|
|
П.Н. Краснов. Всевеликое Войско Донское |
|
1922 г. |
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
БИБЛИОТЕКАА: Айзатуллин, Аксаков, Алданов...Б: Бажанов, Базарный, Базили...В: Васильев, Введенский, Вернадский...Г: Гавриил, Галактионова, Ганин, Гапон...Д: Давыдов, Дан, Данилевский, Дебольский...Е, Ё: Елизарова, Ермолов, Ермушин...Ж: Жид, Жуков, Журавель...З: Зазубрин, Зензинов, Земсков...И: Иванов, Иванов-Разумник, Иванюк, Ильин...К: Карамзин, Кара-Мурза, Караулов...Л: Лев Диакон, Левицкий, Ленин...М: Мавродин, Майорова, Макаров...Н: Нагорный Карабах..., Назимова, Несмелов, Нестор...О: Оболенский, Овсянников, Ортега-и-Гассет, Оруэлл...П: Павлов, Панова, Пахомкина...Р: Радек, Рассел, Рассоха...С: Савельев, Савинков, Сахаров, Север...Т: Тарасов, Тарнава, Тартаковский, Татищев...У: Уваров, Усманов, Успенский, Устрялов, Уткин...Ф: Федоров, Фейхтвангер, Финкер, Флоренский...Х: Хилльгрубер, Хлобустов, Хрущев...Ц: Царегородцев, Церетели, Цеткин, Цундел...Ч: Чемберлен, Чернов, Чижов...Ш, Щ: Шамбаров, Шаповлов, Швед...Э: Энгельс...Ю: Юнгер, Юсупов...Я: Яковлев, Якуб, Яременко...Родственные проекты:ХРОНОСФОРУМИЗМЫДО 1917 ГОДАРУССКОЕ ПОЛЕДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАПОНЯТИЯ И КАТЕГОРИИ |
П.Н. КрасновВсевеликое Войско Донское
Глава XX. Переписка атамана с генералом Деникиным о помощи Войску Донскому. Интриги некоторых членов Круга против атамана. Атаман готов сложить свои полномочия. Беседа атамана с Городысским, Харламовым и членами Круга. Отказ генерала Деникина поддержать атаманаПосле отдания приказа о вступлении генерала Деникина в командование всеми Вооруженными Силами Юга России, Донской фронт подчинялся ему, и потому та катастрофа, которая произошла в Верхнедонском округе, не могла не интересовать главнокомандующего. Помимо обычных, по прямому проводу ежедневно передаваемых точных сведений о всем, что происходит на фронте, донской атаман писал об этом неоднократно главнокомандующему. Донской атаман не боялся побед Красной армии, но он боялся разложения Донской армии. Его не то смущало, что части Хоперского и Усть-Медведицкого округов отступают в глубь Войска и уже находятся недалеко от железнодорожной линии Лихая — Царицын, и группа генерала Мамонтова может быть отрезана от своей базы — Новочеркасска, а его смущало то, что эти части отступали без боя, что многие части сдавались красным, что бросали обозы, орудия и патроны, все то, что было создано такими трудами. 10 января атаман издал приказ по Войску, где, рассеивая все толки о том, что он немецкий ставленник, что союзники идут не с ним и Добровольческой армией, но с большевиками, что с атаманом на фронте ездили не английские и французские офицеры, но ряженые казачьи офицеры, что теперь атаман якобы продает донских казаков русским генералам и прочее призывал казаков к дальнейшему исполнению ими долга, указывая на то, что с прибытием союзников недалек день общей победы над большевиками и торжества правды над насилием. Приказ этот был послан во все казачьи части. Екатеринодарские газеты, продолжая травлю атамана, перепечатали этот приказ с недостойными комментариями, искажая смысл приказа и в эту грозную минуту развала натравливая казаков против атамана... 8 января атаман писал генералу Деникину: «События идут скорее, нежели я ожидал. На Украине, в Харьковской и Екатеринославской губерниях разложение полное. Большевики послали туда пока четыре свои полка, около которых спешно формируют целую армию. По имеющимся у меня сведениям, они предполагают двинуть 90 тысяч войска при сильной артиллерии на Луганск, Дебальцево, Юзовку чтобы выйти в Таганрогский округ, где они рассчитывают найти благодарную почву для поднятия всего населения округа против казаков» а также перехватить у станции Зверево и Лихой Юго-Восточную железную дорогу и отрезать центр Войска от Северного и Царицынского фронтов. Я принял следующие меры: 2-ю Донскую казачью дивизию при 8 конных орудиях и одном броневом поезде а сосредоточиваю в районе Луганска для упорной обороны этого направления. Я мобилизую старых казаков Гундоровской, Митякинской и Луганской станиц и в каждой из этих станиц ставлю по 200 таких казаков при двух пулеметах — это составит на всем Луганском фронте около 4 тысяч человек при 8 орудиях. Руководство этим районом я вверяю генерал-майору Коновалову, опытному и решительному офицеру генерального штаба. 1-й пластунский полк из Александро-Грушевска, Новочеркасска и Каменской, 4-й Донской полк из Новочеркасска и 1-ю и 2-ю казачьи батареи из Ростова и Александро-Грушевска, а всего около 3 тысяч человек при 8 орудиях сосредоточиваю в районе Каменской. Я очень просил бы Вас разрешить Воронежский корпус князя Вадбольского в составе около 3 тысяч штыков теперь же передать в Добровольческую армию с тем, чтобы усилить им дивизию Май-Маевского. Отправление этого корпуса в Екатеринодар или в Воронежскую губернию нежелательно по политическим соображениям. Направление в Екатеринодар возбудит донских казаков, которые скажут, что корпус, который содержался на донские деньги, не помогает именно Дону, направление на Воронеж нежелательно потому, что половина самой Воронежской губернии мобилизована большевиками и потому Воронежский корпус очень плохо дерется против своих и сильно дезертирует. Как только Саратовский корпус выйдет из боя, я бы и его передал в состав Азовской группы Добровольческой армии. Ваше Превосходительство, сами знаете, что тех сил, которые я собираю в луганском направлении, слишком мало, чтобы сбросить большевиков, идущих от Харькова, вот почему я очень просил бы помочь именно в этом направлении. Занятие добровольцами Бахмута, Славяносербска и Старобельска освободило бы нас в этом районе и дало бы возможность спасти положение на севере. На севере нас побеждает не сила оружия противника, но сила его злостной пропаганды, причем в этой последней принимали участие и агенты генерала Семилетова (разложение Вешенской, Казанской и Мигулинской станиц). Вот почему меня очень удивило, что один из деятельных работников по организации пропаганды против меня Н. Е. Парамонов назначается Вами управляющим отделом российской пропаганды. Свои соображения по этому поводу я высказал в письме А. М. Драгомирову, в копии при сем прилагаемом. На Царицынском фронте я надеюсь обойтись своими силами, но присылка свежих иностранных, а еще лучше доблестных добровольческих частей на Западный и Северный фронты должна быть сделана с чрезвычайною поспешностью. Свои соображения по этому поводу я сего дня изложил в телеграмме, посланной начальником войскового штаба генералу Романовскому и Вам, вероятно, уже доложенной, но долгом службы почитаю доложить Вам, что наше положение может стать критическим именно на фронте Старобельск — Луганск — Юзовка — Мариуполь и сюда необходима спешная посылка свежих частей. Позволю еще выяснить Вашему Превосходительству печальное недоразумение, происходящее на станции Караванной. Генерал Май-Маевский запретил вывозить с порохового завода, находящегося на станции Караванной, что бы то ни было и куда бы то ни было. Между тем в снаряжательной мастерской этого завода добывается тринитроуоль и аммонал для снаряжения трехдюймовых снарядов на Таганрогском заводе, работающем на Донскую, Добровольческую и Кубанскую армии. Этим запрещением создается задержка в снаряжении уже готовых снарядов, что отражается на фронте. Очень просил бы Ваше Превосходительство поставить в известность генерала Май-Маевского, что Донская армия входит в состав армий, борющихся против большевиков и Вам подчиненных, а потому препятствовать вывозу аммонала и тринитроуоля на Дон для снаряжения снарядов для нее было бы идти против самих себя. Примите и пр.»{47}. Генералу Драгомирову относительно устройства отдела пропаганды и назначения начальником его Н. Е. Парамонова атаман между прочим писал: «Всем известно, что деятельности и капиталам Н. Е. Парамонова обязано русское общество и русская армия своим разложением в 1905-м и 1917 годах. Это его книгоиздательство «Донская речь» выпустило те миллионы социальных брошюрок, которые влились в русский народ и привили ему яд бунта и большевизма. Социал-демократ по убеждениям, капиталист, а последнее время и крупный спекулянт, Н. Е. Парамонов все восемь месяцев моего управления Войском Донским шел против меня. Это на его деньги велась сильная агитация на Большом войсковом Кругу против меня. Это на его деньги содержится и формируется генералом Семилетовым отряд для политического, а не боевого назначения, это на его деньги ведется и сейчас пропаганда против меня в войсках Донского фронта. Не характерно ли то, что на этих днях взбунтовались четыре полка, все имеющие своими депутатами на Кругу или самого Н. Е. Парамонова, или его ставленников? Если командование Добровольческой армии желает непременно устранить меня с моего тяжелого поста, не проще ли и не честнее ли прямо мне сказать, чтобы я ушел, нежели валить меня путем пропаганды, потому что этим путем Вы и меня свалите, но и Дон не устоит. Выгодно ли это для России да и для Добровольческой армии? Я не тянусь к власти. Более того, она меня тяготит, я ее ненавижу. Когда соберется Круг, я поставлю вопрос ребром о моем увольнении и сошлюсь и на желание такого удаления меня и Добровольческой армии, для которой я слишком непослушный сын... ... Меня удивляет назначение Н. Е. Парамонова после того, как 26 декабря на совещании нашем на станции Торговой Вы и генерал Деникин возмутились, когда я сказал, что Н. Е. Парамонов предполагается на пост управляющего отделом пропаганды. Но, конечно, это Ваше дело, и я не имею права вмешиваться в него, хотя оставляю за собою право свободы действий и право отказаться на Кругу от поста атамана, так как вести одновременно жестокую войну и вместе с тем бороться против могущественной пропаганды, направленной против меня русским правительством я не могу...»{48}. Ответом на эти письма было некоторое усиление деятельности дивизии генерала Май-Маевского, которая подошла к Бахмуту, отправление Воронежского корпуса на станцию Синельниково и последовавшее через пять дней после этого назначение Н. Е. Парамонова управляющим отделом пропаганды. Все эти пять дней генерал Деникин почти ежедневно совещался с председателем Войскового Круга В. А. Харламовым и некоторыми членами Войскового Круга из оппозиции атаману. Атаман понял, что после этого поступка ему нельзя оставаться на своем посту: помогать Войску, пока он атаман, генерал Деникин не будет. Но атаман надеялся, что Деникин поймет, что обстановка складывается слишком грозно, что неприбытие своевременно помощи может отдать все Войско в руки врага и завоевывать его снова придется большою кровью. Но Деникин этого не боялся. Это входило в его планы. В его стремлении создать «единую, неделимую Россию» ему стояли поперек дороги автономии Украины, Дона и Кубани. Кубань была освобождена от большевиков при помощи Добровольческой армии и под личным начальством генерала Деникина и потому должна была быть покорна ему, но Дон освободился сам, и Украину освободили немцы, и потому в планы генерала Деникина входило показать донцам, что без него и Добровольческой армии они погибнут, сбить спесь с Молодой Донской армии и гордого своими победами маленького донского Наполеона генерала Денисова. Атаману говорили об этом, но он отказывался верить этому, слишком чудовищным ему казалось играть кровью людской в столь ужасные дни. Он думал, что, может быть, он пишет недостаточно ясно, и Деникин не понимает всей страшной угрозы для всего русского дела от разложения Донского фронта. 11 января атаман писал генералу Деникину: «... С одной стороны, вследствие крайнего утомления от непрерывных в течение девяти месяцев боев, без всякой смены и отдыха, потому что сменить было некем, а отдыха не давали непрерывно напиравшие советские войска, с другой стороны, вследствие пропаганды, идущей как с севера, от врагов внешних, так и с юга, от врагов внутренних, Северный фронт мой разлагается и колеблется. Из тех телеграмм, которые доложит Вам начальник войскового штаба генерал-майор Поляков, выезжающий завтра в Екатеринодар. Ваше Превосходительство увидите, в каком крайне тяжелом положении находится сейчас Донской фронт. Казанская, Мигулинская и Вешенская станицы изменили и передались советским властям. В Вешенской уже сидит комиссар и учрежден совет. Это на широком фронте в сто верст образовало прорыв и угрожает левому флангу полковника Савватеева, работающего у Урюпинской станицы, и правому флангу генерала Фицхелаурова у Талов и Богучара. Это совершенно разрушило управление Северным фронтом, штаб которого находился в самой Вешенской станице. ... Как моральная поддержка необходима немедленная, теперь же, в течение трех-пяти дней, присылка в Верхне-Донской и Хоперский округа хотя бы двух батальонов иностранцев. ... К Вашему Превосходительству без моего ведома ездят члены Законодательной комиссии Войскового Круга и председатель Круга В. А. Харламов. Они не осведомлены в делах, они игнорируют войсковое правительство и вносят своими безответственными докладами, часто паническими и не отвечающими действительному положению вещей, только нежелательную путаницу. Ездят они в Екатеринодар без доклада мне, и я очень прошу Ваше Превосходительство, если Вы их принимаете, выслушивать их и верить столько же, сколько любому человеку, приехавшему с Дона, так как их точка зрения — точка зрения простого обывателя, а не полномочных, сведущих и ответственных лиц, за каких они себя выдают...»{49}. Это письмо и обстоятельный доклад начальника донского штаба заставили генерала Деникина направить еще два полка на подкрепление генералу Май-Маевскому и несколько обеспокоить союзные миссии просьбою начать продвижение французского десанта в глубь Украины. Что касается членов Круга и В. А. Харламова, то их положение было весьма тяжелым. Как донские казаки, они боялись за безопасность Дона, и им нужна была скорейшая помощь ему, тем более, что у многих их родные станицы были уже под угрозою Красной армии, но как враги атамана, поставившие своею целью непременно свалить его на первом же заседании Круга, они понимали, что, если будет оказана действительная помощь и ко времени созыва Круга, то есть к 1 февраля, при помощи добровольцев или особенно иностранцев положение будет восстановлено и донцы перейдут в наступление, положение атамана настолько окрепнет, что ему отставки не дадут, даже если он ее и попросит. Атаман все эти дни ездил по Войску. 6 января он был в Каргинской станице, 15-го — в Старочеркасской, 18-го — в Константиновской, 22-го — в Каменской. Всюду он, ссылаясь на генерала Пуля, говорил о том, что скоро будет подмога. Он говорил и о тех письмах и просьбах, которые он посылал генералу Деникину, говорил о том, что он не сомневается, что Добровольческая армия ему поможет. Казаки относились с прежним доверием к атаману, а в Старочеркасской, Константиновской и Каменской станицах встречали и провожали его с искренним восторгом. И тогда враги атамана решили ускорить созыв Круга и на нем поставить ребром вопрос о том, что атаману надо уйти, потому что, пока он остается у власти, помощи Дону никто не окажет — ни союзники, потому что они считают его немецким ставленником, ни Добровольческая армия, потому что генерал Деникин «не любит атамана». Им удалось частным образом собрать большую часть членов Круга, главным образом интеллигенции, то есть оппозиции, в Новочеркасск, и 17 января вечером председатель Войскового Круга В. А. Харламов с членами Солдатовым, Бондыревым и Дувакиным явились к атаману с настойчивою просьбою ввиду грозных событий на фронте немедленно собрать Круг и объявить открытыми его заседания. Атаман отказал, мотивируя свой отказ тем, что такой экстренный созыв Круга излишне взволнует фронт, и без того уже достаточно потрясенный, что всякий раз, когда бывает сессия Круга, фронт болезненно относится ко всему, что там происходит, и что вообще атаман предпочел бы впредь до улучшения обстановки на фронте Круга не созывать, но раз уже сессия его объявлена на 1 февраля, пусть и будет 1 февраля. Из разговоров с прибывающими членами Круга председатель Круга мог выяснить, что о смене атамана и новых выборах не может быть и речи. Неудачи на фронте приписывали не атаману, а общему утомлению казаков и неумелому командованию генерала Денисова, которого многие офицеры не любили за его резкий правдивый характер и крутой нрав. Смены его многие желали, но не смены атамана. Тогда было решено усилить пропаганду против атамана и привлечь для этого не только парамоновские деньги, но и деньги ростовских евреев. Были пущены слухи, что в Ростове и Екатеринодаре ожидаются жестокие еврейские погромы и что атаман этому сочувствует. В двадцатых числах января к атаману явился Председатель еврейской общины в Ростове, присяжный поверенный Городысский, и попросил разрешения задать два совершенно прямых и откровенных вопроса. — Задавайте. И я вам так же прямо и откровенно отвечу, потому что у меня тайн нет, — отвечал атаман. — Носятся слухи — слов нет, темные слухи — о том, что в Ростове и Екатеринодаре ожидаются еврейские погромы, — сказал Городысский. — Эти слухи пущены моими врагами, — сказал атаман, — и никакой почвы под собой не имеют. Вы знаете, что я никакого ни над кем насилия ни справа, ни слева не допущу. В Ростове у меня для этого есть хорошая полиция и достаточный, вполне надежный гарнизон, что касается Екатеринодара, то этот город находится вне моего ведения, и о нем я ничего не могу сказать. — Очень вам благодарен за ваши утешительные слова, — сказал Городысский, — я и не сомневался, что вы мне так ответите. Теперь скажите мне — могут ли рассчитывать ростовские евреи, ну хотя бы и не сейчас, но впоследствии, быть допущены на Круг, хотя бы в виде депутации, и иметь возможность перед Кругом отстаивать свои права. — Пока я донским атаманом, — отвечал атаман, — никто, кроме донских казаков, не будет допущен к решению судеб Дона. Городысский поклонился и вышел. 26 января к атаману опять заходил председатель Круга В. А. Харламов, члены Круга Бондырев и один сотник и почти требовали, чтобы атаман явился на собранное ими совещание из членов Законодательной комиссии и съехавшихся уже членов Круга и дал свои объяснения о том, что происходит на фронтах. Атаман отказался ехать, заявивши, что объяснения свои он даст на первом же заседании Круга, до которого осталось всего пять дней. — Члены Круга, — сказал В. А. Харламов, — требуют немедленной отставки командующего армией генерала Денисова и его начальника штаба генерала Полякова, которым они не верят. — Право назначения и смещения лиц командного состава армии на основании донской конституции принадлежит мне как верховному вождю Донской армии и флота, — отвечал атаман. — Генерала Денисова и генерала Полякова я считаю вполне на местах. Это честные и талантливые люди, безупречной нравственности и отлично знающие свое дело. Смещать их в дни развала и неудач на фронте я считаю опасным. Они и так делают невозможное. — Ну а если Круг потребует их увольнения? — спросил Харламов. — Круг нарушит законы, и я тогда не могу оставаться атаманом, я потребую увольнения с поста атамана. Ответ вполне удовлетворил Харламова, и он пошел объявить об этом членам Круга. 20 января атаман в еще более решительной форме написал генералу Деникину о военном и политическом положении Донского войска и просил у него уже не только помощи, но и совета: «... Под влиянием злостной пропаганды, — писал атаман, — пущенной большевиками с севера и подкрепленной громадными суммами романовских денег (достаточно сказать, что в одной Вешенской станице в один день на угощение казаков, признавших Советскую власть, было отпущено 15 тысяч рублей), при помощи пропаганды с юга, так как статьи газет «Кубанец», «Великая Россия» и других используются большевиками как средство агитации против меня, при помощи наезжих гастролеров с юга. Северный фронт Донской армии быстро разваливается. Части генерал-майора Савватеева отходят к рекам Дону, Арчаде и Медведице без всякого сопротивления. Командный состав снова терроризирован арестами, срыванием погон и насилиями. Утомление десятимесячной борьбой при полном одиночестве на Северном фронте, жестокие морозы, стоявшие этот месяц (21–27° R), вьюги, глубокие снега, отсутствие обуви и теплой одежды довершили дело разложения казачьей массы. Яд недоверия стал слишком силен, и люди в лучшем случае расходятся с оружием в руках по домам, в худшем передаются «товарищу» Миронову, который сулил им золотые горы и рай Советской власти. Если этот пожар перекинется за Дон, где в Донецком, 2-м Донском, 1-м Донском и особенно Таганрогском округах слишком много горючего материала среди крестьянской массы, то к марту месяцу мы вернемся к тому, что имели год тому назад, и кровавая годичная борьба сведется на нет. На быструю помощь союзников рассчитывать нельзя. Они своими неисполненными обещаниями сыграли немалую роль в разложении фронта. Генерал Пуль 5 января обещал мне, что не позже, как через 10–12 дней он пришлет мне два батальона на Северный фронт и просил приготовить 2 тысячи валенок и шуб, но прошло уже шестнадцать дней, а о них не слышно, и, сколько можно догадываться, в союзном командовании идут большие трения по поводу присылки войск. Капитан Фуке определенно работает на разложение Донской армии, громогласно всюду провозглашая, что Войску Донскому никакой помощи оказано не будет, потому что атаман Краснов — немецкий ставленник, не признал единого командования и прочее и прочее, на чем играют большевики. А между тем благодаря блестящим победам доблестной Добровольческой армии является полная возможность спасти Россию и без всякой иностранной помощи. Мы еще не потеряли нашего оружия, и самого малого толчка достаточно теперь, чтобы оздоровить казаков и вернуть их к исполнению ими долга. Теперь это возможно, через неделю это, может быть, будет поздно. Из посланной Вашему Превосходительству вчера директивы Донской армии Вы усмотрите наш план. Если бы можно было при помощи Добровольческой армии быстро занять линию Луганск — Старобельск — Валуйки, а присылкою одной или двух кубанских дивизий под Царицын помочь изнемогающим донским частям овладеть Царицыным, и по овладении им, если бы кубанцы могли отчасти занять гарнизон Царицына, отчасти (одной или полутора дивизиями) продвинуться на Камышин и занять Камышин, я бы мог за счет освободившихся частей генерала Фицхелаурова (у Чертково) и генерала Мамонтова (у Царицына) взять банды Миронова и Сытина с обоих флангов, очистить Хоперский округ и снова занять станции Лиски и Поворино. Эту операцию можно было бы закончить в течение февраля. Распутицу марта месяца провести, работая по железным дорогам по линии Ростов — Лиски — Поворино — Камышин и Поворино — Царицын, а к апрелю перегруппироваться и при поддержке вновь созданных частей из мобилизованных солдат и, может быть, при помощи иностранцев, в последнюю я не особенно верю, двинуться: Добровольческой Азовско-Днепровской армии на Харьков — Курск — Москву, Донской — на Воронеж — Москву и Северо-Кавказской и Кубанской — вверх по Волге. Ваше Превосходительство, мы на переломе, и, если теперь не помочь Дону, я боюсь, что его так расшатают мои враги, что весною вместо этого придется завоевывать Дон от Миронова иностранной силой. ...Я очень просил бы Ваше Превосходительство с полной откровенностью ответить мне на следующий вопрос: Не считаете ли Вы своевременным, чтобы в февральскую сессию Круга я настойчиво просил бы Круг освободить меня от должности атамана. Я вижу, что имя мое слишком неприятно для Екатеринодара и представителя Франции, капитана Фуке. Может быть, оставаясь на своем посту, я приношу более вреда, нежели пользы для Войска, и настало время уйти. Я не хотел этого места, не жаждал власти, я ее ненавижу, и травля, поднятая против меня в Екатеринодаре, слишком утомляет меня и не дает возможности спокойно работать. К сожалению, кроме генерала Денисова, я не имею заместителя, так как все остальные по своей слабохарактерности вряд ли справятся с той бурною обстановкою, которая сложилась теперь. 1 февраля съезжается Круг, и, если я не получу от Вас моральной поддержки и требования остаться на своем посту, я буду настаивать об освобождении меня от несения обязанностей донского атамана»{50}. На это письмо генерал Деникин не замедлил ответить, что он сам замечает, что газетная травля атамана переходит границы приличия и что им закрыта издававшаяся С. П. Черевковым газета, что же касается до того, оставаться атаману на своем посту или нет, то генерал Деникин считает, что это личное дело атамана с Кругом, и вмешиваться в него он не будет. Одновременно с этим генерал Деникин начал сношения с председателем совета управляющих отделами на Дону генерал-лейтенантом Богаевским, считая его вполне приемлемым заместителем атамана. Для помощи Дону были собраны две дивизии кубанских казаков, но с посылкою их на север генерал Деникин медлил. Они были посажены в вагоны и эшелонированы по линии Тихорецкая — Ростов. Деникин выжидал Круга и того, что на нем будет. Атаман понял, что он дольше оставаться на своем посту не может, хотя бы этого и хотел Круг и требовали долг и присяга его перед Войском... Краснов П.Н. Всевеликое Войско Донское // Архив русской революции, т.5. — Берлин, 1922. Электронная версия книги перепечатывается с сайта Далее читайте:Краснов Петр Николаевич (1869-1947), атаман Всевеликого Войска Донского. Гражданская война 1918-1920 в России (Биографический справочник). Белое движение в лицах (Биографический справочник).
|
|
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
|
Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании всегда ставьте ссылку |
