Лев Троцкий

       Библиотека портала ХРОНОС: всемирная история в интернете

       РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

> ПОРТАЛ RUMMUSEUM.RU > БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА > КНИЖНЫЙ КАТАЛОГ Т >


Лев Троцкий

1922 г.

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА


БИБЛИОТЕКА
А: Айзатуллин, Аксаков, Алданов...
Б: Бажанов, Базарный, Базили...
В: Васильев, Введенский, Вернадский...
Г: Гавриил, Галактионова, Ганин, Гапон...
Д: Давыдов, Дан, Данилевский, Дебольский...
Е, Ё: Елизарова, Ермолов, Ермушин...
Ж: Жид, Жуков, Журавель...
З: Зазубрин, Зензинов, Земсков...
И: Иванов, Иванов-Разумник, Иванюк, Ильин...
К: Карамзин, Кара-Мурза, Караулов...
Л: Лев Диакон, Левицкий, Ленин...
М: Мавродин, Майорова, Макаров...
Н: Нагорный Карабах..., Назимова, Несмелов, Нестор...
О: Оболенский, Овсянников, Ортега-и-Гассет, Оруэлл...
П: Павлов, Панова, Пахомкина...
Р: Радек, Рассел, Рассоха...
С: Савельев, Савинков, Сахаров, Север...
Т: Тарасов, Тарнава, Тартаковский, Татищев...
У: Уваров, Усманов, Успенский, Устрялов, Уткин...
Ф: Федоров, Фейхтвангер, Финкер, Флоренский...
Х: Хилльгрубер, Хлобустов, Хрущев...
Ц: Царегородцев, Церетели, Цеткин, Цундел...
Ч: Чемберлен, Чернов, Чижов...
Ш, Щ: Шамбаров, Шаповлов, Швед...
Э: Энгельс...
Ю: Юнгер, Юсупов...
Я: Яковлев, Якуб, Яременко...

Родственные проекты:
ХРОНОС
ФОРУМ
ИЗМЫ
ДО 1917 ГОДА
РУССКОЕ ПОЛЕ
ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА
ПОНЯТИЯ И КАТЕГОРИИ

Лев Троцкий

Об особенностях исторического развития России

 (1)

В № 3 "Красной нови" т. М.Н.Покровский напечатал посвящённую моей книге "1905" статью, которая является свидетельством -- увы, отрицательным! -- того, каким сложным делом является применение методов исторического материализма в живой человеческой истории и к каким шаблонам сводят нередко историю даже такие осведомлённые люди, как т.Покровский.

Моё предисловие к "Парижской коммуне" Маркса сформулировало тот взгляд, что опыт коммуны имеет для русского рабочего класса непосредственное значение, ибо всё предшествовавшее развитие поставило перед ним задачу завоевания власти. Этот ход мысли вызвал величайшее теоретическое возмущение со стороны немалого числа товарищей, вернее сказать, подавляющего большинства. Выразителями этого возмущения явились не только меньшевики, но и т.Каменев и Рожков (тогда большевик). Их точка зрения в общем и целом была такова: политическое господство буржуазии должно предшествовать политическому господству пролетариата; буржуазная демократическая республика должна явиться длительной исторической школой для пролетариата; попытка перепрыгнуть через эту ступень есть авантюризм; если рабочий класс на Западе не завоевал власти, то как же русский пролетариат может ставить себе эту задачу, и пр. и пр. С точки зрения мнимого марксизма, который оперирует историческими шаблонами, формальными аналогиями, превращает исторические эпохи в логическое чередование несгибаемых социальных категорий (феодализм, капитализм, социализм; самодержавие, буржуазная республика, диктатура пролетариата), -- с этой точки зрения лозунг завоевания власти рабочим классом в России должен был казаться чудовищным отказом от марксизма. Между тем уже серьёзная эмпирическая оценка социальных сил, как они проявили себя в 1903--1905 гг., властно подсказывала всю жизненность борьбы за завоевание власти рабочим классом. Особенность это или не особенность? Предполагает она глубокие особенности всего исторического развития или не предполагает? Каким образом такая задача встала перед пролетариатом России, т.е. наиболее отсталой (с позволения т.Покровского) страны Европы? И в чём же состоит отсталость России? В том ли, что Россия, только с запозданием повторяет историю стран Западной Европы? Но тогда можно ли было говорит о завоевании власти русским пролетариатом? А ведь власть эту (позволяем себе напомнить) он завоевал. В чём же суть? А в том, что несомненная и неоспоримая запоздалость развития России под влиянием и давлением более высокой культуры Запада даёт в результате не простое повторение западноевропейского исторического процесса, а порождает глубокие особенности, подлежащие самостоятельному изучению. Вот какова была постановка вопроса, хотя т.Покровский и называет её "не нашей".

Что в основе исторической жизни каждого общества лежит производство, что из этого производства вырастают классы и их группировки, что на фундаменте классовой борьбы слагается государство, что государство есть орган классового угнетения -- эти мысли не составляли в 1905 г. тайны ни для меня, ни для моих оппонентов. В этих пределах история России подчиняется тем же законам, что и история Франции, Англии и любой другой страны. Особенности исторического развития России при этом остаются в стороне. Если царизм являлся орудием имущих, эксплуататорских классов, не отличаясь в этом смысле от всех других государственных организаций, то это вовсе не означает, что соотношение сил между самодержавной властью (монархия, бюрократия, армия и другие органы принуждения) с одной стороны, дворянством, буржуазией с другой, было в России такое же, как во Франции или в Германии или в Англии. Глубокое своеобразие нашей политической обстановки, приведшее к победоносной Октябрьской революции в Европе, было заложено в особенностях соотношения сил между различными классами и государственной властью.

Мысль т.Покровского находится в тисках неподвижных социальных категорий, подставляемых на место живых исторических сил. Относительную, т.е. исторически обусловленную и известными социальными пределами ограниченную независимость самодержавия от господствующих классов он подменяет какой-то абсолютной независимостью и тем превращает царизм в пустую форму без содержания.

Т.Покровский... начисто отрицает примитивность и отсталость нашего хозяйственного развития и заодно с этим относит своеобразие русского исторического процесса к числу легенд. А всё дело в том, что т.Покровский совершенно загипнотизирован подмеченным им... сравнительно широким развитием торговли в России XVI века. Трудно понять, как т.Покровский мог впасть в такую ошибку. Можно и в самом деле подумать, будто торговля является основой хозяйственной жизни и её безошибочным масштабом

Большой, по крайней мере в пространственном отношении, размах русской торговли в XVI столетии, -- как это ни парадоксально с точки зрения бюхнеровско-струвианского критерия, -- объясняется именно чрезвычайной примитивностью и отсталостью русского хозяйства. Западноевропейский город был ремесленно-цеховым и торгово-гильдейским. Наши же города были в первую голову административно-военными, следовательно, потребляющими, а не производящими центрами. Ремесленно-цеховой быт Запада сложился на относительно высоком уровне хозяйственного развития, когда все основные процессы обрабатывающей промышленности отделились от земледелия, превратились в самостоятельные ремёсла, создали свои организации, своё средоточие, город, свой, на первых порах ограниченный (областной, районный), но устойчивый рынок. В основе средневекового европейского города лежала, таким образом, относительно высокая дифференциация хозяйства, породившая правильные взаимоотношения между центром-городом и его сельскохозяйственной периферией. Наша же хозяйственная отсталость находила своё выражение прежде всего в том, что ремесло, не отделяясь от земледелия, сохраняло форму кустарничества. Тут мы ближе к Индии, чем к Европе, как и средневековые наши города ближе к азиатским, чем к европейским, как и самодержавие наше, стоя между европейским абсолютизмом и азиатской деспотией, многими чертами приближалось к последней.

При безграничности наших пространств и редкости населения (кажись, тоже достаточно объективный признак отсталости?), обмен продуктами предполагал посредническую роль торгового капитала самого широкого размаха. Такой размах был возможен именно потому, что Запад стоял на гораздо более высоком уровне развития, имел свои многосложные потребности, посылал своих купцов и свои товары и тем толкал вперёд торговый оборот у нас, на нашей примитивнейшей, в значительной степени варварской хозяйственной основе. Не видеть этой величайшей особенности нашего исторического развития -- значит не видеть всей нашей истории.

Мой сибирский патрон (я у него заносил в течение дух месяцев в конторскую книгу пуды и аршины), Яков Андреевич Черных -- дело это было не в XVI столетии, а в самом начале XX -- почти неограниченно господствовал в пределах Киренского уезда силой своих торговых операций. Яков Андреевич скупал у тунгусов пушнину, у попов дальних волостей -- ругу и привозил с Ирбитской и Нижегородской ситец, а главное -- поставлял водку (в Иркутской губернии в ту эпоху монополия ещё не была введена). Яков Андреевич грамоты не знал, но был миллионщик (по тогдашнему весу "нулей", а не по нынешнему). "Диктатура" его как представителя торгового капитала была неоспоримой: он даже говорил не иначе как "мои тунгусишки". Город Киренск, как и Верхоленск, как и Нижне-Илимск, были резиденцией исправников и приставов, кулаков в иерархической зависимости друг от друга, всяких чинушей да кое-каких жалких ремесленников. Организованного ремесла как основы городской хозяйственной жизни я там не находил, ни цехов, ни цеховых праздников, ни гильдий, хотя и числился Яков Андреевич "2-й гильдии". Право же, этот живой кусок сибирской действительности гораздо глубже вводит нас в понимание исторических особенностей развития России, чем то, что говорит по этому поводу т.Покровский. В самом деле. Торговые операции Якова Андреевича простирались от среднего течения Лены и её восточных притоков до Нижнего Новгорода и даже до Москвы. Немногие торговые фирмы континентальной Европы могут отметить такие дистанции на своей торговой карте. Однако же, этот торговый диктатор, на языке чалдонов -- "король крестей", являлся наиболее законченным убедительным воплощением нашей хозяйственной отсталости, варварства, примитивности, редкости населения, разбросанности крестьянских сёл и деревень, непроезжих просёлочных дорог, которые в весеннюю и осеннюю распутицу создают вокруг уездов, волостей и деревень двухмесячную болотную блокаду, всеобщей безграмотности и пр. и пр. А поднялся Черных до своего торгового значения на основе сибирского (среднеленского) варварства потому, что давил Запад -- "Рассея", "Москва" -- и тянул Сибирь на буксире, порождая сочетание хозяйственно-кочевой первобытности с варшавским будильником.

(2)

Цеховое ремесло составляло фундамент средневековой культуры, которая излучалась и на деревню. Средневековая наука, схоластика, религиозная реформация выросли из ремесленно-цеховой школы. У нас этого не было.

Где же были наши ремесленно-цеховые города, хотя в отдалённой мере похожие на города Западной Европы? Где их борьба с феодалами? И разве основу для развития русского самодержавия создала борьба промышленно-торгового города с феодалами? Такой борьбы у нас и не было, по самому характеру наших городов, как не было у нас и реформации. Ососбенность это или не особенность?

Ремесло наше осталось в стадии кустарничества, т.е. не отслоилось от крестьянского земледелия. Реформация осталась в стадии крестьянских сект, т.к. не нашла руководства со стороны городов. Примитивность и отсталость вопиют здесь к небесам, а т.Покровский хочет нас уверить, что никаких таких особенностей в нашем развитии не было и что примитивность нашей экономики есть легенда.

Нет, не легенда. И царизм-то поднялся как самостоятельная (опять-таки относительно, в пределах борьбы живых исторических сил на хозяйственной основе) государственная организация не благодаря борьбе могущественных городов с могущественными феодалами, а несмотря на полнейшее промышленное худосочие наших городов, благодаря худосочию наших феодалов.

Если нет особенностей, т.Покровский, тогда вообще нет истории, а есть какая-то мнимо материалистическая геометрия. Вместо того, чтобы исследовать живую и изменяющуюся историю хозяйственного развития, достаточно уловить отдельные признаки и приравнять их их к готовым шаблонам. Такой примитивный способ исследования достаточен в борьбе с народническими или либеральными предрассудками, тем более со славянофильством ("у ней особенная стать"). Но совершенно недостаточен для уяснения действительных путей исторического развития России.

То, что сказано о царизме, относится и к капиталу, и к пролетариату: непонятно, почему т.Покровский свой гнев направляет только на первую главу (книги "1905" -- М.С.), говорящую о царизме. Руский капитализм не развивался от ремесла через мануфактуру к фабрике, потому что европейский капитал, сперва в форме торгово-промышленного, а затем в форме финансового и промышленного, навалился на нас в от период, когда русское ремесло ещё не отделилось в массе своей от земледелия. Отсюда -- появление у нас новейшей капиталистичечской промышленности в окружении хозяйственной первобытности: бельгийский или американский завод, а вокруг -- посёлки, соломенные и деревянные деревни, ежегодно выгорающие и проч. Самые примитивные начала и западноевропейские концы. Отсюда -- огромная роль западноевропейского капитала в русском хозяйствве. Отсюда -- политическая слабость русской буржуазии. Отсюда -- лёгкость, с какой мы справились с русской буржуазией. Отсюда -- дальнейшие затруднения, когда в дело вмешалась европейская буржуазия, вплоть до Генуи, где бывшие владельцы заводов и фабрик разговаривали с нами через Ллойд-Джорджа и Барту.

А пролетариат наш? Прошёл ли он через школу средневековых братств подмастерьев? Есть ли у него вековые традиции цехов? Ничего подобного. Его бросили в фабричный котёл, оторвав непосредственно от сохи. Помню, старый мой приятель, николаевский столяр Коротков написал (в 1897 г.) "Пролетарский марш", который начинался так: "Мы альфы и омеги, начала и концы"... Вот именно! Первая и последняя буквы, а средних не хватает. Отсюда -- отсутствие консервативных традиций, отсутствие каст в самом пролетариате, революционная свежесть, отсюда, с другими причинами, Октябрь, первое в мире рабочее правительство. Но отсюда же -- награмотность, отсталость, отсутствие организационных навыков, системы в работе, культурного и политического воспитания. Все эти минусы мы в нашем хозяйственно-культурном строительстве чувствуем на каждом шагу.

Я указывал на то, какое огромное влияние на наше развитие имело то обстоятельство, что сталкиваться нам приходилось по западной границе с государствами более развитыми, лучше организованными и технически лучше вооружёнными. Отсталое общество непосредственно и сильнее всего испытывает влияние более сильных соседей-врагов через посредство военной организации и военной техники. Под этим давлением самодержавие перестраивалось, заводя стрелецкие полки, а затем рейтарскую конницу и солдатскую пехоту. Т.Покровский по этому поводу замечает: "Казалось, тут бы и сказать: не военные, т.е. не политические интересы легли в основу, а экономические -- московское самодержавие отвечало чьим-то классовым интересам". Что здесь означает противопоставление военных и политических интересов экономическим -- понять мудрено. Когда экономические интересы защищаются государством, они всегда получают характер политических целей и задач. А когда их приходится защищать не дипломатическими мерами, а оружием, они становятся военными задачами.

Кто природу и политику самодержавия объясняет только интересами русских имущих классов, тот забывает, что кроме более отсталых, более бедных, более невежественных эксплуататоров России были более богатые, более могущественные эксплуататоры Европы. Имущим классам России приходилось сталкиваться с имущими классами Европы, враждебными или полувраждебными. Эти столкновения совершались через посредство государственной организации. Такой организацией было самодержавие. Вся структура и вся история самодержавия были бы иные, если бы не было европейских городов, европейского пороха (ибо не мы его выдумали), если бы не было европйской биржи.

В последнюю эпоху своего существования самодержавие было не только органом имущих классов России, но и организацией европейской биржи для эксплуатации России. Эта двойная роль опять-таки придавала ему очень значительную самостоятельность. Ярким выражением её явился тот факт, что французская биржа для поддержания самодержавия дала ему в 1905 г. заём против воли партий русской буржуазии.

"Правда" 1922 г.

Материал подготовил Михаил Антонов

 

 

 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании всегда ставьте ссылку