес ему было сильно развито частное хозяйство. Отсутствовало, соответственно, и развитое централизованное распределение продуктов;

4) Сильная социальная дифференциация свободных общинников и бурное развитие «классического рабства» – эксплуатации привозных рабов при упадке разных полурабских  и клиентских форм эксплуатации в рамках общины города-государства;

5) Со временем эксплуатация рабов-иноземцев становится основой социально-экономической организации полисов.

Для городов-государств Шумера были характерны следующие специфические явления и тенденции развития:

1) Последовательное усиление царской власти и подчинение ей общинных структур;

2) Снижение роли народного собрания, которое чем дальше, тем больше играло роль лишь на местном уровне: на уроне отдельных «малых» общин;

3) Огромная роль государственного (царского) и/или храмового хозяйства, которое постепенно становится основой экономической жизни города-государства, которая приобретает черты централизованного производства и распределения продукции. Подобная ситуация была обусловлена необходимостью создания и поддержания ирригационной системы, что было возможно только путем объединения усилий нескольких общин при помощи надобщинных структур;

4) Относительно слабая социальная дифференциация массы рядовых свободных общинников, сохранение разнообразных форм полурабской и клиентской зависимости, гораздо менее сильное, чем в античном мире развитие «классического рабства», сохранение долгового рабства;

5) Эксплуатация государством общинников становится со временем основой их социально-экономической организации.

Итак, мы видим, что по ряду весьма важных моментов развитие «классического» античного полиса и городов-государств Шумера шло разными путями и по ряду важных элементов социального и политического строя они существенно отличались друг от друга. Как же дело обстояло на Руси?

1)  На Руси княжеская власть имелась и играла очень важную роль в политической жизни городов-государств. Какой-либо тенденции к ее отмиранию или снижению ее статуса не прослеживается. Вспомним о том, что летописцы всегда и с большой тревогой тщательно фиксировали все периоды бескняжья. Все нити оперативного повседневного управления городом-государством сходились в руках князя. Князь был верховным военачальником (войско, которым командовал не князь, могло обратиться в бегство только потому, что «зане не бяше ту князя, а боярина не вси слушают»[78]), судьей и начал постепенно приобретать полномочия законодателя. Многие сильные князья вообще могли подчинять себе вече. Хотя в домонгольский период власть князя не была еще монархической, но она содержала в себе соответствующую тенденцию, которая со временем и была реализована в XIII-XV вв. Причем соответствующая трансформация княжеской власти началась в большинстве регионов Руси, очевидно, еще в домонгольский период. Единственным исключением были Новгород и Псков, где развивалась противоположная тенденция и роль княжеской власти, напротив, последовательно снижалась.

2) Народное собрание – вече – играло в домонгольский период огромную роль. Оно могло решать практически любые внутри- и внешнеполитические вопросы (изгнание и приглашение князя, назначение и смещение должностных лиц, вопросы войны и мира) и нередко брало верх над князем в тех случаях, когда его позиция расходилась с вечевой. В вопросе роли народного собрания в жизни города-государства Русь явно ближе к античной Греции, хотя в дальнейшем одновременно с ростом значения княжеской власти, произойдет и упадок роли народного собрания, полномочия которого будут ограничены местными вопросами.

Такой причудливый и ярко выраженный дуализм княжеской и вечевой властей в домонгольской Руси является явлением, промежуточным между соотношением аналогичных институтов в Шумере и Греции и плохо поддается определению с точки зрения современных юридических понятий[79]. Он содержал в себе два варианта развития, из которых в силу ряда причин в большинстве регионов Древней Руси был реализован тот, который можно назвать близким к «шумерскому».

В антиковедении ныне идет дискуссия о том, можно ли считать полис государством[80]. Как бы ни решать этот вопрос, очевидно, что «классическим» государством, т.е. тем, в котором наличествует административная машина, оторванная от общества и стоящая над ним, он не был. В рамках полиса сама община приняла форму государства. В городах-государствах Востока, напротив, получили развитие структуры «классического» государства, стоящие над общиной. В вопросе соотношения власти правителя и народного собрания Русь стояла в XI-XIIIвв. как бы на перепутье: городские вечевые общины воплощали в себе полисное начало, князья с их административным аппаратом – начало государственное. И в разных регионах в разные периоды их соотношение могло выстраиваться по-разному: в Новгороде взяла верх «полисная» тенденция, в Северо-Восточной Руси – монархическая, в Галицой и Волынской землях между ними шла жесткая борьба, которая вплоть до монгольского нашествия не завершилась победой ни одной из сторон и т.д.

3) Княжеское хозяйство начинает на Руси[81] формироваться с Х века, к которому относятся первые сведения о княжеских владениях, которые нет оснований подвергать сомнению[82]. В дальнейшем оно растет (вспомним, что и «Русская правда» была посвящена, в значительной мере, именно регулированию отношений между княжеским хозяйством и общиной), хотя на протяжении всей домонгольской эпохи масштабы его остаются относительно скромными (равно как и частновладельческих вотчин), а вот впоследствии, в Московской Руси, оно превратится в один из важнейших секторов экономики.

То же самое можно сказать и о церковном хозяйстве на Руси: начав свое развитие еще в домонгольскую эпоху[83], оно получит бурное развитие в Московский период, но в отличие от Шумера не сольется с государственным хозяйством, чему поспособствовала система татарских льгот, предоставленных Церкви.

4) Социальная дифференциация основной массы свободных общинников на Руси в сравнении с античным миром была относительно слабой, сохранялось долговое рабство, различенные формы полурабской и клиентской зависимости в рамках общины города-государства[84]. Рабство иноземцев получило относительно слабое развитие и не стало основой экономики, так как рабы были востребованы главным образом в немногочисленных вотчинах князей и бояр.

Это все сближает древнерусское общество с шумерским, однако в силу ряда причин все указанные явления (в первую очередь – долговое рабство) имели в нем куда меньшее распространение.

5) Основой экономики Руси была не эксплуатация рабов-иноплеменников (Греция) или общинников (Шумер), а свободная земледельческая община, независимая по отношению к государственному хозяйству. Этому способствовало наличие огромного массива свободных земель при низкой плотности населения и отсутствие необходимости создания какой-то единой хозяйственной системы (например, ирригационной). В дальнейшем именно наступление государственного и частновладельческого хозяйства на общину и ее подчинение ими составит основное содержание процесса феодализации в Московской Руси[85]. Здесь мы тоже видим аналогию в Шумере, где сельская община также постепенно попала под власть  государственных структур и крупных землевладельцев.

Таким образом, мы видим, что древнерусское общество домонгольской эпохи имело черты, сближающие его как с шумерским (сильная княжеская власть, развитие форм полурабской и клиентской зависимости, сохранение долгового рабства, появление и развитие княжеского и церковного хозяйства, сохранение хозяйственной роли крестьянской общины и т.д.), так и с античным (наличие сильного народного собрания, сохранение автономного статуса малых общин и т.д.). В то же время по ряду признаков оно отличалось от них обоих: основой ее экономики была не эксплуатация хозяевами рабов или общинников государством, а труд свободных общинников. Все это позволяет говорить о том, что древнерусская волость занимает особое положение в типологическом ряду городов-государств и не может быть четко отнесена ни к типу полисов, ни к типу древневосточных городов-государств, являя собой особый вариант этой формы общественного устройства. При этом надо подчеркнуть, что круг аналогий, разумеется, в дальнейшем должен быть расширен и города-государства разных регионов мира (на Востоке надо брать не только Шумер, а кроме Востока и Африку, и Мезоамерику) должны быть системно сопоставлены. Но это – задача для монографического исследования. В данной статье мы только обозначили направление поиска.

Очень интересно и сопоставление деятельности трех «социальных посредников»: Урукагины, Солона и Владимира Мономаха, каждый из которых был призван общиной города-государства для того, чтобы разрешить назревшие в ее рамках противоречия. В каждом случае действия «социального посредника» определялись местной спецификой, но налицо и общие черты, связанные с необходимостью обуздания дифференциации внутри городской общины с целью сохранения ее единства перед лицом внешних угроз и возможного социального взрыва. При этом видно, что в Лагаше уже вполне оформилось стоящее над миром общин «классическое» государство и именно урегулирование его отношений с общиной и ослабление ее эксплуатации со стороны государства составляло основное содержание реформ Урукагины. В Афинах «классического» государства не было, и основной проблемой была дифференциация общины с распространением долгового рабства и обезземеливанием рядовых общинников с концентрацией земельных владений в руках знати. Соответственно была проведена ликвидация долгового рабства и ограничение предельного размера земельных владений. На Руси в силу ее огромной территории и низкой плотности населения не было проблемы обезземеливания общинников, и была не столь острой проблема долгового рабства, поэтому оно было лишь ограничено, хотя в дальнейшем, в 1146-м году, со стороны рядовых общинников звучали призывы к его полному запрету, что так и не было осуществлено.

Именно в силу размеров территории и низкого плодородия почв, предопределивших слабую плотность населения, Русь не имела тех задач и проблем, которые стояли перед античной Грецией (необходимость распределения ограниченного земельного фонда между всеми общинниками) или Шумером (необходимость создания и поддержания единой ирригационной системы). Соответственно, в ней не получили развития ни надобщинные государственные структуры, ни, напротив, целенаправленные усилия по укреплению общинного единства. Домонгольская Русь стояла на перепутье. В силу ряда конкретно-исторических факторов (монгольское иго и необходимость консолидации для борьбы с ним. В известном смысле этот фактор сыграл ту же роль, что и необходимость создания ирригационной системы в Шумере – он породил необходимость объединения множества общин в единое целое через систему государственного управления) происходит ослабление «полисных» черт в характере общественного устройства Руси и усиление «государственных»: Северо-Восточная Русь уверенно вступила на путь превращения в территориальную монархию, каковой и стала в XV-XVIвв. Иначе пошло развитие Новгорода, который не находился на переднем крае борьбы с монгольской угрозой и которому, соответственно, не было необходимости в концентрации ресурсов, осуществить которую могли только надобщинные государственные структуры. В Новгороде взяла верх «полисная» тенденция и его развитие пошло не по пути превращения в территориальную монархию, а по пути развития и совершенствования вечевых институтов.

 

Этот доклад был прочитан на круглом столе «Политогенез в Центральной и Восточной Европе в раннее средневековье», проведенном 29 апреля 2011 года кафедрой истории славянских и балканских стран исторического факультета СПбГУ




[1]Новейшие исследования этой проблематики, выполненные с разных позиций: Пузанов В.В. Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты. Ижевск, 2007; Шинаков Е.А. Образование древнерусского государства: Сравнительно-исторический аспект. М., 2009.

[2]Типологическое сопоставление городов-государств Мезоамерики и Древнего Востока см.: Гуляев В.И. Америка и Старый Свет в доколумбову эпоху. М., 1968. С. 127-155.

[3]Гуляев В.И. Древние цивилизации Америки. М., 2008. С. 10.

[4]Там же. С. 371.

[5]Кривошеев Ю.В. К историософии средневековой Руси в XX веке // Средневековая и новая Россия. Сб. научных статей к 60-летию профессора И.Я. Фроянова / Отв. ред. В.М. Воробьев, А.Ю. Дворниченко. СПб., 1996.С. 94.

[6]Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки отечественной историографии // Фроянов И.Я. Начала русской истории. Избранное. М., 2001. С. 225-328.

[7]Брайчевский М.Ю. Производственные отношения у восточных славян в период перехода от первобытного строя к феодализму // Проблемы возникновения феодализма у народов СССР. М., 1969. С. 39.

[8]Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки отечественной историографии. С. 285-286.

[9]Недавно по начальному периоду развития «варварской Европы» увидело свет интересное исследование Кароля Модзелевского: ModzelewskiК. BarbarzyсskaEuropa. Warszawa, 2004.

[10]По К. Ренфрю, для отнесения того или иного общества к стадии цивилизации достаточно двух признаков из трех: наличие городов, письменности и монументальной архитектуры (RenfrewC. TheEmergenceofCivilization: The Cyclades and Aegean in the Third MilleniumB.C.. London, 1972).На Руси сочетание этих признаков наблюдается с рубежа X-XI вв.

[11]Пасек В.В. Княжеская и докняжеская Русь // Чтения в Обществе истории и древностей российских. 1870. Кн. 3. С. 73.

[12]Там же.

[13]Там же.

[14]  Андреев Ю.В. Античный полис и восточные города-государства // Андреев Ю.В. Раннегреческий полис (гомеровский период). Избранные статьи. СПб., 2003. С. 204.

[15]См. например: ПСРЛ. Т. I. Стб. 309, 350, 367.

[16]См. например:  ПСРЛ. Т. III. (Репринт издания: Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов / Под ред. А.Н.Насонова. М.; Л., 1950). С. 253, 268, 277.

[17]Юшков С.В. Общественно-политический строй и право Киевского государства. М., 1949. С. 262.

[18]Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории // Начала русской истории. С. 706.

[19]Арциховский А.В.Городские концы в Древней Руси // Исторические записки. Т. 16. 1945; Фадеев Л.А. Происхождение и роль системы городских концов в развитии древнейших русских городов // Русский город. Историко-методологический сборник / Под ред. В.Л.Янина. М., 1976; Петров А.В. От язычества к Святой Руси. Новгородские усобицы (к изучению древнерусского вечевого уклада). СПб., 2003.

[20]ПСРЛ. Т. III. С. 23, 27, 40, 64, 72, 208, 214, 230-231, 268, 283.

[21]См. например: ПСРЛ. Т. I. Стб. 321, 322, 330, 495; ПСРЛ. Т. II. Стб. 325-326, 383, 577, 759; ПСРЛ. Т. III. С. 33, 34, 35, 220-221, 223, 224.

[22]См. например: Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 320-338; Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 658-686. С заявкой на новую трактовку данного вопроса выступил недавно П.В. Лукин, обрушившийся с суровой критикой на своих предшественников (Лукин П.В. Древнерусские «вои». IX– начало XIIв. // Средневековая Русь / Отв. ред. А.А. Горский. Вып. 5. М., 2004), но после долгих исканий ученый пришел фактически к тем же самым выводам – «важную роль в военной организации Древней Руси играли городские полки» (Там же. С. 57). По справедливым словам В.В. Долгова «С заявкой на новую трактовку термина ‘’вои'' выступил московский историк П.В. Лукин. Начав свою статью со строгой критики концепции И.Я. Фроянова, он в конечном итоге приходит к выводу, что значение слова ‘’вои’’ в древнерусском языке было широким и разнообразным. В констатации этого и без специальных изысканий очевидного факта заключается главная ‘’новизна'’ исследования. В остальном трактовка Лукина от традиционной практически не отличается: ''вои'' – это ''городские полки''» (Долгов В.В. Быт и нравы Древней Руси. М., 2007. С. 196. Примеч. 1). Основное отличие позиции П.В. Лукина от предшественников состоит в том, что, по его мнению, сельские жители в ополчении участия не принимали и оно было «привилегией» горожан. Для такого вывода никаких оснований нет, так как в источниках неоднократно зафиксировано участие в древнерусском ополчении сельских жителей.

[23]См. например: ПСРЛ. Т. I. Стб. 494, 509; ПСРЛ. Т. II. Стб. 800; ПСРЛ. Т. III. С. 63, 267.

[24]ПСРЛ. Т. III. С. 62, 265.

[25]См. например: Кареев Н.И. Город-государство античного мира. СПб., 1905; Ф. де Куланж. Гражданская община древнего мира. СПб., 1906; Дьяконов И.М. Общественный и государственный строй древнего Двуречья. М., 1959; Дьяконов И.М., Якобсон В.А. «Номовые государства», «территориальные царства», «полисы» и «империи». Проблемы типологии // Вестник древней истории. 1982. № 2; Кочакова Н.Б. Города-государства йорубов. М., 1968; Гуляев В.И. Города-государства майя. М., 1979; Маяк И.Л. Рим первых царей. Генезис римского полиса. М., 1983; Андреев Ю.В. Раннегреческий полис…; Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. СПб., 2004 и т.д.

[26]Дьяконов И.М., Якобсон В.А. «Номовые государства», «территориальные царства», «полисы» и «империи»… С. 3.

[27]Определение летописных полян, северян, древлян и т.д. в качестве «племенных союзов», естественно, несколько условно. Тут мы не вдаемся в вопрос о социальной сущности этих славянских этнополитических союзов, но отметим, что наиболее обоснованной нам кажется мысль А.П. Новосельцева согласно которой «древляне, поляне и т.д., по-видимому, идентичны таким германским «племенам», как франки, саксы, бавары и т.д. которые на деле представляли уже союзы племен, хотя и сохранили наименование одного (господствующего) племени» (Новосельцев А.П. Восточные славяне и образование древнерусского государства // История России с древнейших времен до конца XVIIв. / Отв. ред. А.Н. Сахаров, А.П. Новосельцев. М., 2000. С. 49).

[28]Фроянов И.Я. 1) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 498-506; 2) К истории зарождения  Русского государства // Фроянов И.Я. Начала русской истории. С. 727-735.

[29]Дворниченко А.Ю. О восточнославянском политогенезе в VI-Х вв. // Rossicaantiqua: Исследования и материалы. 2006 / Отв. ред. А.Ю. Дворниченко, А.В. Майоров. СПб., 2006. С. 190 и сл.

[30]Существует альтернативная точка зрения, согласно которой падение родовых отношений и формирование территориальной общины в славянском мире произошло гораздо раньше – в эпоху великого славянского расселения VI-VIIвв. (Горский А.А. 1) Славянское расселение и эволюция общественного строя славян // Буданова В.П., Горский А.А., Ермолова И.Е. Великое переселение народов: Этнополитические и социальные аспекты. М., 1999. С. 160-177; 2)О «племенной знати» и «племенах» у славян // Florilegium: К 60-летию Б.Н. Флори: Сборник статей / Сост. А.А. Турилов. М., 2000; 3)Русь: от славянского Расселения до Московского царства. М., 2004. С. 9-19) или даже ранее (Кузьмин А.Г. 1) Ученые мнения и легенды о славянской прародине // Славяне и Русь: Проблемы и идеи: Концепции, рожденные трехвековой полемикой в хрестоматийном изложении / Сост. А.Г. Кузьмин. М., 2001. С. 12-13; 2)Начало Руси: Тайны рождения русского народа. М., 2003. С. 294-295), но оно не выглядит убедительно, так как непонятно, почему если территориальная община у славян господствовала давно, формирование городов-государств началось лишь на рубеже X-XIвв., а не раньше. Предположение И.Я. Фроянова об утверждении господства территориальных связей лишь в этот период хорошо объясняет этот момент.

[31]ПСРЛ. Т. II. Стб. 491 (в Луцке фиксируется собственный князь), 571 (фиксируется наличие сложившейся волости вокруг Луцка), 389-390 (фиксируется наличие у Луцка собственного войска), 559 (фиксируется формальная независимость Луцка с волостью от Владимира).

[32]Там же. Стб. 720-721 (берестейцы хотят сами распоряжаться «столом» в своем городе), 928 (берестейцы приглашают собственного князя и поднимают восстание).

[33]Там же. Стб. 759.

[34]Татищев В.Н. История Российская. М.; Л., 1963. Т. II. С. 137-138 (фиксируется появление в Звенигороде собственного князя и борьба Звенигорода со «старшим городом» Теребовлем). Историки обычно оценивают это «татищевское известие» как достоверное (Рапов О.М. Княжеские владения на Руси в Х – первой половине XIII века. М., 1977. С. 73-74; Котляр Н.Ф. Формирование территории и возникновение городов Галицко-Волынской Руси IX-XIIIвв. Киев, 1985. С. 78; Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988. С. 130-132).

[35]ПСРЛ. Т. II. Стб. 750.

[36]Данилова Л.В. Сельская община средневековой Руси. М., 1994. 168-169.

[37]Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 687-712; Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси.

[38]Жих М.И. О понятиях волость и земля в Древней Руси (предварительные замечания) // Время, событие, исторический опыт в дискурсе современного историка: XVIчтения памяти члена-корреспондента АН СССР С.И. Архангельского, 15-17 апреля 2009 г. / Редакционная коллегия: М.Ю. Шляхов (ответственный редактор) и др. Часть 2. Нижний Новгород, 2009. С. 9-14. В интернете:http://hrono.ru/statii/2010/zhih07.php

[39]См. например: Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. СПб.; Киев, 1907; Градовский А.Д. Государственный строй Древней Руси. СПб., 1868; Сергеевич В.И. Вече и князь. М., 1867;  Забелин И.Е. История русской жизни с древнейших времен. Ч. 1. М., 1908; Корф С.А. История русской государственности. Т. 1. СПб., 1908; Никитский А.И. Очерк внутренней истории Пскова. СПб., 1903; Пасек В.В. Княжеская и докняжеская Русь // Чтения в Обществе истории и древностей российских, 1870. Кн. 3; Самоквасов Д.Я. Древние города России. СПб., 1873; Пресняков А.Е. Княжое право Древней Руси. Лекции по русской истории. Киевская Русь. М., 1993 и т.д.

[40]Беляев И.Д. Рассказы из русской истории. М., 1956. Кн. 1. С. 6.

[41]Там же.

[42]Там же.

[43]Костомаров Н.И. Начало единодержавия в Древней Руси // Вестник Европы. 1870. Ноябрь. С. 19.

[44]Там же. С. 25.

[45]Там же. С. 24.

[46]Затыркевич М.Д. О влиянии борьбы между народами и сословиями на образование русского государства в домонгольский период. М., 1874. С. 49.

[47]Никитский А.И. Очерк внутренней истории Пскова. С. 58, 60.

[48]Там же. С. 162.

[49]Там же.

[50]Там же. С. 145.

[51]Там же. С. 160.

[52]Ефименко Т.К. К вопросу о русской «сотне» княжеского периода // Журнал министерства народного просвещения. 1910. Июнь. С. 316.

[53]Пресняков А.Е. Княжое право Древней Руси... С. 400.

[54]Рожков Н.А. Обзор русской истории с социологической точки зрения. Ч. 2. Удельная Русь. Вып. 2. М., 1905. С. 161.

[55]Кареев Н.И. Город-государство античного мира. С. 324-325.

[56]Там же. С. 320.

[57]Произошло это, правда, не сразу. Характерно, что в своих ранних послереволюционных работах А.Н. Насонов (Насонов А.Н. Князь и город в Ростово-Суздальской земле // Века. 1. Пг., 1924) и С.В. Юшков (Юшков С.В. Феодальные отношения в Киевской Руси // Ученые записки Саратовского университета. Т. 3. Вып. 4. Саратов, 1925) еще вполне разделяли идею городовых волостей Древней Руси, от которой отошли впоследствии по мере утверждения в советской науке «феодальной» концепции. Позднее П.И. Лященко предпринял попытку в известной мере соединить идеи о городовой волости с тезисом о феодализме в Киевской Руси, но его построения имели уже характер некоторого историографического анахронизма в советской науке (Лященко П.И. История народного хозяйства СССР. 2-е изд. Т. I: Докапиталистические формации. Б. м., 1950).

[58]Куза А.В. Социально-историческая типология древнерусских городов X-XIIIвв. // Русский город (исследования и материалы). М., 1983. Вып. 6. С. 14.

[59]Там же. С. 8.

[60]Павленко Ю.В. Основные закономерности и пути формирования раннеклассовых городов-государств // Фридрих Энгельс и проблемы истории древних обществ / Отв. ред. В.Ф. Генинг. Киев, 1984.

[61]Данилова Л.В., Данилов В.П. Проблемы теории и истории общины // Община в Африке: проблемы типологии и истории. М., 1978. С. 36.

[62]Данилова Л.В. Сельская община…

[63]Алексеев Ю.Г. 1) «Черные люди» Новгорода и Пскова (к вопросу о социальной эволюции древнерусской городской общины) // Исторические записки. 1979. Т. 103; 2) Псковская Судная грамота и ее время: Развитие феодальных отношений на Руси XIV-XVвв. Л., 1980. С. 25.

[64]Фроянов И.Я. 1) Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории// Начала русской истории; 2) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории; 3) Мятежный Новгород: Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца  IX– начала XIIIстолетия. СПб., 1992; 4) Древняя Русь: Опыт исследования истории социальной и политической борьбы. М.; СПб., 1995; 5) Рабство и данничество у восточных славян (VI-Xвв.). СПб., 1996; 6) Киевская Русь. Главные черты социально-экономического строя. СПб., 1999; Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси; Дворниченко А.Ю. Русские земли Великого княжества Литовского: Очерки истории общины, сословий, государственности (до начала XVIв.). СПб., 1993; Пузанов В.В. 1) Княжеское и государственное хозяйство на Руси X-XIIвв. в отечественной историографии XVIII– начала ХХ в. Ижевск, 1995; 2) Древнерусская государственность…; Кривошеев Ю.В. Русь и монголы: Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII-XIVвв. СПб., 2003; Майоров А.В. Галицко-Волынская Русь: Очерки социально-политических отношений в домонгольский период. Князь, бояре и городская община. СПб., 2001; Михайлова И.Б. 1) Служилые люди Северо-Восточной Руси в XIV— первой половине XVIвека: Очерки социальной истории. СПб., 2003; 2) Малые города Южной Руси в VIII – начале XIII века. СПб., 2010; Петров А.В. От язычества к Святой Руси...; Кривошеев М.В. Муромо-Рязанская земля: Очерки социально-политической истории XI – начала XIII вв. по материалам повестей. Гатчина, 2003; Долгов В.В. Быт и нравы Древней Руси и т.д. Постепенно эти идеи утверждаются в науке и вне рамок историографического направления, связанного с именем И.Я. Фроянова, в частности, в историко-правовой науке. См. например: Древнерусское государство и право / Под ред. Т.Е. Новицкой. М., 1998; Теория государства и права. Ч. 1. Теория государства. М., 1995.

[65]Курбатов Г.Л., Фролов Э.Д., Фроянов И.Я. Заключение // Становление и развитие раннеклассовых обществ: Город и государство. Л., 1986. С. 334.

[66]Журавель А.В. «Аки молниа в день дождя». Книга 1. Куликовская битва и ее след в истории. М., 2010. С. 172, 186 и сл.

[67]Там же. С. 173-280.

[68]Там же. С. 181-182.

[69]Там же. С. 182-185.

[70]Там же. С. 190.

[71]Там же.

[72]Там же. С. 186-194.

[73]Естественно, данное направление в современной историографии не является единственным. Выходят и многочисленные исследования оппонирующих ему историков, развивающих и модернизирующих традиционные для советской исторической науки взгляды (См. например: Толочко А.П. Князь в Древней Руси: власть, собственность, идеология. Киев, 1992; Свердлов М.Б. Домонгольская Русь: Князь и княжеская власть на Руси VI– первой трети XIIIв. СПб., 2003; Горский А.А. Русь…; Горский А.А., Кучкин В.А., Лукин П.В., Стефанович П.С. Древняя Русь: очерки политического и социального строя. М., 2008; Вилкул Т.Л. Люди и князь в древнерусских летописях середины XI-XIII вв. М., 2009 и т.д.). Однако их общим слабым местом является слабая теоретическая база. Авторы практически никогда не задумываются о природе древнерусской государственности и о месте древнерусского общественного устройства в типологическом ряду. На примере одной из работ П.С. Стефановича нами это уже было предметно показано: Жих М.И. К проблеме социально-политического устройства Галицкой и Волынской земель домонгольского времени. Рецензия на: [Стефанович П.С. Отношения князя и знати в Галицком и Волынском княжествах до конца XIIв. // Средневековая Русь. Вып. 7 / Отв. ред. А.А. Горский. М.: Индрик, 2007. С. 120-220] // Международный исторический журнал «Русин» [Кишинев]. 2010. № 1 (19). С. 172-181. В интернете: http://hrono.ru/statii/2011/zhih10.php

[74]И.Я. Фроянов, к примеру, сначала констатирует типологическую близость древнерусского города-государства как к античному полису так и к городу-государству Востока (Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 693-694), а дальше как будто забывает о последнем и все свое внимание сосредотачивает преимущественно на сопоставлении Руси с античным миром.

[75]Струве В.В. 1) История Древнего Востока. М., 1941. С. 64-90; 2) Государство Лагаш: Борьба за расширение гражданского права в Лагаше XXV-XXIV вв. до н.э. М., 1961; Клима И. Общество и культура древнего Двуречья. Прага, 1947; Никольский Н.М. Частное землевладение и землепользование в древнем Двуречье. Минск, 1948; Тюменев А.И. Государственное хозяйство Древнего Шумера. М.; Л., 1956; Вулли Р. Ур халдеев. М., 1960; Белецкий М. Забытый мир шумеров. М., 1980; Дьяконов И.М. 1) Общественный и государственный строй…; 2) Люди города Ура. М., 1990; Кьера Э. Они писали на глине. М., 1984; Оппенхейм А.Л. Древняя Месопотамия: Портрет погибшей цивилизации. М., 1990; Крамер С.Н. 1) История начинается в Шумере. М., 1992; 2) Шумеры. Первая цивилизация на земле. М., 2010; Ancient Mesopotamia: Socio-Economic History / Ed. I. Diakonoff. Moscow, 1969; Bottero J. Mesopotamie: L’ecriture, la raison et les dieux. P., 1987; Crawford H. Sumer and the Sumerians. Cambridge, 1991; Postgate J.N. Early Mesopotamia; Society and Economy at the Dawn of History. L.; N.Y., 1992 и т.д.

[76]Тюменев А.И. Передний Восток и  античность // Вопросы истории. 1957. № 6; Андреев Ю.В. Античный полис и восточные города-государства. С. 203-226.

[77]Аргументы ученых, настаивающих на существовании определенной преемственности между городами-государствами Микенской эпохи и «классическими» полисами являются, на наш взгляд, более убедительными, чем взгляды ученых, рассматривающих их как некое принципиальное новообразование. Основой жизни микенского общества была община и ее освобождение от пришедшей в упадок царской власти и послужило толчком к становлению «классического» полиса. См. Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. С. 56-93.

[78]ПСРЛ. Т. Стб. 332.

[79]Пресняков А.Е. Княжое право… С. 428.

[80]Раннее государство, его альтернативы и аналоги: Сборник статей / Под. ред. Л.Е. Гринина, Д.М. Бондаренко, Н.Н. Крадина, А.В. Коротаева. Волгоград, 2006. С. 337-412.

[81]Историографию вопроса см.: Пузанов В.В. Княжеское и государственное хозяйство…

[82]Свердлов М.Б. Домонгольская Русь… С. 194-195.

[83]Щапов Я.Н. Государство и церковь Древней Руси X-XIIIвв. М., 1989. С. 87-90.

[84]Фроянов И.Я. 1) Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории; 2) Киевская Русь. Главные черты социально-экономического строя.

[85]Алексеев Ю.Г. Аграрная и социальная история Северо-Восточной Руси XV-XVIв. Переяславский уезд. М.; Л., 1966.

Автор