Константин Гнетнев

       Библиотека портала ХРОНОС: всемирная история в интернете

       РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

> ПОРТАЛ RUMMUSEUM.RU > БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА > КНИЖНЫЙ КАТАЛОГ Г >


Константин Гнетнев

-

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА


БИБЛИОТЕКА
А: Айзатуллин, Аксаков, Алданов...
Б: Бажанов, Базарный, Базили...
В: Васильев, Введенский, Вернадский...
Г: Гавриил, Галактионова, Ганин, Гапон...
Д: Давыдов, Дан, Данилевский, Дебольский...
Е, Ё: Елизарова, Ермолов, Ермушин...
Ж: Жид, Жуков, Журавель...
З: Зазубрин, Зензинов, Земсков...
И: Иванов, Иванов-Разумник, Иванюк, Ильин...
К: Карамзин, Кара-Мурза, Караулов...
Л: Лев Диакон, Левицкий, Ленин...
М: Мавродин, Майорова, Макаров...
Н: Нагорный Карабах..., Назимова, Несмелов, Нестор...
О: Оболенский, Овсянников, Ортега-и-Гассет, Оруэлл...
П: Павлов, Панова, Пахомкина...
Р: Радек, Рассел, Рассоха...
С: Савельев, Савинков, Сахаров, Север...
Т: Тарасов, Тарнава, Тартаковский, Татищев...
У: Уваров, Усманов, Успенский, Устрялов, Уткин...
Ф: Федоров, Фейхтвангер, Финкер, Флоренский...
Х: Хилльгрубер, Хлобустов, Хрущев...
Ц: Царегородцев, Церетели, Цеткин, Цундел...
Ч: Чемберлен, Чернов, Чижов...
Ш, Щ: Шамбаров, Шаповлов, Швед...
Э: Энгельс...
Ю: Юнгер, Юсупов...
Я: Яковлев, Якуб, Яременко...

Родственные проекты:
ХРОНОС
ФОРУМ
ИЗМЫ
ДО 1917 ГОДА
РУССКОЕ ПОЛЕ
ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА
ПОНЯТИЯ И КАТЕГОРИИ

Константин Гнетнев

Тайны лесной войны

Глава вторая

Первые бои

Еще Россия не поднималась во весь исполинский рост свой,
и горе ее неприятелям, если она когда-нибудь поднимется!

Денис Давыдов. О партизанской войне. 1836 год.

Первые бои, первая кровь… Не только политическому и военному руководству республики, но и самим партизанам в первые месяцы войны приходилось учиться планировать и проводить военные операции. Необходимо было понять, как воевать с врагом с наименьшими потерями. И, кроме того, в неразберихе и ужасе отступления им еще предстояло осознать свою особую роль, отдельную от регулярной армии миссию в войне.

На севере республики (Кестеньгское и Ухтинское направление), на Ребольском направлении, в центральной части, при обороне Медвежьегорска, и на юге в начальный период войны партизан использовали для «затыкания» многочисленных «дыр» в обороне армии. Как вспоминал первый секретарь ЦК ВКП (б) Карело-Финской ССР, член Военного Совета Карельского фронта Г. Н. Куприянов, в первые месяцы войны «убыль людей в партизанских отрядах была большая. Они несли потери в боях с противником и вынуждены были посылать людей группами и поодиночке в распоряжение командиров частей».

Эту практику пришлось прекращать специальным приказом по фронту, иначе отрядам грозило «растаскивание» по армейским подразделениям. Известен факт, когда командир 27-й дивизии генерал-майор Г.К. Козлов настоятельно требовал у Военного Совета Карельского фронта разрешения передать ему партизанский отряд «Вперед» в качестве разведроты. Генерал был буквально покорен мужеством и стойкостью партизан в оборонительных боях с 14-й финской дивизией в районе Большой Тикши.

И именно в эти первые полгода войны система официальной документации и, в том числе, статистики о партизанской войне в Карелии только формировалась. Отдельные факты и события боевых действий партизан фиксировались в структуре НКВД, однако, как правило, это происходило случайно, по собственной инициативе отдельных командиров и комиссаров.

Уже в первые дни войны едва прошедшие стадию формирования и как попало вооруженные партизанские отряды продемонстрировали удивительную стойкость. Достаточно сказать, что именно благодаря истребителям и партизанам Суоярви, Петрозаводск был оставлен нашими войсками на два с половиной месяца позже, чем это могло произойти в ситуации, возникшей с его обороной регулярной армией.  Так же мужественно, бок о бок с бойцами истребительных батальонов, дрались партизаны при обороне Медвежьегорска. И в том, что до конца войны противник только один раз, да и то ненадолго, перешел за линию Беломорско-Балтийского канала в Повенце, также немалая заслуга партизан Карелии.

 

Пулеметчики

Рассказывает Дмитрий Степанович Александров

            Партизанский отряд «Вперед», как, вероятно, и другие, был создан  прежде всего из партийного, советского, комсомольского и хозяйственного актива. Так в то время называли работников райкомов партии и комсомола, райсоветов,  руководителей и передовиков различных предприятий. К примеру, в начале пулеметчиками в отряде были Иоганн Кангас и Август Стурман. Кангас из руководящих работников района, с его сыном мы после войны встречались в Ледмозере, а Стурман стахановец Ругозерского леспромхоза, литовец. В годы интервенции Август воевал за советскую власть и был награжден орденом Красного Знамени.  Третьим пулеметчиком стал я.

Август был рослый, очень сильный и беспредельно смелый человек. Мы его любили и почему-то называли «полковником». Все к этому прозвищу так привыкли, что однажды произошла смешная история. Во время тяжелейших боев под Паданами командир полка Семенов, к которому мы были приданы, вызвал Стурмана к себе. Неизвестно, для чего. Может, спасибо хотел сказать за то, что хорошо воюет.  Август прибежал в штаб и докладывает: «Товарищ майор, «полковник» Струман по вашему приказанию прибыл».  Семенов за живот схватился от хохота.

А вообще память от тех боях под Паданами у меня очень тяжелая. Представьте, нас в отряде осталось 40-50 человек, и мы должны остановить продвижение финнов к Ругозеру. У противника артиллерия, авиация,  регулярные войска, батальоны хорошо обученных и вооруженных солдат, а у нас, мало того, что большинство гражданских людей, так еще и ни одного автомата.

Помню, идет непрерывный изматывающий бой. Кажется, не будет ему конца. И вдруг маленькое затишье, передышка. Стурман и Кангас перебежками подобрались ко мне. 

-- Чего это ты, Митя, здесь залег? Плохое место. Переместиться бы тебе надо.

-- Нет, командир мне сказал, здесь находиться.

-- Давай, давай переходи. Плохое место.

Стурман достает флягу, встряхивает над ухом:

-- Чуть-чуть осталось. Давай выпьем, а то убьют, и водка противнику достанется.

А у меня такая же фляга, только совсем не тронутая. Думаю, мужики узнают – напьемся, и то-то хороши будем, вояки. Выпили. Стурман горячо говорит:

-- Ну, ребята, надо держаться! Держаться! Поможем. Только на нас, пулеметчиков, опора  отряда.

И кто его знает, почему так вышло.  Накануне «второй номер» Стурмана  погиб, и откуда-то ему сунули в помощники недавно пришедшего в отряд новичка. И этот новичок под огнем растерялся, сбежал куда-то.  Некому заряжать пулеметные диски. А бой идет, страшный бой. И вот уже Стурмана ранили в голову, кровью все лицо залило, и сознание, видимо, стало путаться. Слышу,  Август стал кричать:

-- Давай, давай, идите! Я столько лет… Я двадцать два года после Октября строил свое укрепление. Выдержит!

Август Стурман лежал  с пулеметом за большим массивным камнем. И вот хлопает по этому камню рукой и кричит в сторону финнов:

-- Выдержит мое укрепление! Выдержит! Я двадцать два года строил!

Потом видим, схватил пулемет и побежал в сторону финнов. Прямо под их огонь. И вскоре погиб. И Кангас тоже погиб. Пулемет Кангаса мы отдали Мише Евсееву, а пулемет Стурмана так и остался там, за линией  нашей обороны.

            К слову сказать, третий пулемет мы добыли еще в истребительном батальоне, когда из Черного Порога бежали от наступающих  финнов в Кочкому. Сцена там произошла для нас удивительная. Бежим с ребятами и видим, немецкий самолет в пике заходит над дорогой. Мы сразу разбежались по обочинам, стоим, пережидаем налет. А по дороге собака бежит. И  летчик за этой собакой начал гоняться.  Пикирует и поливает ее из пулемета. Мы удивляемся: «Вот это да!» Наших самолетов нигде нет, и немецкий самолет в воздухе чувствует себя хозяином. Потом смотрим, а летчик так увлекся погоней за собакой, что не смог выйти из очередного пике, и в сосну со всего размаху как ахнет! 

            -- Собака самолет сбила! Собака самолет сбила! – кричим мы от радости и бегом туда. Вот с этого самолета мы пулемет и вывернули.  Для партизанского отряда он оказался третьим по счету *).

            Помню и первый автомат в нашем отряде. К нам на передовую у Тикши прислали  партизанский отряд Волкова из Ленинграда (П). Потом они с нами даже в тыл ходили. И один из бойцов Волковского отряда «перебежал» к нам, ходил с нашим отрядом несколько раз на боевые задания во вражеский тыл. Как-то раз возвращаемся мы из похода. Комиссар ленинградского отряда со своим помощником приходит к нам и говорит:

-- Верните нам нашего бойца.

Наши отвечают, мол, пусть сам определится, где ему лучше. С вами, так пусть идет к вам, с нами, так пусть остается. Вызвали того парня. Высокий такой, круглолицый, очень он нам понравился. Хороший парень. «Волковцы» говорят:

-- Ребята скучают, просят тебя вернуться. Ты – как?

Парень смущается, мол, больно мне карелы понравились.

-- Разрешите оставить им на память автомат? У нас снайперские винтовки, автоматы, а у них ничего этого нету.

В то время автоматов на всем Карельском фронте ни у кого не было, не то, что у партизан. И тогда комиссар ленинградцев нашему комиссару свой автомат повесил  на шею. Так мы получили в отряд первый автомат.

Примечания

*) Существует и другая версия этого реального события. Медсестра партизанского отряда «Вперед» Н. Н. Сидорова (Пастушенко) утверждает, что самолет был сбит пулеметным огнем А. Я. Стурмана, чего в тех условиях мог и не видеть Д.С. Александров. Эту версию подтверждает Г. Н. Куприянов, в годы войны член Военного Совета Карельского фронта и первый секретарь ЦК ВКП (б) Карело-Финской ССР. В книге воспоминаний («За линией Карельского фронта», с. 25) он пишет: «Стурман Август Янович, рабочий тракторной базы, при налете противника на Ругозеро сбил из трофейного пулемета немецкий самолет Ю-88».

 

Самый храбрый карельский партизан

Рассказывает Борис Степанович Воронов

            До войны я был заядлым охотником. Ружьишко у меня было, по лесам любил бродить.  Однако же боевого оружия конечно не знал. Откуда? И когда с   истребительным батальоном мы держали оборону на окраине Петрозаводска, на землях «Совхоза № 2», там, где теперь Петрозаводская птицефабрика, ничего не знал и не умел. Ну, пацан, да и только. Как и все мои друзья – «истребители».  Помню, выдали немецкий карабин. Пока я с ним возился, затвор выпал. Что делать? Бегу к командиру взвода Бузулуцкому: «Вставьте на место, пожалуйста». Бузулуцков был в походе первой партизанской бригады И. А. Григорьева и погиб. И у нас, в истребительном батальоне, и в походе с ним были еще командир взвода Колесник, командир отделения из отряда «Мстители»  Папоротников и другие. Все они до войны служили в охране Беломорско-Балтийского канала, ходили с кубарями – кадровые *). Они формировали истребительные батальоны, а потом воевали в партизанских отрядах.

В отличие от кадровых военных, мы были одеты кто во что. Позже и нам дали  гимнастерки, фуфайки и ватные брюки. Полушубки выдавали только на время дежурства в наряде. А обычно носили меховую фуфайку-безрукавку и сверху маскхалат.

Время выхода на задание всегда держалось в секрете. Приказывали: «Готовьтесь!» А когда выход и куда пойдем – не говорили никогда. И расспрашивать об этом было не принято. Все знали, что излишнее любопытство в таких делах всегда может быть чревато последствиями. Поэтому и боеприпасы с  продуктами получали перед самым выходом на задание.

С Пудожского берега  в рейды через Онежское озеро выходили всегда в ночь, с наступлением сумерек. Иначе рисковали быть обнаруженными с самолетов и оказаться попросту расстрелянными на льду. Самолеты противника летали, где хотели, когда хотели и как хотели. Нашей авиации мы здесь не видели. Финские летчики иной раз так наглели, что, казалось, вот-вот лыжами зацепят. Бывало, партизаны от отчаяния гранатами в них пытались кидать. Лежа!

Правда, один самолет удалось сбить. Это было как-то раз на базе в Стеклянном. Налетели финские самолеты, отбомбились и улетели.  А следом появился наш У-2. На баржах в устье реки Водлы были установлены зенитные установки из спаренных пулеметов. И вот с одной стороны зенитчики бьют по самолету, с другой партизаны из шестого отряда «Боевые друзья». Сбили. Самолет пошел вниз и сел на реку. Зенитчик бежит к своему командиру взвода и радостно кричит: «Мы сбили!» Командир отряда Ф. И. Греков свое: «Нет, мы сбили!» А в это время из кабины сбитого самолета орет летчик: «Ё… твою мать! Идите, идите сюда.  Я вас сейчас, обоих…» Ф. И. Греков не растерялся и говорит зенитчику: «Ну что же, сбил, так иди,  разбирайся».

А финский самолет нам так и не удалось сбить ни разу.

В зимние походы через Онежское озеро всякое бывало -- и трагического, и смешного. Бывало, выйдем в 16. 00, идем, идем половину ночи, и вдруг вперед носом трещина во льду метров пять. И сидишь, кукуешь, думаешь, как поступить.

Были у нас на берегу аэросани, но они почти никогда к нам не выходили – бензину не было. Даже раненых не хотели вывозить, чаще всего мы их на себе выносили.     

            Большой проблемой было и то, что на всю операцию отводилась только ночь. Затемно придешь на вражеский берег и затемно же выйдешь на свой. Правда, когда на озере образовывались торосы, мы к своему берегу не откатывались, прятались в торосах. Делали снежные домики (П) и скрывались в них от самолетов. Поэтому ночные переходы были очень большие. Например, ходили громить финские гарнизоны на Шокшинских разработках. Выходили с Бесова Носа и шли через озеро к Шокше  60 километров.

В 1943 году был у нас в отряде такой командир разведки Антон Карпин. Вообще их у нас два брата было – Антон и Кузьма. Антон был очень шустрый мужик. Как-то раз послали нас одиннадцать человек во главе с Антоном Карпиным на Шокшинский берег. Задача – разведать минные поля и попутно все, что может быть интересно командованию. У финнов были такие «кочующие заставы» (П). Это группы солдат, которые патрулировали побережье Онежского озера, нас караулили. Тактика у них была такая: идут, идут, а потом лягут и слушают(П). Лыжи ведь по насту скрипят – далеко слышно. И они нас услышали.

Нужно сказать, что берег ночью очень обманчивый.  Идешь, идешь, и кажется, что до него еще далеко, а он вот, совсем рядом. Мы до берега немного не дошли. Легли на снег, достали сало, сухари, сахар. Перекусываем. Иногда нам и сахар давали. Особенно когда приходилось на лыжах далеко идти. Пососешь его, и вроде становится легче.      

Немного перекусили, отдохнули, и надо бы двигаться дальше, но  вдруг Антону приспичило по-большому сходить. Он снял рюкзак, маскхалат положил сверху и отошел в сторонку. И только отошел, как в небо осветительная ракета – фьють! Прямо перед самым нашим носом. Светло стало на льду, как днем. Видим, а вокруг нас… финны на корточках сидят! И по нашей группе сразу огонь. Карпин командует: «Отход!» Мы огрызаемся и отходим в озеро. На наше счастье, торосы оказались рядом. Там нас не взять.

            Пришли на свой берег к Бесову Носу. Задание, понятно, не выполнили.  Раз обнаружены, какое уж тут задание. Всех бы перещелкали там, как куропаток. Смотрим, на базе Антон Карпин ходит какой-то скучный.

            -- Чего ты такой? – спрашиваем.

            -- А-а-а, не говорите. Кисет пропал, -- отвечает.

            -- Да и хрен с ним, с кисетом, -- резонно говорят мужики. – Нашел, чего жалеть.

            -- Да на кисете написано: «Самому храброму карельскому партизану». Это же был подарок от школьников, – объясняет Карпин, -- а «самый храбрый» и рюкзак, и маскхалат на льду оставил. Хорошо, не штаны…

            Во время ночных походов через Онежское озеро много наших ребят погибало. Особенно в первую зиму. Не только в бою или при ранении, но засыпали, обмораживались и замерзали. У нас так Костя Тверсков замерз. Снялись с привала и ушли, а когда схватились, что его нету, вернулись, он уже весь обмороженный лежит. Не спасли.

            И финны нам в первое время крепко поддавали. Мы с ними на их территории в прямые бои предпочитали не ввязываться, а при обнаружении сразу отходили на свой берег. У финнов дороги, транспорт, они очень быстро могли перебросить подмогу с других гарнизонов. Жили они вдоль побережья в разборных, будто бы картонных домиках. Внутри печка и все, что нужно. Кроме автомашин, умели быстро передвигаться за лошадьми, «на шортах». К седлу привязывали 5-6 веревок, цеплялись за них и буквально летели по берегу.

Кроме того, они очень хорошо были экипированы и на лыжах ходили великолепно. Бывало, лежишь в засаде и видишь – идет их группа: любо-дорого посмотреть! Они ходили налегке: шерстяное белье, маскхалат сверху, на ногах сапоги, «кеньги» или «пьексы», всегда желтого цвета. У сапог резиновый низ, а сверху утепленная кожа.  И, конечно, лыжи у них были, настоящие лыжи, а не доски, как у нас. Уже тогда финские солдаты использовали так называемые  «ротофеллы», когда лыжа крепилась пружиной-дужкой за нижний рант сапога. Хотя были у них и ремни.

Финны – мастера лесного боя, конечно.  Но со временем партизаны всю их экипировку, и лыжи, и  вооружение переняли и стали успешно использовать. Лично сам я всю войну автомат «суоми» протаскал, а нож-финка до сих пор дома лежит. И воевать приспособились так, что они нас стали бояться, как огня. Зимой 1943-1944 года местные жители рассказывали: как услышат, что соседние гарнизоны партизаны громят, так у них уже рюкзаки на плечах, бежать готовы.

Помню, в последний раз мы ходили в Заонежье с Пудожского берега, когда озеро было уже в разводьях. Вода, льдины плавают, по льдинам сигаем. Нужна была внезапность, и мы ее добились: финны нас не ждали. Мы тогда Косельгу разгромили, Олений Остров… Там большие финские гарнизоны были, и мы их всех кончили. Стали возвращаться домой. Запрягли пару финских лошадей в сани, погрузили финские пулеметы, еще кое-что.  Пулеметы у них о четырех «ногах», станины здоровые, самим не унести. И все это добро, вместе с лошадями, утопили в озере. Не смогли провести.  Сами-то еле-еле перепрыгивали через промоины, по льдинам. 

Примечания

*) Охрану Беломорско-Балтийского канала с начала 1939 года и до середины 50-х годов осуществлял 155 полк НКВД по охране особо важных объектов промышленности.

 

В окопах под Медгорой

Рассказывает Иван Александрович Комиссаров.

            15 сентября 1941 года партизанский отряд «Боевые друзья» вышел из Медвежьегорска в сторону Поросозера. Нас направляли на оборону дальних подступов к городу, в качестве подкрепления к стрелковому полку (126 стрелковый полк 71 стрелковой дивизии, командир полка майор В. И. Валли, комиссар батальонный комиссар И. А. Горчаков. Полк был укомплектован в основном из местных жителей, а разведрота почти на сто процентов состояла из жителей районов республики. В частности, именно этим некоторые мемуаристы объясняют исключительную стойкость и военное мастерство, проявленные офицерами и бойцами полка при обороне Медвежьегорска – прим. К. Г.). 

Бои шли непрерывные и  жесточайшие. Линия фронта все время смещалась. То тут прорыв, то там. Не всегда поймешь, где наши войска, где противник. Помню, финны прорвались где-то в районе Совдозера, и меня направили от отряда для связи со штабом армейского полка, которым командовал майор В. И. Валли. Тут узнаем о новом прорыве финнов, и я отступаю вместе со штабом полка. В. И. Валли дал приказ найти отряд и передать командиру последнюю информацию о положении дел.

Я в отряд, а его уже и след простыл. Я назад, но и штаб полка уже снялся, ушел куда-то к Медгоре. Что делать? Лес вокруг, бой идет. В ночь с 13 на 14 октября мне удалось догнать штаб В. И. Валли. Мне потому еще так крепко  запомнились те бесконечные сутки, что в ночь выпало невероятно много снега. Снег был мягкий, пушистый, закрывал колени и быстро таял. Мы в лесу все сразу обмокли.

            Так я со штабом полка оказался неподалеку от Кумсы-2. Майор В. И. Валли собрал связных всех приданных полку частей и отрядов и приказал добираться к своим командирам. Мне он приказал передать командиру отряда Л.П. Жаркову приказ прорывать оборону финнов, которые засели в Кумсе-2.

            Затем наш отряд с боями шел вдоль дороги на Медвежьегорск от деревни к деревне. Финнов, которые были в обороне у Кумсы-2, сбили, они убежали в деревню. Наша разведка показала, что их там скопилось на  усиленный, хорошо оснащенный вооружением батальон. Нам он был не по зубам, и мы деревню обошли, потеряв человек пять убитыми и несколько раненными. Помню, что под Кумсой раненным попал в плен Иван Алексеевич Петухов. В плену финны ампутировали ему ногу. После войны Петухов работал в пединституте.

            Именно там, в окопах 126 полка, под Поросозером, где наш отряд неделю сдерживал натиск финнов, мы познакомились с войной.  Здесь я увидел первого в своей жизни убитого. Полкового пулеметчика прямо в доте сразил осколок снаряда противотанковой пушки.          Уже в сентябре мы начали совершать походы и вылазки в тыл противника. Задача была одна – нарушать коммуникации, наносить удары по продвигающимся к фронту финским частям. Трижды мы ходили на дорогу Вохтозеро – Суоярви, заминировали дорожное полотно, взорвали мост.

В одном таком выходе во вражеский тыл через линию фронта наш отряд принял первый  настоящий лесной бой. Мы вышли 30 сентября на нейтральную полосу и буквально нос к носу столкнулись с финнами. Они шли к нам. Противник оказался гораздо многочисленнее и лучше вооружен. У них автоматы, минометы, а у нас бельгийские винтовки да немецкие карабины. Разгорелся сильный бой. Заместитель командира по разведке В. Г. Юриков так вспоминал об этом эпизоде в книге («Боевые друзья: Воспоминания», с. 26):      

«В это время отряд переходил небольшое болотце, которое наше головное охранение уже преодолело. Неужели финны оказались в нейтральной полосе и открыли по нему стрельбу? Мы сразу залегли. К месту боя я направил своего связного Ваню Комиссарова – выяснить, в чем дело…»

            Как только вышел я на это самое болотце, так меня там и положили. И я лежал до тех пор, пока не закончился бой. Мне не давали даже пошевельнуться. Очередями лупят, пули над самой головой свистят.  А я все глубже и глубже закапываюсь в мох. Мокрый весь…В этом бою убили нашего комиссара Володю Полякова (У)  и медсестру   Надю Тяппоеву (У), которая бросилась ему на помощь. Тут же погиб и Витя Хайдин(У). Тяжело были ранены Анатолий Кухарь и Федор Прокофьевич Готчиев, работавший до войны заведующий районным финансовым отделом в селе Паданы, а несколько бойцов получили легкие ранения и остались в строю.

            Вероятно, потери были бы гораздо больше, -- воевать мы только учились, -- если бы встречный бой произошел на большей глубине финской обороны. Однако нам повезло. Командир 126 полка майор В.И. Валли выдвинул нам на выручку резервную роту и крепко поддержал артиллерией. Она еще доставала. Финны откатились.    

            Вспоминая теперь наши первые походы, очень жалею о жертвах, о погибших товарищах. Отсутствие боевого опыта стало причиной многих партизанских смертей. Например, как досаждали нам в 1941 и даже 1942 годах преследования финских отрядов. Мы сделаем засаду и отходим.  Финны идут следом и не дают нам ни отдохнуть, ни поесть. Мы только на привал станем,  костры разожжем, они тут как тут. Они даже создали при гарнизонах специальные подразделения-отряды для таких преследований. Эти преследования и непрерывные наскоки противника, отходы без сна, отдыха и пищи выматывали партизан страшно. И ведь очень просто было финнов отвадить, как это мы сделали уже в 1943 году. Да так отвадили, что они до конца войны нас больше не преследовали.

            Так начиналась для меня партизанская война. Мы ведь были совсем мальчишки. У меня в отряде был ровесник, приятель Миша Ярошенко. Он перед войной только что закончил в Медвежьегорске среднюю школу. После войны я так и не смог найти в Медгоре его родни. Вот нас с Мишкой в отряде «старики» и гоняли. Остановимся на привал, костры разожгли, мужики повзрослее просят: «Ванька, сбегай,  принеси воды».  Принесешь.  «Ванька, кашу помешай». Помешаешь. Они лежат – ноги кверху, а ты бегаешь, мешаешь. Привал закончился, они отдохнули, а ты только размялся.

 

Рука об руку с неопытностью

Рассказывает Михаил Иванович Захаров.

            По железной дороге до станции Масельгская, пешком на берег Сегозера и пароходом в Паданы… Так наш партизанский отряд «Красный онежец» выходил в первый свой поход в тыл противника. В начале августа 1941 года мы из Падан отправились в сторону дороги Реболы – Кочкома. Первой боевой задачей было уничтожение финского гарнизона в деревне Муезеро.

            По неопытности командование отрядом взяло с собой обоз из пяти или шести лошадей. Всю поклажу навьючили на лошадей, а сами пошли налегке. За это потом поплатились в полной мере. Во многих местах для обоза пришлось расчищать дорогу, через речки и широкие ручьи налаживать кое-какие переправы.  Одним словом, хлопот с ним оказалось полон рот.

            Часа в четыре утра подошли к Муезеру. Ночи светлые, видно всё, как на ладони. До деревни метров 200, ближе не подойти.  Что делать? Командование принимает решение обстреливать из миномета.  Ну и начали по деревне минами гвоздить.  Свернули угол какого-то дома, вроде бы нескольких человек убили.  На самом деле только сыграли гарнизону тревогу.   Финны заняли линию обороны, залезли в свои окопы и блиндажи, вызвали авиацию и как дали нам в ответ, что только пух полетел! Самолеты начали нас утюжить --  бомбить и обстреливать. Летают на бреющем прямо над самой головой. Мы из пулеметов один самолет все-таки сбили. Загорелся, задымил, и вниз. Но к деревне уже не подойдешь, и нам ничего не оставалось делать, как возвращаться.

            В отряде нас было тогда сто человек.  Командовал директор Онежского тракторного завода Тиден Владимир Владимирович. Начальник производственного отдела завода Чернышов Николай Никифорович стал начальником штаба отряда, (в самом начале эту должность занимал Москалев).  Отряд был разбит на четыре группы-отделения, командовали которыми отслужившие действительную службу в армии. Я попал пулеметчиком в первую группу. Вооружение было простое: винтовки, гранаты и толовые шашки – по две штуки на брата. Автомата ни одного в отряде не было.

            Не было у нас и постоянной базы. Мы вернулись из первого похода туда, откуда ушли на выполнение задания, -- в Паданы. Бородатые, немытые, обтрепанные. Месяц жили в лесу. Местные паданские жители встретили хорошо, истопили для нас баню, дали концерт самодеятельности. Мы помылись, побрились, постирались. Какое это было удовольствие!

            После отдыха отряд снова погрузили на пароход и отправили на новое задание. Теперь на дорогу Кимасозеро – Тикша.  Теперь действовали поумнее, обоза с лошадьми не взяли, нагрузили вещевые мешки.  Продуктов выдали на 20 дней, но велели «растягивать», чтобы хватило «дней на 30 или даже больше».

На дворе уже сентябрь-октябрь, вечерами и по ночам холодает, дожди, болота сырые. Но шли бодро, километров до 15 в сутки делали.

            На дороге установили заряд, устроили засаду. Ждем. Появилась небольшая колонна из нескольких финских автомашин. Обстреливаем, поджигаем, захватываем кое-какие трофеи, документы и пленного. Пленный показывает, что совсем рядом, километрах в двух, стоит гарнизон. Гарнизон, мол, совсем небольшой, охраняется плохо, без особого труда можно захватить. Начальник штаба Чернышов собрал небольшую группу человек с десяток и  принял решение атаковать. 

Однако группа справиться с задачей не смогла. Гарнизон оказался довольно внушительным. Кроме того, был поднят по тревоге и двигался в нашу сторону, на шум боя,  большой отряд  финнов, с которым партизанская группа  столкнулись лоб в лоб. Силы оказались абсолютно неравными.  Сам Чернышов был тяжело ранен, несколько партизан погибли. Когда мы с остатками группы и тяжело раненным Чернышовым отходили от дороги, уже стемнело. Мы несли начальника штаба на плащпалатке сколько могли, но, к сожалению,  не донесли, он умер от ран.

Николая Никифоровича Чернышева все любили. Он казался нам тогда очень опытным, сильным человеком. И стал первым партизаном, погибшим на моих глазах и похороненным в лесу. Мы вырыли небольшую яму и наскоро похоронили его прямо посреди леса. Уже тогда каждый из нас понимал, что допущена очередная промашка. Мы слишком доверились пленному, который, кстати, под шумок завязавшегося боя сбежал.

 

Партизан Костя Нуждин

Рассказывает Сергей Павлович Татаурщиков.

            Первый бой нашего партизанского  отряда  «Железняк» оказался неожиданным и скоротечным. Мы шли за линию боевого охранения финнов и буквально лоб в лоб столкнулись с их разведгруппой. Ни мы, ни они, похоже, такой встречи не ожидали. Единственное, что каждый из нас успел сделать, так это сбросить на мох свой, в самом начале похода тяжеленный вещевой мешок, лечь за него и открыть огонь. Постреляли мы от души, наивно надеясь поразить противника сразу и окончательно. Финны в бой не ввязались, обстреляли нас и отошли.

            Первого партизана нашего отряда  убили в разведке. Я с ними не был. Группу ребят, в которой были ярославский парень Малков и Костя Нуждин, повел командир отделения белорус Буканов. Они втроем вышли на разведку маршрута из Хайкиля, где мы тогда временно базировались. Мы сидим с отрядом на привале, ждем результатов. Вдруг слышим отдаленные выстрелы из автоматов, очень скоро стихшие. Когда в разведке дело доходит до стрельбы, это всегда плохо. Это почти всегда значит, что обнаружены, и задание не выполнено.

            Спустя некоторое время в расположение отряда приходит Малков.   Идет раненый, опирается на автомат. Ребята бросаются к нему: «Что случилось? Где группа?»  Малков рассказывает, что группа смогла уйти не очень далеко и напоролась на внезапный огонь финнов. Первым шел Костя Нуждин. Видимо, его сильно ранило. Он упал на грудь и единственно что успел – махнуть нам рукой, мол, всё, бесполезно… И потянулся за гранатами. Гранаты у нас были в карманах фуфаек. Ранило и Малкова. Отстреливаясь, он стал отходить.  Его отход прикрывал Буканов. Малков сообщил также, что очень скоро на том месте, где упал Костя Нуждин, раздался взрыв гранат…

            Через некоторое время пришел и командир отделения Буканов.  Он сообщил, что отход Малкова огнем прикрыл, но вот Костю вытащить не смог. Очень много было финнов, очень сильный огонь они дали.

            Костя Нуждин стал первым партизаном, убитым в нашем отряде. Мы очень переживали его гибель.

            Первых своих товарищей по отряду, убитых в бою рядом со мной, я увидел позже, в разведке под Кимасозером и в бою в Мергубе. Зимой 1942-1943 годов из засады мы разгромили финский конный обоз, взяли документы, оружие, кое-что из продуктов. Вот там я впервые увидел в непосредственной  близи финских солдат, живых и уже неживых. И тоже, нужно сказать, не испытал от этого никаких хороших чувств. Тем более радости.

 

Достоинство

Рассказывает Наталья Никитична Пастушенко (Сидорова).

            Когда началась война, и меня записали в начале в Ругозерский истребительный батальон, а потом и в партизанский отряд «Вперед», мы было уже 19 лет, я жила самостоятельно и работала. Примерно такими же по возрасту были в нашем отряде и другие медицинские сестры. Но теперь вспоминаю, какие же мы были наивными и неопытными!

            Помню, собираемся в первый поход в тыл финнов с базы в селе Лехта. Получаем продукты. Нам положен килограмм продуктов на сутки похода. Но если бы только одни продукты нужно было нести! А оружие, патроны, санитарная сумка с медикаментами? В общем, мы с девчонками оставили тушенку, кое-какие концентраты, а вместо них набрали конфет с печеньем. И вот в лесу недели через две-три, когда продукты все подъели, бойцы начали над нами смеяться: «Ну что, девушки, конфеты кушаете? Ну, кушайте, кушайте…» А какие в походе могут быть конфеты? От них только пить хочется. Ребята хоть и поиздевались над нами тогда, но поделились, конечно, кто чем мог.

            В первые недели и месяцы в нашем отряде, как, наверное, и в других, происходила «притирка». Не всегда это проходило без обид. У нас был заместитель командира отряда по разведке Степанов.  Однажды мы стояли в Сегеже, и этот Степанов познакомился там с девушкой, назначил ей свидание в доме культуры, а сам опоздал.   Она ему стала ему выговаривать, мол, знаю, почему вы задержались. У вас в отряде красивые девочки. Степанов  таким развязным тоном ей ответил: «Да что там наши девочки? Они в люльке, наверное, были девочками…».

            В то же время неподалеку оказались наши медсестры Шура Баботина и Анна Борисовна Онищенко. Они все слышали. Между прочим,  Анна Борисовна была в отряде вместе с мужем, он позже погиб. И вот на другой день Степанов приходит в отряд и как обычно здоровается: «Здравствуйте, девушки!»  Анна Борисовна берет его в оборот: «Как вам не стыдно, Степанов, так обвинять наших девушек?» Тот отнекиваться, мол, откуда вы это взяли, то да сё. Ну, тут уж и мы ему сказали, все, что думаем. Степанов перед нами на колени встал: «Простите меня. Виноват. Я дурак, не знаю, что говорил». И просит: «Только, пожалуйста, Бондюку не говорите». Командир нашего отряда Кирилл  Васильевич  Бондюк(У) был кадровый офицер, пограничник, он бы за такой проступок со Степанова взыскал по всей строгости.  Тот-то ведь тоже офицер был, хоть и НКВДшник.

Гнетнев К. В. Тайны лесной войны. Партизанская война в Карелии в 1941-1944 годы в воспоминаниях  участников, фотографиях и документах.


Далее читайте:

Гнетнев Константин Васильевич (авторская страница).

 

 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании всегда ставьте ссылку