|
|
Константин Гнетнев |
|
- |
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
БИБЛИОТЕКАА: Айзатуллин, Аксаков, Алданов...Б: Бажанов, Базарный, Базили...В: Васильев, Введенский, Вернадский...Г: Гавриил, Галактионова, Ганин, Гапон...Д: Давыдов, Дан, Данилевский, Дебольский...Е, Ё: Елизарова, Ермолов, Ермушин...Ж: Жид, Жуков, Журавель...З: Зазубрин, Зензинов, Земсков...И: Иванов, Иванов-Разумник, Иванюк, Ильин...К: Карамзин, Кара-Мурза, Караулов...Л: Лев Диакон, Левицкий, Ленин...М: Мавродин, Майорова, Макаров...Н: Нагорный Карабах..., Назимова, Несмелов, Нестор...О: Оболенский, Овсянников, Ортега-и-Гассет, Оруэлл...П: Павлов, Панова, Пахомкина...Р: Радек, Рассел, Рассоха...С: Савельев, Савинков, Сахаров, Север...Т: Тарасов, Тарнава, Тартаковский, Татищев...У: Уваров, Усманов, Успенский, Устрялов, Уткин...Ф: Федоров, Фейхтвангер, Финкер, Флоренский...Х: Хилльгрубер, Хлобустов, Хрущев...Ц: Царегородцев, Церетели, Цеткин, Цундел...Ч: Чемберлен, Чернов, Чижов...Ш, Щ: Шамбаров, Шаповлов, Швед...Э: Энгельс...Ю: Юнгер, Юсупов...Я: Яковлев, Якуб, Яременко...Родственные проекты:ХРОНОСФОРУМИЗМЫДО 1917 ГОДАРУССКОЕ ПОЛЕДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАПОНЯТИЯ И КАТЕГОРИИ |
Константин ГнетневБеломорканал: времена и судьбыПРИЛОЖЕНИЯГлава втораяДостоинство правдыОтец советской каторги Жизнь этого человека едва ли можно описать сколько-нибудь близко к оригиналу. Причина проста: по-настоящему о ней знал только он один. Коммерсант и авантюрист международного масштаба, заключенный и чекист, редкий даже по нынешним временам коррупционер и выдающийся организатор, умело управлявший армиями рабочих… Всё это один и тот же человек. С юности Нафталия Ароновича Френкеля сопровождали строгие документы: карточки спецучета, анкеты, автобиографии, листки по учету кадров. Они и поныне пылятся где-то в архивных фондах. Однако всякий, кто попытается выстроить с их помощью линию его жизни, тотчас наткнется на проблемы. И решений не найдет. Например, добравшийся в архиве до «личного дела» Френкеля полковник внутренних войск и историк Н. Г. Сысоев посвятил Френкелю целую главу в свое книге*. Он пишет, что эту уникальную жизнь ему удалось восстановить «с документальной точностью». Однако не успеваешь порадоваться, как тут же, через страницу, историк соглашается, что место рождения своего героя «вполне допустимо» может быть иное, нежели это записано в документах, а его лагерные анкеты еще в конце 20-х годов «привели в идеальное состояние», то есть переписали. Не вполне точен автор и в определении даты смерти. Вот тебе и документальная точность.
*Сысоев Н. Г. Жандармы и чекисты. От Бенкендорфа до Ягоды. – М.: Вече, 2002, сс. 216-232.
С чем никто из исследователей не спорит, так это в том, что Нафталий Аронович Френкель родился в 1883 году. По документам «дела», это произошло в Москве, другие настаивают, что в Одессе, намекая при этом еще и про Стамбул. Так или иначе, подростком Френкель оказывается в Херсоне, работает в строительной фирме «Гурфинкель»: в 15 лет он табельщик, в 17 лет помощник прораба. Однако частная фирма оказалась мала и, вероятно, впервые Френкель почувствовал себя стесненным в самом широком смысле этого слова. Судя по всему, с ранних лет он очень не любил это состояние. И в последующей зрелой и бурной жизни, когда не раз в нём оказывался, он очень быстро, если не сказать -- стремительно его преодолевал. Так случилось и в этот, первый, раз. Френкель переходит в компанию покрупнее, богаче и влиятельнее. Компания «Штайнер и К» располагалась в Николаеве и занималась экспортной торговлей. Френкелю поручили дело, в котором он уже считался неплохим специалистом, -- он прораб, ремонтирует и строит склады. Нафталию едва перевалило за 17 лет и, несмотря на возраст, он умеет заставить работать других, неплохо руководит на стройплощадке. Начальство довольно им настолько, что на свои средства на два года отправляет в Германию, в техническое училище (техникум), учиться строительному ремеслу. …Когда Френкель успешно закончил учебу и вернулся в Россию, это был уже другой человек. Полученные знания, реальная жизнь небедной Европы, в которую он успел окунуться, обострили заложенные в нём от природы цепкость ума, коммерческое чутье и хватку авантюриста высшей пробы. Почти сразу он вошел в конфликт с руководством своей компании. Френкель пытался доказать, что аренда складов- покгаузов, которую в ту пору широко использовали, не выгодна. Гораздо лучше вкладывать деньги в строительство новых, чтобы затем, при необходимости, самим сдавать их в аренду. Френкель даже готовит проект нового строительства и экономически его обосновывает. Но его не слышат и не понимают. Один конфликт влечет за собой другой, за ним третий. Развязка наступает скоро. Френкеля якобы уличают в подделке документов и увольняют. Однако о молодом и хватком строителе на Черноморском побережье уже наслышаны. Нафталий без работы не остается. Крупный николаевский предприниматель и землевладелец Юрицын приглашает Френкеля к себе и поручает ему строительство сельскохозяйственных объектов в своих многочисленных поместьях. Именно в этой хлопотной должности и застает его октябрьский переворот 1917 года, случившийся где-то уж очень далеко от Черного моря, в сыром и ветреном Питере. И еще целый год ничего не меняется в его личной судьбе. Он все тот же строитель, но теперь, по прошествии лет, Юрицин видит в нем цепкого умом переговорщика, ловкого коммерсанта и незаменимого помощника в коммерческих делах. В 1918 году хозяин переводит Френкеля в Одессу и поручает ему приемку всех грузов, доставляемых в порт практически со всего света. Нафталию 35 лет, и перед ним открылись невиданные горизонты. Он очень быстро определил, на чём можно заработать и как себя поставить в новых условиях. Ведь в трюмах многочисленных торговых судов, заходивших в одесский порт, бывали не только легальные грузы, но и заурядная контрабанда. Кроме того, часть товара была попросту некачественной. Френкель наладил систему «очистки» контрабанды и сбыт некачественного товара, вступив в «неформальные» отношения с торговцами. Пишут, что ему настолько везло в делах, что однажды, на свой страх и риск он выставил вовсе не принадлежащий ему товар на одесской бирже. Сделка оказалась не просто выгодной, а блестящей… Нафталий Аронович ощутил вкус настоящего риска и денег. Разумеется, и сам он в определенных кругах стал весьма заметной фигурой. Юрицын к тому времени сбежал за границу, бросив дела на Френкеля. И Френкелю стало, что терять. К тому времени политическое устройство государства оказалось безнадежно сломанным, и жизнь в Одессе стремительно изменялась. После переворота 1917 года, за короткое время здесь сменилось более полутора десятков самых разных властей. Вести коммерческие дела стало просто невозможно. К тому же в Одессе и окрестностях хозяйничала банда Мишки Япончика. Она не только обирала коммерсантов, но и грабила, убивала. Френкель уже никак не мог избежать встречи с Япончиком. Они встретились и сразу понравились друг другу. Что объединило бандита с авантюристом, сказать трудно, может быть, то, что у каждого в характере и в жизненном опыте было нечто, чего остро не хватало другому? Френкелю импонировал безоглядный размах Япончика, его решительная бесцеремонность и умение просчитывать ходы. Япончик учился у Френкеля коммерческой хватке, умению слушать и слышать партнера. Они стали работать вместе. Иными словами, Френкель стал членом банды. Правда, при этом каждый понимал, что альянс этот вынужденный. По большому счету, им было не по пути. Не всё в порядках, насаждаемых новыми «партнерами по бизнесу», Френкелю нравилось. Атеист до мозга костей, он, к примеру, не одобрял большие отчисления, которые банда делала в еврейскую общину для поддержания малоимущих семей. Мнение Френкеля стало известно общине. И когда самому Френкелю станет туго, чтимые раввины откажутся его поддержать. Мало того, окажут содействие ЧК в его поимке. Френкель не одобрял и принятый в то время в банде «кодекс налетчиков», по которому в городе ни под каким видом не нападали на людей искусства, врачей и адвокатов. Но советская власть никак не хотела уступать свое влияние могущественной корпорации-банде Япончика-Френкеля. Шла гражданская война, власть наращивала вооруженные силы и укрепляла ЧК. В городе и его окрестностях участились облавы, и теперь уже Япончику пришла пора думать, каким образом сохранить свою многотысячную банду. В июне 1919 года бандит предложил Реввоенсовету республики сформировать из «братков» регулярный полк Красной Армии и выступить с ним на фронт… Надо полагать, что и у РВС не было большого выбора: с фронта поджимал Петлюра, а с тыла грозил Япончик. Предложение было принято. Шайку бандитов-налетчиков, кое-как оформленную в регулярную воинскую часть, пополнили дезертирами и всевозможными проходимцами, преобразовали в 54-й Украинский Советский стрелковый полк и направили в распоряжение командира 45-й стрелковой дивизии Ионы Якира*. Полком поставили командовать вчерашнего «пахана» Моисея Винницкого (это подлинное имя Мишки Япончика), определив ему в качестве комиссара известного одесского анархиста Александра Фельдмана. Разумеется, никаких «красных бойцов» за советскую власть из бандитов не получилось. По пути на фронт две трети полка разбежалось, а оставшаяся треть во главе с комполка Винницким, оказавшись в прифронтовой полосе, стала представлять серьезную опасность теперь уже самой 45-й дивизии. В августе 1919 года по приказу комдива Якира несостоявшихся бойцов 54-го полка разоружают, а тех, кто не захотел сдаваться «своим», включая Винницкого-Япончика, убивают.
* Якир Иона Эммануилович (1896-1937) – военачальник, командарм первого ранга, член партии с 1917 года, участник октябрьского (1917 г.) переворота и Гражданской войны (1919-1921 гг.). С 1925 по 1937 годы командовал войсками некоторых военных округов, а с 1936 года член Военного Совета при Наркоме обороны СССР. Был репрессирован, а затем посмертно реабилитирован.
Где-то в пёстрых списках 54-м полка числился и Френкель. Но военная карьера и жертвенная роль героя-фронтовика его не устраивали. Тихо-тихо он вернулся в Одессу, чтобы продолжить свой бизнес. Теперь уже без влиятельных конкурентов. В 1921 году Х съезд ВКП(б) принял решение о реализации в России новой экономической политики, основы которой разработал В. И. Ленин. НЭП ослабляла административное давление на экономику, допускала присутствие в ней капиталистических элементов, широко открывала двери для частной коммерции и торговли. Если для иных НЭП становился лишь «форточкой» в собственное дело, то для Нафталия Ароновича Френкеля она распахивала настежь все ворота. Пароходы, флотилия катеров и парусников связывали теперь города и торговые рынки Черноморского побережья в одну гигантскую сеть, «сплетенную» Нафталием Ароновичем. По этой сети перемещались крупные партии контрабандного товара от шелковых чулок до бриллиантов. По этим же каналам шла продукция многочисленных подпольных артелей, выпускавших товар под марками известных мировых производителей. К своим пароходам, магазинам, банкам, ворам, контрабандистам и охранникам Френкель прибавил своих представителей во власти, в милиции, в судах и во Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК). Одесская ЧК была куплена им на корню. Мало того, Нафталий Аронович инвестировал громадные суммы в создании «группы прикрытия» и в Москве. В первопрестольной вербовались крупные чиновники и даже члены коллегии ОГПУ, чтобы вовремя «сливать» информацию и в случае чего оказать необходимую помощь. Как считают некоторые исследователи, в такой группе состоял и зампред ОГПУ Г.Г. Ягода. О государстве в государстве, созданном Френкелем, рано или поздно должны были узнать в Москве. Стало известно и то, что с помощью местных чекистов проблему решить не удастся. В ОГПУ по поручению Ф. Э. Дзержинского, узким кругом единомышленников разработали сверхсекретную операцию. В Одессу выехал член коллегии ОГПУ Дерибас*. В результате очень сложной игры ему удалось подготовить разгром «империи Френкеля». Глубокой ночью 1924 года (по другим сведениям, в декабре 1923 года – прим. авт. К. Г.) в Одессу прибыл всевозможным образом зашифрованный и законспирированный поезд с московскими бойцами ЧК. Вся криминальная верхушка во главе с Нафталием Ароновичем была арестована и через несколько дней доставлена в Москву. 11 января 1924 года, та же коллегия ОГПУ вынесла всем смертный приговор. Уже на лестнице в подвал, где каждого из «авторитетных одесситов» ждала своя пуля, Френкелю неожиданно объявили, что смертная казнь… заменена ему десятью годами Соловецкой каторги. Что это было? Сработала «группа прикрытия»? Или просто результат того дьявольского везения, которое будет ещё не один раз выручать Френкеля из, казалось бы, безвыходных ситуаций? Как теперь узнаешь?
*Дерибас Терентий Дмитриевич (1883-1938) – активный член партии с 1903 года; в 1920 году пришел в ВЧК, полномочный представитель ОГПУ на Дальнем Востоке, а с 1931 года – в центральном аппарате ОГПУ в Москве. В 1935 году присвоено звание комиссара государственной безопасности 1-го ранга. В 1938 году репрессирован. Реабилитирован посмертно в 1957 году.
В ту пору слухи о каторге на далеких Соловецких островах в приполярном Белом море один другого страшнее уже распространялись по России. Но это были цветочки. Настоящая советская каторга станет таковой, лишь будучи оплодотворена дьявольской мыслью заключенного по фамилии Френкель. Его только везли на остров в набитом товарняке под матюги охранников и с долгими остановками на неприметных полустанках. В тихом поморском городке Кемь, на Попов острове располагались бараки пересыльно-распределительного пункта Соловецкого лагеря принудительного труда ОГПУ СССР. Пункт был небольшим, бараков немного, но это лишь пока. «Вышки, сколоченные из хлипких бревнышек. Пятачок площадки, обнесенный оградой из колючей проволоки. На нем, возле примитивного дебаркадера, длинный низкий барак. Это Кемский пересыльный пункт. Зловеще знаменитый Попов остров – «КЕМЬ-ПЕР-ПУНКТ», зона на каменистом и болотистом берегу Белого моря, недалеко от захолустного деревянного города Кемь. Место пустынное, голое и суровое…»* Таким увидел Кемскую пересылку доставленный туда из Москвы в первый раз в 1928 году другой заключенный О. В. Волков. Ему очень повезло: всего год с небольшим он провел на острове. Волкова освободили в канун внедрения на Соловках «нового порядка», крестным отцом которых можно смело назвать Френкеля.
*Волков О.В. Век надежд и крушений. – М.: Советский писатель, 1990, с.49.
Здесь необходимо отметить, что именно с Соловецкого лагеря началось зарождение советской лагерной системы вообще. Он был образован на месте бывшего островного совхоза еще в мае 1920 года. Однако постановлением СНК СССР 13 октября 1923 года его вывели из системы исполнения наказаний и ввели под тяжелую руку НКВД. Начальником назначили бывшего руководителя отделения восточного отдела секретно-оперативного управления при НКВД РСФСР Ф. И. Эйхманса. Он руководил Соловецким лагерем до 20 мая 1929 года, а затем стал первым руководителем образованного приказом ОГПУ (№ 130/63 от 25 апреля 1930 года) Управления лагерями (УЛАГ) ОГПУ. Этим же приказом были утверждены штаты УЛАГа. На УЛАГ возлагалось управление всеми лагерями ОГПУ, как существующими, так и вновь возникающими. Кто бы мог тогда подумать, что УЛАГ вырастет в такого монстра! Ведь спустя десять лет, из заурядной управленческой конторы численностью неполных 80 человек, возникнет одно из ведущих подразделений НКВД, с ничем не ограниченными полномочиями и возможностями, и (к 1940 году) со штатом только центрального аппарата без малого 1600 человек! Прибыв на Соловки рядовым заключенным, Нафталий Аронович, разумеется, избежал лесоповала, торфозаготовок и прочих работ, которые именовались общими. Да и было их в ту пору совсем мало. Он стал нарядчиком. Мало-помалу, оглядевшись на острове, он быстро понял, с помощью кого и чего приводится в действие механизм лагерной жизни. Френелю было уже за сорок, и с его богатейшим жизненным опытом никакого труда не составляло определить главный принцип выживания в этой системе. Принцип состоял в следующем: он, Френкель, должен стать для системы незаменимым. Место простого лагерного «придурка»-нарядчика он уступил другим, перейдя в строительные начальники, в начале небольшие, ну а затем утвердился в качестве главного Соловецкого прораба. Френкель строит новые бараки для заключенных в центральном лагере и на отдаленных островных «командировках», возводит производственные помещения. Должность позволяет ему свободно передвигаться по архипелагу, всё замечать и общаться с десятками людей. И оказалось, что Нафталию Ароновичу многое здесь не нравится. Он не понимает, почему эти два десятка тысяч заключенных так мало и плохо работают? Ему невдомёк, зачем в лагере развели интеллигентскую блажь, этот театр, музей, спортивные команды, собственные журналы и газеты? Почему разрешены церковные службы? Кому нужные эти бесконечные собрания и нравоучительные речи? Деятельная натура Френкеля, его хозяйственная и коммерческая мысль не могли смириться с тем, что он здесь увидел. А что, собственно, он увидел? Вот, скажем, как жил Соловецкий лагерь в описании уже знакомого нам соловчанина О. В. Волкова: «Вечером закрывались «присутствия», и «рабочая» жизнь лагеря замирала. Удивительно выглядела в это время неширокая дорога между монастырской стеной и Святым озером. Глядя на идущих в рясах и подрясниках, в клобуках, а то и в просторных епископских одеждах, с посохом в руке, нельзя было догадаться, что все они – заключенные, направляющиеся в церковь…. В погожий летний день тут настоящее светское гулянье: прохаживаются и сидят люди с отличными манерами. Они учтиво друг с другом раскланиваются, благовоспитанно разговаривают вполголоса, нередко вставляя французские слова. Если случиться пройти тут даме из женбарака, знакомые очень изысканно целуют ей руку»*.
**Волков О.В. Век надежд и крушений. – М.: Советский писатель, 1990, с.с. 62, 65.
Френкель уже знал, что ему необходимо сделать на Соловках. Нужен был только повод, чтобы заявить о себе по-настоящему. А повод всегда находится для того, что его ищет. Однажды случилось то, что непременно должно было здесь когда-то случиться. С новым этапом заключенных с материка на архипелаг завезли сыпнотифозную вошь. Когда лагерный лазарет оказался переполненным, а больных всё несли и несли, начальство узнало о крайне неприятной для себя вещи: в лагере началась эпидемия тифа-сыпняка. Заключенные вымирали десятками, и срочно сформированные похоронные команды не успевали засыпать могилы, закидывая их поверху слоем хлорной извести. Проблема требовала срочного решения. И не потому только, что потери «лагнаселения» превышали все мыслимые пределы. Важнее было другое. Об эпидемии оповестили начальство в НКВД, и из Москвы летели радиошифровки с требованием принятия срочных мер. Москва боялась « утечек за рубеж» и возможного международного резонанса. Френкель понял, что его час пробил. Фантазии, да и реальные возможности местной лагерной санитарной службы не простирались дальше наведения хотя бы элементарной чистоты и порядка в бараках, где клопы маршировали строем, и заключенные страдали от поголовной и безысходной вшивости. Санслужба советовала начальству строить бани. Начальство требовало от инженеров проекты и доклада о сроках. Выяснилось, что для строительства даже простейшей бани необходимо от десяти до двадцати дней. В управлении лагерем глубоко задумались: а будет ли кого мыть через двадцать дней? Тогда Френкель обратился к начальству с предложением, в тех условиях просто фантастическим: он готов построить баню за 24 часа! Для этого ему нужны всего-то 50 человек и два непременных условия. Первое – он сам выберет себе рабочих, и второе – горячая мясная еда прямо на стройплощадку, плюс по стакану спирта каждому. Начальство вынуждено было условия принять. Нафталий Аронович прошел по баракам и выбрал три десятка молодых и здоровых мужиков, бывших матросов, участников Кронштадского мятежа. Еще два десятка привел из инвалидного барака. Это были немощные, за годы заключения превратившиеся в стариков люди. Построив заключенных в две шеренги, он обратился к матросам с очень короткой речью. За сутки мы должны построить на этом месте баню, сообщил он бесцветным и ровным голосом. Если не успеем, и вот их (он указал на стариков-инвалидов), и меня, и вас расстреляют у одной стенки. Горячую пищу привезут сюда, дадут спирту… Мужики стыли на 25-градусном морозе, ежились под арктическим ветром, который, как казалось, никогда не перестает здесь свистеть. Каждому из них стало особенно ясно, что вот именно сейчас, именно в этом месте и именно от него зависят судьбы многих людей. Еще сегодня утром от каждого из них не зависело в этом мире ровным счетом ничего, а теперь зависит. И теперь они отвечают. Дьявольский психологический ход Френкеля сработал с безукоризненной четкостью. Матросы принялись за работу так, как не принимались никогда. Нафталий Аронович был профессиональным и опытным строителем. Он применил на этой главной для своих сорока лет стройке необычный технологический прием. Здесь строилось всё сразу и одновременно: едва начали возводить стены, тут же принялись выкладывать печи и банные котлы, дошли до стропил, и тут же начали монтаж сушильных камер… Баня была построена на три часа раньше обещанного срока. На потери пришлось списать только нескольких стариков, о которых в сутолоке штурмовой работы позабыли и они ночью просто замерзли. Стариков Френкелю охотно простили. В мае 1926 года срок заключения Нафталию Ароновичу сократили вдвое, до пяти лет. Два из них он уже отсидел. Теперь это был уважаемый и авторитетный специалист не только в управлении Соловецкого лагеря. Имя Френкеля теперь хорошо известно в УЛАГе. Френкель доказывает островному лагерному начальству, что лагерь должен не только потреблять на своё содержание то, что производит остальная страна, не только обрабатывать себя сам, но и зарабатывать для страны. Он вбивает в сознание малообразованного и неразвитого гулаговского начальства мысль о лагерном хозрасчете. Мысли доходят трудно. Мало того, среднее звено, не говоря уж о низовом, воспринимает идею хозрасчета со скрытой неприязнью. Автор книги «Каналоармейцы» И. Чухин приводит свидетельские показания бывшего заключенного и бывшего помощника прокурора Дагестанской ССР Л. М. Хорунжика, содержащиеся в архивно-следственном деле № 877 по преступлениям надзорсостава Соловецкого лагеря (И. Курилко и др.): «Когда ко мне пришли товарищи и сотрудник ИСО Болотов, мы ему все рассказали. Он выслушал нас, сказал, что всё это известно, и что скоро этому будет полный конец, называя всю эту систему френкелевизацией…»*
*Чухин И. И. Каналоармейцы. – Петрозаводск, 1990, с. 31.
Речь шла о потогонной системе лагерного хозрасчета, которую с присущим ему упорством насаждал на Соловках Френкель. И насадил. Уже с осени 1926 года лагерь стал меняться. Закрывались театры и газеты, прекратились вечерние гуляния «бывших» и разного рода «контриков» и «политиков». Священнослужителей начали поголовно стричь и переодевать в робы, запрещая служить в церкви. Вместо этого на Большом Соловецком острове, на Анзере и других островах разворачивались различные производства, цехи и фабрики. Из места изоляции Соловки превращались в образцовую советскую каторгу, ничуть не уступающую средневековой. Вот что писали о жизни на Соловках заключенные. Письмо каким-то чудом вырвалось с острова и даже добралось до адресата – ЦК ВКП(б): «Мы заключенные, которые возвращаемся из Соловецкого концентрационного лагеря по болезни, которые отправлялись туда полные сил и здоровья, -- в настоящее время возвращаемся инвалидами, изломанными и искалеченными морально и физически… Такого ужаса, произвола, насилия и беззакония даже трудно представить человеческому воображению…» Однако начальству в Соловках и УЛАГе идеи Френкеля нравились все больше. В 1927 году его полностью освобождают от заключения и назначают начальником производственно-экономического отдела. Он живет теперь на материке, в Кеми и работает день и ночь. Из-под его пера выходят проекты лагерей нового типа. Да это уже и не лагеря в обычном понимании, а громадные и очень прибыльные предприятия. А там, где развитие производств стеснено, как, скажем, на Соловецких островах, по мысли Френкеля, лагерь может зарабатывать,… сдавая заключенных в аренду обычным предприятиям, как рабов. Идея Френкеля была успешно осуществлена уже в Карелии: заключенные Соловецкого лагеря сдавались в аренду карельским лесозаготовительным и сплавным предприятиям, на гражданские стройки и даже на освоение Кольского полуострова. Чекист и бывший соратник Френкеля по ГУЛАГу, сам в последствие дважды отсидевший в лагере, С.Л. Моисеев писал в воспоминаниях: «После того, как он (Френкель – прим. К.Г.) написал свой проект об использовании заключенных в условиях хозрасчета для лагеря, с целью возмещения убытков для государства по их содержанию, и вызова в Москву для переговоров по данному вопросу, Френкель, оставаясь в роли заключенного, по указанию Москвы был назначен там же в УСЛОНе начальником экономической части. Проживал он на частной квартире в г. Кеми наряду с другими сотрудниками Управления. Таким образом он связывался с трестом Кареллес и с другими предприятиями Карелии, а также с правлением Мурманской ж. д. на поставку рабсилы из заключенных по договорам для использования её на предприятиях Карелии и Мурманской ж. д. Одновременно были созданы различные предприятия самого Соловецкого лагеря, как лесозаготовки, деревообработка, швейные, обувные фабрики, кожзаводы, рыбозаводы и т. п. Таким образом вполне понятно, почему Френкель стал в СЛОНе заметной фигурой, хотя ни разу, как стал начальником, не бывал больше на Соловецком острове, а находился на материке в Кеми».*
*Национальный архив Республики Карелия: Фонд 3651, оп. 1. ед.хр. 89, л.1-2.
«Это был уникальный, одержимый работой человек, -- вспоминал С. Л. Моисеев, -- и не его вина, что идею лагеря экономического затем извратили и превратили в экономически выгодные лагеря».**
**Чухин И. И. Каналоармейцы. – Петрозаводск, 1990, с. 31.
Позже мы познакомимся с рассказами С. Л. Моисеева о личности Френкеля. Они вместе работали на ББК и на БАМе, поддерживали связь и позже, до 60-х годов, когда оба постарели и вышли в тираж. Наконец наступил момент, которого так долго ждал Нафталий Аронович. Власти осознали, какой громадный, невиданный прежде резерв кроется в его предложении. И как он необходим именно сегодня, когда страна до крайности разорена революциями, войнами и террором, а народ изголодался и обнищал до такой степени, что никому и ничему больше не верит. Дважды за один только месяц -- 13 и 23 мая 1929 года Политбюро ЦК ВКП(б) рассматривает вопрос “Об использовании труда уголовных арестантов”. Затем 27 июня того же года выходит постановление “Об использовании труда уголовно-заключенных”, которое 11 июля оформляется одноименным постановлением Совета Народных Комиссаров СССР. Слово было сказано. Постановление Политбюро от 27 июня 1929 года предписало “именовать в дальнейшем концентрационные лагеря исправительно-трудовыми лагерями”. 7 апреля 1930 года председатель СНК СССР А. И. Рыков* подписал “Положение об исправительно-трудовых лагерях”, согласно которому “лагеря находятся в ведении ОГПУ, которое осуществляет общее руководство их деятельностью”.
*Рыков Алексей Иванович (1881-1938) – советский государственный и партийный деятель, член партии большевиков с 1898 года, участник революции 1905 г. и октябрьского переворота 1917 г. В первом советском правительстве занимал пост наркома по внутренним делам. В период с 1918 по 1921 и с 1923 по 1924 годы председатель ВСНХ РСФСР и СССР. С 1924 по 1930 годы председатель СНК СССР, а до 1929 года и РСФСР. С 1931 по 1936 год нарком связи СССР. В 1937 году выведен из состава ЦК, а затем исключен из партии, репрессирован. Основными причинами послужили резкие выступления против свертывания НЭПа и неоправданно резкого форсирования коллективизации и индустриализации страны. Реабилитирован посмертно.
Смешно сказать, но к 1 июня 1930-го в подчинении УЛАГа находилось всего семь ИТЛ, общее количество заключенных в которых составляло 168 163 человека. Что касается УСЛОНа, то на лесозаготовках, строительстве дорог и осушении и болот здесь было занято в то время 62 563 человека. Теперь положение изменилось самым резким образом. Если раньше власти не знали, что с узниками делать, чем кормить и каким образом занять, то теперь их катастрофически не хватало. ОГПУ заваливали кипами заявок на поставку новых и новых этапов. Спешно возводились лагеря. Вот характерный документ того времени. “1. Приказ ОГПУ № 361/164 от 23.10.30 “О разгрузке ИТЛ ОГПУ от стариков, совершенных инвалидов и тяжело больных” — отменить. 2. Прекратить всякое актирование инвалидов и их досрочное освобождение. 3. Широко объявить всему лагерному населению, что всякое актирование на предмет освобождения прекращается и что право на досрочное освобождение каждый лагерник может заслужить только упорным трудом и участием в культурной и общественной жизни лагеря. 4. Всех инвалидов, не могущих быть использованными на основных работах, изъять не только из общих бараков, но даже из производственных лагпунктов, сосредоточив их в отдельном инвалидном лагпункте. Этих инвалидов занять легким трудом, организовав для них соответствующие кустарные производства. 5. Немедленно пересмотреть всех работников, занятых в хозлагобслуге, заменив всю полноценную рабсилу неполноценной и слабосильными. 6. Использовать всех слабосильных на легких работах с пониженной нормой выработки в соответствии с циркуляром ГУЛАГ ОГПУ № 669600-33 г. 7. О всех принятых вами мерах по данному приказу доносить ГУЛАГу ОГПУ”. Власть наконец-то смогла расправить плечи. Теперь ей по силам были по-настоящему великие стройки. К тому же появился простой и эффективный способ воздействия на политических оппонентов, кем бы они ни были и где бы не находились: лагерь и «перековка трудом». А что же бывший одесский валютчик и спекулянт, подельник Мишки Япончика и заключенный Френкель? Приказом по УЛАГу от 19 июля 1930 года он назначен старшим консультантом начальника производственно-экономического отдела управления ВСЕХ лагерей страны Я. Д. Раппопорта. Спустя всего несколько месяцев (9 ноября 1930 года) он уже в штате первого состава чекистов-управленцев только что созданного ГУЛАГа (приказ АОУ ОГПУ № 308 от 9 ноября 1930 г.), в должности старшего консультанта самого начальника Л. И. Когана. У «одержимого работой» отца советской каторги Нафталия Френкеля дел теперь было по горло. А в это самое время в Москве и Ленинграде уже вовсю работали так называемые особые конструкторские бюро (ОКБ). Это были секретные проектные институты, штат которых составляли в прошлом опытнейшие конструкторы, инженеры и проектировщики, которых в одночасье арестовали, приговорили к большим срокам заключения и объявили заключенными. Это были «шарашки», называемые так на сленге самих заключенных. В 1930 году в московской и ленинградской «шарашках» проектировался Беломорско-Балтийский водный путь – первая в СССР «великая стройка социализма». И дело шло очень споро. Осенью 1931 года работу на строительстве Беломорско-Балтийского канала развернули уже на всем его протяжении – от поселка Повенец на берегу Онежского озера до маленькой поморской деревушки Сальнаволок, расположенной на голой скале у самого впадения в Белое море речки Шижня. Стройка длиной в 227 километров набирала полную силу. Начальником самого северного -- восьмого отделения Беломорско-Балтийского исправительно-трудового лагеря НКВД СССР (читай – Беломорстроя – прим. К. Г.) был назначен уже знакомый нам чекист и вчерашний заключенный Кемского лагеря Семен Львович Моисеев. Он вспоминал, как однажды начальники трех северных отделений строительства получили телефонограмму с приказанием выехать вместе с начальниками производственно-технических частей на станцию Сорокская, для участия в совещании, которое будет проходить в спецвагоне начальника ГУЛАГа и Беломорстроя. «Прибыв туда, мы застали в вагоне ряд руководящих деятелей управления, с которыми не были знакомы ранее. Помимо Когана*, там были какие-то представители из Москвы и главный инженер Могилко.** В углу также сидел и молчал какой-то худощавый и невзрачный человек с маленькими усиками. Никто из нас его раньше не знал и не видел. Это был Френкель, о котором ходила молва, что он был на Соловках и в Кеми начальником экономической части управления и являлся фактическим автором проекта использования труда заключенных на пользу государству, а не на простое их пребывание в заключении. Еще более понятным для нас стал Френкель после его выступления на совещании…»
*Коган Лазарь Иосифович, с 19 июля 1930 года начальник УЛАГ (управление лагерями ОГПУ), с 9 ноября 1930 года первый начальник ГУЛАГа, руководитель Беломорстроя, по окончании работ на ББК назначен начальником строительства канала Москва-Волга. **Могилко Николай Васильевич, главный инженер, помощник главного инженера Беломорстроя, один из авторов проекта ББК, в прошлом главный инженер Днепрогэс, арестованный по статье 58, пункт 7 («вредительство»). По итогам работ на ББК с него снята судимость и награжден орденом «Красная Звезда».
Речь на совещании в спецвагоне начальника ГУЛАГа шла о будущей весне. От того, какой будет весна 1932 года, зависело очень многое. Бурное половодье способно смести временные перемычки на реках и озерах, отбросить сроки строительства далеко назад. Медленное таяние льда, постепенное вскрытие рек позволяли обходиться без авралов и штурмов, планировать работу без поправок на чрезвычайщину. Но на что рассчитывать при организации конкретной работы на стройплощадках? Каким образом осенью угадать будущую весну, да еще на Севере, в Поморье, где погода порой меняется два раза на дню? С. Л. Моисеев вспоминал: «Помню, как главный инженер Могилко с логарифмической линейкой в руке доказывал, что весна будет ранняя. Френкель опрокидывал его расчеты. Он говорил, что надо подходить к этому вопросу практически и верить не только цифрам синоптиков. Он настаивал, что нужно поговорить со старожилами, старичками и уточнить каждую цифру их практическими наблюдениями и только после этого выработать календарный график ведения работ. «Оставьте, Николай Васильевич, вашу линеечку, -- язвительно убеждал Френкель. – Она вам не поможет…» С тех пор, вспоминал Моисеев, авторитет Френкеля вырос настолько, что была спущена директива начальника ИСО (информационно-следственного отдела) БелБалтЛага Соколова начальникам отделений и начальникам информационно-следственных частей о необходимости всячески оберегать авторитет Н. А. Френкеля. Приказывалось, распоряжения его считать обязательными для всех и безоговорочными. В директиве указывалось также, что Френкель прибыл из Москвы с назначением на должность начальника всех работ на Беломорканале, с подчинением непосредственно начальнику строительства и его заместителю. По словам Моисеева, никто не догадывался, что Френкель сам является заключенным. В Медвежьей Горе ему выделили отдельный коттедж с обслугой, в том числе с кухаркой, которая готовила ему специальное диетическое питание. Френкель вел спартанский образ жизни, не пил даже вина и не курил. «Кроме гречневой каши и тарелки бульона с чаем внакладку ему ничего не было нужно, – вспоминал Моисеев. -- Он ничем не увлекался, ни театром, ни собраниями, которые считал «пустой говорильней». Он знал только работу» Позже и, вероятно, не без участия Френкеля, С. Л. Моисеева перевели в Медвежью Гору в Управление лагеря в качестве помощника начальника учетно-распределительного отдела, где он узнал, что его патрон такой же заключенный, каким был до недавнего времени и он сам. «Его личное дело хранилось у меня в сейфе, и никто, кроме ограниченного круга лиц, не знал об этой тайне», -- вспоминал С. Л. Моисеев в старости. Осталось немного свидетельств того, как работал и вёл себя на строительстве ББК начальник всех работ на ББК, «главный прораб». Рассказывают, что он мог час простоять на краю какого-нибудь котлована, затем вызвать инженера и буквально уничтожить его профессиональное самолюбие, двумя-тремя язвительными фразами, доказав всю несостоятельность организации работ. Так же коротко и ясно он давал распоряжения, как поправить дело. Вспоминают, что в служебном общении Френкель был он сдержан и сух. Даже зимой 1932-1933 годов, после известного штурма на Водораздельном канале, -- штурма, в котором день и ночь работали 30 тысяч заключенных, а сотни из них заплатили своими жизнями за безумные темпы, вызванные просчетами руководства, Френкель ничуть не оттаял сердцем. «Он прошелся по точно отполированному дну, не запачкав ноги и ни обо что не споткнувшись. Он осмотрел точеные стены, уходящие вверх, и поджал губы. Френкель, от которого за всё время строительства никто не слыхал ни разу похвалы, на сей раз процедил, как бы недовольный тем, что сделано лучше, чем он хотел: -- Чистенькая работа…» Никакого другого общения, кроме служебного, у него ни с кем не было. Вообще, судя по всему, Френкель глубоко презирал окружающих его людей. Было бы намного легче понять его психологию, если знать, что он в детстве читал, какие авторы и какие герои занимали его мальчишеское воображение. Это бы многое объяснило. Но кумиров Френкеля мы не знаем. Зато нам известно, что сам Нафталий Аронович, обладая от природы незаурядными данными, всю жизнь последовательно и глубоко их развивал. Кроме бытового аскетизма, он выработал в себе феноменальную память на людей и цифры. Увиденное один раз он не забывал никогда. По воспоминаниям Моисеева, у Френкеля никогда не было с собой ни карандаша, ни блокнота, никто не видел, чтобы он сочинял какие-нибудь деловые бумаги. Если секретарю требовалась его подпись, то вместе с бумагой он приносил и ручку. Все, что Френкелю требовалось, он знал наизусть и никогда не ошибался. У Нафталия Ароновича было еще одно качество, поражавшее всех, с кем ему приходилось сталкиваться в ходе строительства ББК. Казалось, он никогда не спал. Френкель мог появиться на любом объекте гигантской стройплощадки в любое время дня и ночи и в любую погоду. В глазах обычных людей это делало его личность мистической, дьявольской. Моисеев рассказывал, что близкие сотрудники знали секрет Френкеля, которого он, к слову, никогда не скрывал. Секрет состоял в особой тренировке воли. Он выработал в себе волчью способность засыпать в любое время и в любом месте не менее пяти раз за сутки, но спать не более чем полтора-два часа кряду. Проснувшись, он спешил освежить голову водой, выпить стакан чаю с кусочком сахару вприкуску и снова был готов к чему угодно. Френкель постоянно советовал ближайшим сотрудникам воспользоваться его методой воспитания личности. Один из авторов, рисуя портрет начальника работ Беломорстроя Н. А. Френкеля, приводит такой факт. Однажды на одном из шлюзов установили ворота камеры, а они, как известно, представляют собой многотонные конструкции. На объект прибыл Френкель и «прищурив левый глаз, внимательно посмотрел на сооружение и глубокомысленно изрек: «Не вертикально!» Строители наперебой стали доказывать, что вертикальность проверяли отвесами. Но Френкель стоял на своём. Пришлось ломать бетонные сооружения и возводить ворота шлюза заново…». Вероятно, подобный факт мог иметь место, причем не на одном шлюзе и не один раз. Автору хотелось вывести Френкеля этаким кабинетным начальником самодуром. Однако я убежден, что правым в том споре оказались не строители, но именно Френкель. Известно, что применение дерева в конструкциях гидросооружений Беломорско-Балтийского канала было очень широким, но не безграничным. Всякий раз в принятии решения на этот счёт проектировщики и инженеры выставляли два обязательных принципа: либо это должны быть всегда затопленные, подводные части конструкций, либо доступные для быстрой и скорой замены на более долговечный материал и последующих ремонтов. Всякие иные варианты жестко отвергались. Бывший начальник восьмого отделения строительства ББК С.Л. Моисеев вспоминает, какая острая борьба разгорелась между главным инженером строительства Н.В. Могилко и начальником работ Н. А. Френкелем по поводу замены конструкций металлических шлюзовых ворот, первоначально предусмотренных проектом деревянными. Металл в СССР был в огромном дефиците, и вопрос его своевременных поставок на строительство, как правило, всегда оставался проблематичным. Н. А. Френкель выдвинул идею сооружения деревянных ворот, доказывая, что ворота из хорошего корабельного леса простоят не менее 25 лет, а за это время «страна с успехом разовьет металлургическую промышленность и тогда можно будет заменить деревянные ворота металлическими». Н. В. Могилко был категорически против. Аргументы главного инженера казались не менее убедительными: высокий напор воды, возможные механические воздействия во время пропуска судов, неблагоприятная климатическая среда... Ни на строящейся трассе канала, ни в управлении в Медвежьей Горе к согласию прийти не удалось. Решение инженерного спора перенесли в Москву, и Москва приняла сторону Френкеля. «Френкель срочно разослал людей в Тамбовскую, Воронежскую и Курскую области подыскать нужный лес на корню, чтобы он был долговечный и пригодный для шлюзовых ворот, -- пишет в своих воспоминаниях С.Л. Моисеев. – Люди выехали, лес нашли и попросили распоряжения начать заготовку и отгрузку. Но Френкель распоряжения не дал. Он создал комиссию из специалистов – лесников и лесоводов и выехал с ними лично. Прибыв на место и увидев высокие стволы строевого леса, Френкель тем не менее забраковал его. Он указал, что смотреть надо не на высокие стволы, а на почву, где растет этот лес. А поскольку почва влажная, почти болотистая, то лес вскоре начнет загнивать и не будет долговечным. Он предложил искать корабельный лес в Воронежской области, там, где в свое время Петр Первый нашел такой лес для постройки кораблей...» Однако лес-лесом, но в мировой гидротехнической практике при таком напоре воды, который предполагался на отдельных гидроузлах Беломорского канала, ворот из дерева никогда не строили. Нагрузки ожидались весьма и весьма значительными. Скажем, напор воды на двухкамерном шлюзе № 11 достигал 18 метров. В подобных условиях требовалась абсолютно новая и оригинальная конструкция. И она была создана. Проверка на модельных испытаниях в собственной лаборатории Беломорстроя показала её полную надежность. Автором проекта ромбовидных деревянных ворот высокого напора, впервые примененных в гидротехнической практике, стал инженер В. Н. Маслов. Ветеран Беломорского канала гидротехник Евгений Иванович Волков убежден, что Френкель действительно выезжал в Воронежскую область, но за дубом. По его мнению, карельская сосна вполне подходила для строительства шлюзовых ворот, поскольку её высокое качество общеизвестно и признано во всем мире. Тем не менее, для таких деталей, как створные уплотнения ворот, а также устройства уплотнений цилиндрических затворов (по окружности водопроводных галерей) требовался дуб. Сосна не могла выдержать необходимого давления при нагрузках поперек волокон. На водоразделе, вспоминает Е. И. Волков, долгое время можно было встретить специально оборудованные площадки, на которых обрабатывали толстые древесные стволы для использования их в конструкциях шлюзовых ворот и цилиндров. Из общего количества шлюзовых ворот в 51 единицу, на ББК были смонтированы деревянными 43 и только 8 ворот из металла. Деревянные ворота прослужили на канале гораздо более 25 лет. На отдельных шлюзах их постепенно заменяли металлическими вплоть до 70-х годов. При этом необходимо подчеркнуть, что сроки эксплуатации были определены «Генеральным актом освидетельствования готовности к пуску и приемки в эксплуатацию Беломорско-Балтийского водного пути» от 27 июля 1933 года. В соответствии с ним, срок службы конструкций из древесины над водой устанавливался на канале в 15 лет, под водой -- 40 лет, бетона 50 лет и затворов и механизмов – 20 лет. Беломорско-Балтийский канал был построен дешево, но с хорошим качеством и в срок. Постановлением ЦИК Союза ССР от 4 августа 1933 года Н. А. Френкель был награжден орденом Ленина. Годом раньше его амнистировали со снятием судимости. Нафталий Аронович начинал новую страницу своей биографии. Оставаясь формально начальником работ на Беломорстрое, в октябре 1933 года он по совместительству занял аналогичную должность на строительстве канала Москва-Волга, как пишут, так ни разу не появившись в Дмитрове. Рытье каналов было для него уже в прошлом. О работе для Френкеля, и по-настоящему серьезной, вспомнили летом 1934 года. В августе 1933 года был снят с должности и арестован (постановление СНК СССР № 1772-382 от 17 августа 1933 г.) начальник строительства Байкало-Амурской магистрали С. В. Мрачковский. С нехарактерной для методов тех лет медлительностью шло следствие, и только 24 августа 1936 года военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила С. В. Мрачковского к «высшей мере социальной защиты» расстрелу, что и было исполнено через два дня. 17 июля 1934 года на должность начальника строительства БАМа и одновременно начальником управления Байкало-Амурского исправительно-трудового лагеря НКВД был назначен Н. А. Френкель. Напомню: ровно 10 лет назад он сам попал в островной лагерь на Соловки рядовым заключенным. Теперь же руководил тысячами заключенных на гигантских пространствах тайги и болот. БАМлаг только создавался. Приказ ОГПУ № 7 от 19 января 1933 года гласил: “Постановлением Правительства на ОГПУ возложено строительство Байкало-Амурской железной дороги, имеющей большое хозяйственное и оборонное значение. Одним из важнейших условий успешного выполнения этой ответственной и трудной задачи является укрепление руководящего состава Байкало-Амурского лагеря ОГПУ чекистскими кадрами. Чекисты не раз показали себя энтузиастами в тяжелых условиях работы отдаленных лагерей ОГПУ. Новый лагерь под руководством чекистов, так же как и другие лагеря, должен полностью и в установленный срок выполнить данное ему задание, несмотря на все трудности и суровую обстановку строительства. Для этого требуются работники, добровольно желающие работать в БАМлаге. Приказываю: 1.Открыть запись добровольцев из числа оперативных работников для ответственной работы в Бамлаге ОГПУ. 2. Из числа добровольно записавшихся, ОК [Отделу кадров] ОГПУ произвести тщательный отбор кандидатов в Бамлаг, морально устойчивых, дисциплинированных и годных по состоянию здоровья для работы в особо отдаленных местностях. 3. ОК ПП [отделам кадров полномочных представительств] всю работу по вербовке добровольцев закончить к 15.02.33, не позднее 20.02.33 представить в ОК ОГПУ на всех добровольцев личные дела, достаточные аттестации и мед. акты. 4. Порядок и сроки направления добровольцев установить ОК ОГПУ по рассмотрении и утверждении кандидатов. Зам. пред. ОГПУ Г. Ягода”. Во второй половине 30-х годов на Дальнем Востоке разворачивалась невиданная прежде сеть лагерей, сверхударными темпами велось строительство новых железнодорожных магистралей. Центр строительства и штаб-квартира Н. А. Френкеля располагались в городе с названием, которое и поныне звучит издевательски: Свободный. И снова, как и на ББК, Френкель ведет дела широко и успешно. В 1936 году, когда прежнего начальника БАМстроя старого большевика и, как «выяснилось» на следствии, троцкиста-оппозиционера Мрачковского вели в подвал на расстрел, Френкелю уже присваивают высокое воинское звание дивизионного интенданта (дивинтендант). В начале 1939 года новый нарком внутренних дел СССР Л. Берия создает на базе БАМлагеря новую мощную структуру – Управление железнодорожного строительства и исправительно-трудовых лагерей ГУЛАГа НКВД СССР на Дальнем Востоке. Через год внутри НКВД создается еще один не менее страшный главк – Главное управление лагерей железнодорожного строительства. Всем этим мощным механизмом, существующим исключительно за счет бесплатного труда, а точнее – на крови современных советских рабов, по-прежнему руководит «уникальный, одержимый работой человек» по фамилии Френкель. Это его работа. И он здесь незаменим. Историк Н. Сысоев, автор книги «Жандармы и чекисты»* приводит слова сына известного революционера А. Антонова-Овсеенко, немало отсидевшего в железнодорожных лагерях Нафталия Ароновича: «Если непосильный труд не валил зэка с ног уже в первые недели, то лагерный голод постепенно доводил его до абсолютного отупения и без всякой физической работы. Он ползал по глинобитному полу барака, по мерзлой земле лагпункта в поисках крохи съестного. Ползало существо, свободное от всего человеческого. Происходило это в городе, носящем имя Свободный».
*Сысоев Н.Г. Жандармы и чекисты: от Бенкендорфа до Ягоды. – М. Вече, 2002. с. 228.
Уже арестованы все высокие покровители Н. А. Френкеля, недавно вытянувшие его из Соловецкого лагерного барака в руководители и чекисты. Свою пулю получили последовательно: Ягода, Коган, Берман, Фирин, Плинер. Врагом народа назван и коварный вырожденец-карлик Терентий Дерибас, обыгравший Френкеля в большой игре в Одессе и тем самым прервавший существование тайного преступного синдиката. Некоторые из бывших соратников во время скортечных следствий дают показания и на Френкеля. И показаний этих для иного вполне хватило бы на «ВМН» (высшая мера наказания). Френкелю все нипочем. То ли это дьявольское везение, то ли работа новых «групп прикрытия» из купленных высокопоставленных чиновников в Москве, то ли всё вместе взятое. Вместо «ВМН» Н. А. Френкель получает второй орден Ленина и новое воинское звание, теперь корпусного инженера (коринженер). В самый важный и ответственный для судеб страны период Великой Отечественной войны Френкель предлагает и в крайне сжатые сроки реализует важный для воюющего фронта проект. Он разбирает полотно ставшей ненужной железной дороги на БАМе и строит рокадную дорогу вдоль Волги под Сталинградом, чем крепко помогает нашим войскам. В 1943 году он завершает еще одну важную стройку – железную дорогу на Воркуту. В результате в начале 1943 года Френкель из корпусных инженеров становится генерал-майором инженерной службы (февраль), в октябре – генерал-лейтенантом. Он справедливо ожидал звезду героя, но её, как отмечают биографы, перехватил у него Берия, чем смертно обидел до конца дней. Организационный талант руководителя Френкеля не подлежит сомнению. Однако чего стоил бы он в иных условиях? Ведь каким образом достигались эти чудовищные темпы, теперь хорошо известно. К примеру, вот рассказ о том, как добивались высокой выработки на строительстве железнодорожного полотна в лагерях Френкеля в окрестностях Печоры. «Отвечал за выработку старший вохровского конвоя, охранявшего бригаду заключенных. Если он чувствовал, что норма «горит», то находил среди зэков «саботажника», то есть самого физически ослабленного работягу, ставил его на край насыпи и на глазах всей бригады расстреливал. Так что в железнодорожных лагерях зэки трудились по-стахановски…»** И было бы наивным думать, будто бы сам Френкель к этому никак не причастен, мол, не знал и не ведал. Разумеется, знал, как знал обо всём, что творилось на гигантских просторах его лагерной «империи». И одобрял. Как свидетельствуют источники, с началом Великой Отечественной войны в лагерях положение заключенных еще более ухудшилось. Лагерная администрация объясняла (оправдываться было не перед кем) запредельную жестокость требованиями «сложной обстановки на фронтах». Никогда еще в России заключенный не был настолько бесправен, унижен, так ничтожно мало стоила его жизнь, как в железнодорожных лагерях Френкеля.
**Сысоев Н.Г. Жандармы и чекисты: от Бенкендорфа до Ягоды. – М. Вече, 2002. с. 230.
Известного нам чекиста и в прошлом строителя ББК Семена Моисеева Н. А. Френкель отыскал на очень далёкой речке Нора, где тот отсиживался от недобрых глаз начальства. Френкель перевел Моисеева в город Свободный и определил на знакомую работу – начальником учетно-распределительного отдела (УРО) БАМлага. Судя по воспоминаниям, Френкель для Моисеева, с его, надо полагать, очень средними способностями и «низшим образованием», был настоящим кумиром. Это взгляд всегда снизу вверх. Причем, с самого низа и на самый верх. Моисеев настойчиво утверждает о наличии у Френкеля сразу двух высших образований – юридического и финансово-экономического. Он настаивает на его исключительной порядочности и беспредельной честности. «Как начальник строительства, он, например, имел миллион (вероятно, рублей – прим. К. Г.) безотчетных сумм для премирования заключенных, работавших на строительстве дороги, -- вспоминал Моисеев. – И ни одного рубля не прилипло к его рукам: ежегодно составлялся акт и сдавались излишки». Моисеев рассказывает, что каждый год Френкель выезжал в Москву для доклада о положении дел с железнодорожным строительством на Дальнем Востоке высшему руководству страны. Снаряжался специальный железнодорожный состав из трех вагонов. Как правило, с начальником ехали сотрудники производственно-технического, планового и финансового отделов. В Москве состав ставили в тупик и подключали к московской городской сети два телефона. «Френкель хоть и имел в Москве квартиру, никогда не покидал поезд, -- вспоминал Моисеев. – Не ходил ни в НКВД, ни в другие наркоматы, если его не приглашали. Он был самолюбив и не терпел ходить к кому-то на поклон», -- вспомиает С. Л. Моисеев. Он вспоминал также, что несколько раз Френкель делал двухчасовые доклады Сталину. Причем, в свойственной ему манере, абсолютно не пользуясь записями, документами и прочим, без чего обычному человеку доклад о строительных делах, с точным упоминанием тонн вынутого грунта, миллионов рублей и километров уложенных шпал и рельс, численности «лагнаселения» и прочего, прочего, прочего казался просто невозможным. Однажды Сталин решил проверить Френкеля. Он, якобы, усадил двух стенографисток, которые записали доклад Френкеля, а затем заставил того кое-что повторить. Сказанное в точности совпало с записанным прежде… Таким был Френкель в делах очень серьезных, таким был и в пустяках. Моисеев рассказывал: «Как-то на БАМе, а я тогда был начальником УРО БАМЛАГа, сидим в штабном вагоне, играем в домино. Заходит Френкель, бросил мимолетный взгляд на стол, на нас, проворчал: «Ерундой занимаетесь, а, между прочим, сумма очков – сто двадцать три». После его ухода, мы специально пересчитали: ровно 123 очка!» Сразу после войны генерал-лейтенант инженерной службы Нафталий Аронович Френкель понял, что время его вышло. Биографы расходятся во мнениях, почему он на взлете карьеры решил оставить службу и по-монашески уйти «в затвор». Одни пишут, что уходить он не хотел, цеплялся за ведомство в надежде продлить свое положение «генерала от каторги». Однако, мол, роковую роль сыграла последняя аттестация 2 ноября 1946 года, в результате которой в личном деле появилась небольшая приписка: «В своей работе привык опираться на узкий круг приближенных работников, иногда на основе угодничества и старой привычки к ним…». Другие настаивают на владении важнейшей и опасной для него информацией с самых-самых «верхов» и отточенную за многие годы интуицию. Мне кажется, что Френкель скорее почувствовал, чем понял: приходит время, когда за ГУЛАГ кому-то придется отвечать, что «стрелочника» немпременно отыщут и грядут новые крупные посадки. А он, разумеется, отвечать не хотел. Пишут, что за взятку ему удалось «обнаружить» у себя болезнь, достаточно серьезную, чтобы 27 апреля 1947 года уволиться от службы. Болезни у него были. У кого их нет в 64 года? Поджимает сердчишко (пережил апоплексический удар), томит аденома простаты, стали болеть глаза, хотя очков не носил от роду… И уже в том же 1947 году заслуженный пенсионер, с почетом и очередной государственной наградой отправленный на покой, генерал Френкель читал в газетах сообщения о том, как арестовывают, клеймят позором и отправляют в лагеря его вчерашних соратников – крупных и не очень крупных функционеров НКВД. Что думал он в те долгие ночи? Боялся ли стука в дверь? Снились ли ему кошмары Инты, Печоры, Воркуты и города с названием Свободный? Умирал Френкель страшно. По рассказам сына Бориса, записанным историком, последние дни отца были исполнены такой боли, что крики умирающего можно было слышать через перекрытия нескольких этажей. Умирал он от болезни глаз, но вот когда? Биографы в один голос сообщают, что Н. А. Френкель умер в Москве в 1960 году. А вот его давний соратник, ветеран ЧК, бывший заключенный, а потом пенсионер из города Петрозаводска Семен Львович Моисеев с ними не согласен. Вот, что он написал в своих воспоминаниях в 1982 году: «Когда мне довелось в 1968 году быть в командировке в Москве, я попытался позвонить ему (Френкелю – прим. К. Г.), чтобы справиться о здоровье. Трубку взяла его жена Мария Павловна, которая меня знала на БАМе как начальника УРО Управления. Она сообщила мне, что он с прискорбием скончался еще в прошлом году из-за болезни глаз. Он, было, почти ослеп, и его пришлось возить в Одессу в клинику Филатова, где ему сделали операцию глаз. Однако, спустя два месяца, он скончался в мучениях от сознания своей слепоты и беспомощности. Характерно, что Френкель до этого вообще не носил очков, так как зрение у него было отличное». Вот на этой последней загадке отца советской каторги Нафталия Ароновича Френкеля я и заканчиваю свои заметки. Хотя последняя ли это загадка, -- не уверен.
Гнетнев К. В. Беломорканал: времена и судьбы. Далее читайте:Гнетнев Константин Васильевич (авторская страница).
|
|
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
|
Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании всегда ставьте ссылку |
