<Петровский Завод.> 19 августа <1839 г.>
Мой милый, любезный Евгений!
Не могу вспомнить без горести о тебе: Итанца твоя, чтобы она пропала, так я об ней наслышался! Твоя участь, я думаю, не хуже ли всех наших
// С 123
товарищей? Что будет с тобой зимой? Эти бесконечные холода и зимние вечера — я об них вспомнить не могу без ужаса. Я имел несчастье видеть Хареуз, когда вас провожал, да еще после с Ждановым ездил в Кули, деревню отсюда 20 верст, на Хилке; тогда я представил все положение тех, которые в деревнях будут жить: — беда, да и только.
Я уговорил Крашенинникова жену, чтобы ехала в Удинск на нанятых лошадях; расчет прямой: она бы проехала на казенных подводах восемь дней, как говорят, а теперь будет там в три дня, и покойно с детьми, без всяких хлопот и перекладов по прямой дороге доедет скоро за 10 рублей.
Я получил от 4 августа твою записку, также и прежние все твои записки. Благодарю тебя за твою память и любовь: твои записки принесли мне много утешения, говорю тебе правду, потому что, хотя я и не скучаю, хотя имею развлечение, но все я вижу, что я между чужими и нигде не нахожу того отголоска, к которому мы все привыкли.
Я получил известие о Петре Борисове; он ко мне не пишет, но Морозов, который оттуда приехал, говорит, что он никуда не выходит, никто его и брата в деревне еще не видал, прислуги никакой не имеют и не могут сыскать, и, как говорит Морозов, что хотят перепроситься в другое место. Петру везде будет худо — ты понимаешь, вероятно, ежели он не выходит никуда, то причиною этому брат, который боится один в доме остаться, чтоб его не убили 1). Ежели он хочет перепрашиваться, то тоже — брат, который хочет все в Иркутск. Сегодня Ильинский 2) едет к нему нарочно и хочет посмотреть и сам увидеть, что с ним там делается; добрейший человек, он так же болеет за нас всех, как будто он с нами сидел в тюрьме, горюет и скучает. Он переведен лекарем в Кайдалово на этап, за Читой две станции; скоро поедет туда налегке, чтобы там прожить до отставки.
Я живу все по-прежнему: ничем не занимаюсь и ничего не делаю: не думай, друг мой, чтобы это происходило от лености или нерадения; нет — так советуют все те, которые обо мне заботятся. Бахмутов, Арбузов и Жданов, как будто гении-хранители мои, меня стерегут, обо мне заботятся и хлопочут; я без их совета ничего не делаю и не буду делать: видя их усердие, я не знаю, как их благодарить.
Вообрази, я письмо к тебе пишу, как повозка подъезжает к моим воротам. Это Крашенинникова с детьми едет к тебе. Спешу: она меня гонит; я к тебе еще буду писать через Морозова. Я получил от Бечаснова, от Трубецкого письма; они переехали уже Байкал, все здоровы. Пущин, Поджио с комендантом 2 августа уехали на открытой лодке в Иркутск и уже давно там.
Прощай, мой любезный, прощай, мой Евгений, целую тебя в душе моей; пиши ко мне.
Твой навсегда И. Г.
// С 124
Приписка П. Сизых:
Весть или сам у вас, Е. П., вторник, четверток и я отправляюсь и намереваюсь быть в Итанце, сим извещая, остаюсь с истинным почтением и преданностью.
П. Сизых 3)
Евгений просит благословения, а семейство от малого до великого свидетельствуют почтение.
Люди все возвратились в Завод, кроме француза Жана и Ислама; говорят, все здоровы, поехали уже чрез море 4), 10 числа отправились. Прощай Евгений, пиши ко мне. Крашенинникова все тебе расскажет. Поручения делай мне, какие хочешь. Все будет исполнено.
Примечания:
1 По окончании срока каторжных работ в 1839 г. братья П. и А. Борисовы вышли на поселение в с. Подлопатино (Верхнеудинск. окр.). Андрей Борисов страдал психическим расстройством, начавшимся еще в Читинской тюрьме.
2 Дмитрий Захарович Ильинский, врач в Петровском Заводе, приятель многих декабристов.
3 П. Сизых, священник в Петровском Заводе.
4 Морем называли в тех краях озеро Байкал.
Печатается по кн.: И. И. Горбачевский. Записки. Письма. Издание подготовили Б. Е. Сыроечковский, Л. А. Сокольский, И. В. Порох. Издательство Академии Наук СССР. Москва. 1963.