Константин Гнетнев

       Библиотека портала ХРОНОС: всемирная история в интернете

       РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

> ПОРТАЛ RUMMUSEUM.RU > БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА > КНИЖНЫЙ КАТАЛОГ Г >


Константин Гнетнев

-

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА


БИБЛИОТЕКА
А: Айзатуллин, Аксаков, Алданов...
Б: Бажанов, Базарный, Базили...
В: Васильев, Введенский, Вернадский...
Г: Гавриил, Галактионова, Ганин, Гапон...
Д: Давыдов, Дан, Данилевский, Дебольский...
Е, Ё: Елизарова, Ермолов, Ермушин...
Ж: Жид, Жуков, Журавель...
З: Зазубрин, Зензинов, Земсков...
И: Иванов, Иванов-Разумник, Иванюк, Ильин...
К: Карамзин, Кара-Мурза, Караулов...
Л: Лев Диакон, Левицкий, Ленин...
М: Мавродин, Майорова, Макаров...
Н: Нагорный Карабах..., Назимова, Несмелов, Нестор...
О: Оболенский, Овсянников, Ортега-и-Гассет, Оруэлл...
П: Павлов, Панова, Пахомкина...
Р: Радек, Рассел, Рассоха...
С: Савельев, Савинков, Сахаров, Север...
Т: Тарасов, Тарнава, Тартаковский, Татищев...
У: Уваров, Усманов, Успенский, Устрялов, Уткин...
Ф: Федоров, Фейхтвангер, Финкер, Флоренский...
Х: Хилльгрубер, Хлобустов, Хрущев...
Ц: Царегородцев, Церетели, Цеткин, Цундел...
Ч: Чемберлен, Чернов, Чижов...
Ш, Щ: Шамбаров, Шаповлов, Швед...
Э: Энгельс...
Ю: Юнгер, Юсупов...
Я: Яковлев, Якуб, Яременко...

Родственные проекты:
ХРОНОС
ФОРУМ
ИЗМЫ
ДО 1917 ГОДА
РУССКОЕ ПОЛЕ
ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА
ПОНЯТИЯ И КАТЕГОРИИ

Константин Гнетнев

Беломорканал: времена и судьбы

Глава первая

«Лихолетье и время мятежное»

«Мы сегодня пошли в путь свой…»

            Как великая морская держава, Россия родилась на маленьком окраинном Белом море, все берега которого были и остаются свои, русские. Словно Афродита из белой пены, новая могучая Россия появилась красиво, из молодой кипучей романтики и озорства.

            Четвертого июля 1693 года царь Петр Алексеевич впервые посетил Архангельск.  В ту пору  торговый город в устье Северной Двины набирал международной известности и мощи.  Архангельску едва исполнилось сто лет (1584) и он был единственным морским портом громадной страны. Русский царь неделю назад отпраздновал именины, ему шел 21 год.   Но взглядами и умом это был далеко не мальчишка.   Десять лет Петр занимал царский трон, из которых четыре года правил самостоятельно.

            Мне очень хочется представить его таким -- уже не подросток, но еще не мужчина… Но известным портретам не очень-то верится. Петр был очень яркой фигурой для современников, а для потомков тем более. Художники писали его  много и охотно. Наверное, по времени ближе всех к натуре  наградной эмалевый портрет Петра, украшенный драгоценными камнями. Таким портретом был награжден генерал Виллим Геннин, с 1713 по 1722 годы управляющий Петровскими оружейными заводами в устье реки Лососинки. Царь на нем по-мальчишески пухлощекий и тонкошеий, с подбритыми усиками и бессмысленным выражением широко расставленных глаз, которые так любят изображать многочисленные современные имитаторы.  Великолепный знаток того времени, а также событий, связанных с «осударевой дорогой», историк М. Данков выяснил, что подобных наградных портретов с бриллиантами было изготовлено всего три. Один из них был подарен некой А. Монс, которая маркитанткой в Петровском военном обозе прошла путь от Нюхчи до Повенца. Однако, вероятно, исполняла и некоторые другие обязанности, причем относясь к ним излишне вольно. Как писал М. Данков, «под кустами у Колосьозера» А. Монс наставила рога государю с поляком фон Кениксеком из его свиты. Петр обиделся и велел вернуть подарок, на что отважная маркитантка ответила отказом.

Больше всего мне верится англичанину Г. Кнеллеру.   Петр позировал ему в 1698 году в Лондоне. Его «Петр Первый в молодости» показывает царя менее инфантильным, но порывистым и ежеминутно готовым действовать. И корабли есть на этой картине. Хоть дальним фоном, но есть. И паруса у них натянуты ветром, и солнечные блики рвутся из-за грозовых туч…   

            Всё это – и бескрайнюю пустыню моря, и корабли, и свист ветра в парусах, и жесткие волны --  Первый узнал именно здесь, на Белом море.  Произошло это в начале августа 1693 года. К приезду царя в Архангельске  спустили на воду 12-пушечную яхту «Святой Петр». На ней он и вышел в море, чтобы еще на подходе к берегу встретить купеческие корабли англичан и голландцев. Так ему почему-то захотелось.

Всего четыре дня продлилось первое плавание. Но этого вполне хватило, чтобы в молодой душе Петра, всегда склонной к риску, любящей острое чувство опасности, словно бы вызрело нечто новое, прежде неведомое и крайне важное.  Он обнаружил для себя  новую, неизведанную прежде стихию – море и ощутил непреодолимую к нему тягу. И тягу эту он сохранит до конца жизни.

            А дома в Москве оставалась мама Наталья Кирилловна.   Судя по письмам, женщина она была мудрая. Зная увлекающуюся натуру сына, перед отъездом она взяла с него слово в море не ходить. Однако,  вернувшись из плавания в Архангельск, Петр узнал, что здесь вскоре ожидают приход новых кораблей. Царя известили, что голландские купцы ведут в наш порт  корабли, нагруженные товарами. И юный царь решил повторить плавание, чтобы вновь испытать ни с чем не сравнимые ощущения от качающейся под ногами палубы и вкуса соленых брызг на губах.  Петр остался, чтобы лично встретить и проводить голландцев.

            Ждать пришлось долго. Обеспокоенная Наталья Кирилловна писала сыну в Архангельск с ласковым укором:          «Ты, свет мой, видел которые прежде пришли: чего тебе, радость моя, тех дожидаться?»

            С точки зрения женщины, да к тому же матери, она была, безусловна,  права.  Конечно, какая разница: корабли, они и есть корабли, -- что те, «которые прежде пришли», что иные, что придут затем.

            Но у сына к тому времени сложилась другая точка зрения. Он ждал иноземный флот упорно, целых сорок дней, до сентября, до студеных беломорских штормов. И, получив долгожданное известие дозорщиков,  ослушался матери, тотчас вышел навстречу, чтобы посмотреть, как голландцы идут открытым морем, как совершают маневры, и еще Бог знает, о чем он думал, сопровождая купеческие корабли до самого причала.

И еще неделю после этих сорока дней прожил Петр в Архангельске.   Все время он проводил в порту, среди моряков, кораблей, пакгаузов, гостиных дворов и разношерстого торгового люда. В куртке простого шкипера, великолепно понимающий иноземную речь, он казался  в этой среде своим и уже твердо знал, что ему следует делать. Среди множества торговых судов, которые днем и ночью разгружались и загружались у причальных стенок Архангельского порта, царь Петр не видел ни одного русского…

            Именно в первый приезд молодой царь назначил Архангельским воеводой своего друга и помощника, стольника Федора Апраксина, поручив ему  построить большой торговый корабль. Новый воевода был старше царя.  Ему уже исполнилось 22 года. Петр основал на Соломбальском острове под Архангельском первую верфь и  собственноручно заложил на её стапеле первый корабль. Срок на строительство он определил до весны. На следующий год, с началом навигации, он обещал посетить Архангельск, чтобы снова выйти в Белое море.

Царь сдержал слово. 20 мая 1694 на Соломбальской верфи лично подрубил подпоры при спуске со стапелей первенца отечественного торгового флота парусника «Святой Павел».

Необходимо отметить, что в строительстве этого корабля принимал непосредственное участие и ставший впоследствии знаменитым бомбардирский урядник М. Щепотев. Вместе с закупленным в Голландии по поручению царя большим 44-пушечным фрегатом «Святое пророчество» и яхтой «Святой Петр», русский флот на Белом море состоял уже из трех кораблей.

Во время второго посещения Поморья царь Петр совершил отложенную было поездку на Соловки.  Во время плавания случилась «конфузия», яхта попала в сильный шторм, но была спасена хладнокровием и  мастерством помора-лоцмана Антипа Тимофеева. Некоторые историки свидетельствуют, что вместе с Тимофеевым яхту царскую выводил из беды кормщик А. Панов, имя которого также было широко известно в Поморье.  Существует версия, что именно от него берёт начало цикл известных преданий о «паньках», то есть людях Панова.

Петр и в этот раз не отказал себе в удовольствии поучаствовать в конвое восьми иностранных «купцов» -- теперь уже не на одной яхте, а на трех русских кораблях.  Царь проводил заморских гостей Белым морем до мыса Святой Нос.           Начало отечественному судостроению и русской государственной морской торговле было положено. По распоряжению Петра I уже осенью 1696 года эти и другие корабли, количество которых доходило до 13, под русскими флагами, составленными из трех цветов голландского флага – красного, белого и синего, но расположенными в обратном порядке, и с русскими товарами на борту ушли в Амстердам и иные порты за границу. До 1719 года торговля важными экспортными товарами через Архангельский порт была исключительной монополией государства.

Век XVIII начался затяжной и изматывающей Северной войной. И хотя главные события происходили в Прибалтике, где Россия вела борьбу за освобождение исконно русских земель и выход к Балтийскому морю, Петр был уверен, что противник непременно попытается нанести удар по единственному морскому порту и центру судостроительной промышленности Архангельску. Допустить разрушения созданного за эти годы он не мог. Петр предпринял меры к укреплению Холмогор и Архангельска, реконструировал крепость в Коле и Сумском Посаде. Были предприняты и другие решительные меры для военного укрепления поморских поселений.

В 1701 году произошло то, чего русский царь и его помощники ожидали и к чему энергично готовились.  Шведы, прячась под английскими и голландскими торговыми флагами, проникли в устье Северной Двины и хотели стереть с лица земли Архангельск и строящуюся Новодвинскую крепость. Однако лодейный кормщик Иван Рябов и монастырский служка Дмитрий Борисов пожертвовали своими жизнями и посадили на мель под огонь русских батарей головной корабль шведов. В итоге 13-часового сражения захватчики потерпели сокрушительное поражение и позорно бежали, оставив в плену два военных судна.

Поражением шведов на Северной Двине 25 июня 1701 года завершилась многовековая агрессия государств Скандинавии против Беломорья. На сто лет вперед беломорские воды не видели более ни одного иностранного военного корабля, а Поморье не переживало более новых пожарищ, грабежа и разрушений.

К слову, на обратном пути с Северной Двины шведы вели себя, словно нашкодившие и побитые хозяином коты. Они обрушили свою обиду на мирное население западного побережья Белого моря, разорили Куйское усолье, солеваренный завод и 12 поморских хозяйств. Взятых в плен местных жителей  они безо всякого провианта разбросали по многочисленным необитаемым морским островкам. И вот что любопытно. Ни один из невольных беломорских «робинзонов» не погиб. Все они благополучно добрались до материка и родных деревень.

К третьему приезду Петра в Беломорье в мае 1702 года на Соломбале и в 83 верстах от Архангельска вверх по Северной Двине на частной верфи братьев Осипа и Петра Бажениных в селе Вавчуге, что возле одноименной речки, впадающей в Двину,  было построено восемь новых кораблей.

Третий приезд Петра был во всех отношениях особым. Он разительно отличался от первых двух и по составу сопровождающих лиц, и, что особенно важно, по той высочайшей миссии, которую 30-летний царь возлагал на нее. В царской свите насчитывалось 118 знатных персон того времени – соратников и сподвижников Петра Алексеевича. С ним в поездке был и 13-летний сын царевич Алексей. Сопровождала Петра военная группировка «с провиантом и военным снаряжением» из двух батальонов  Преображенского полка и трех батальонов Семеновского полка общим числом в четыре тысячи человек «всякого чину кроме началных людей».

На Севере наступила весна, и царский поезд двигался без торопливости. Еще в первые поездки по всему маршруту Петр учредил настоящий государственный порядок. По его приказу и  безо всякого промедления десятками строились небольшие речные суда-дощаники для перевозки войска, всегда был готов провиант и морские снасти. С 1692 года между Москвой и Архангельском бесперебойно действовала почтовая связь. Через Переяславль-Залесский, Ростов-Ярославский и Вологду письма доставлялись за 10 дней. Но это была обычная почта.  Царскую, нарочную, он получал в любом месте за считанные сутки или даже часы. 

Известный северный писатель Константин Коничев отмечал, что 29 июня царь со свитой остановился в архиерейских покоях епископа Вологодского Гавриила. Решено было отметить именины Петра.  В архиерейских записках той поры писатель отыскал и «меркантильную справку» о том, как славно погуляли в тот праздник:

«…съедено 6 индеек, 5 гусей дворовых, 24 гуся диких, 21 баран, 11 живых лещей, 215 щук, 45 язей, 125 язей живых, 90 окуней, 13 фунтов черной икры. Выпито вина рейнского две бочки»*.

 

* Цит. по К. Коничев Петр Первый на Севере. Л., 1973.

 

Правда, современные историки не могут подтвердить, что подобный праздник Петр устроил именно в третий свой приезд на Север. Не совпадают даты. В 1702 году он был в Архангельске уже 17 мая. Однако история красивая.  И не следует думать, что царь со свитой кого-нибудь объел в тогдашней Вологде. В ту пору в этом городе насчитывалось 2499 торговых людей. Из них 1800 купцов вели торговлю не только в городе, но главным образом на многих внутренних рынках России и с далекой Сибирью. И даже при этом Вологда не могла потягаться с Архангельском, где в 1702 году приняли за лето сразу 149 торговых кораблей с товаром.

С началом XVIII века стараниями Петра Русский Север, а с ней и вся Россия стремительно укреплялись и богатели. Проблему дальнейшего укрепления державы, с развитием экономики, судостроения, морских путей и выхода на западные рынки, для России создавала Швеция. Петр физически ощущал тесноту, в которую было поставлено государство, и искал возможности её преодоления. И уже шла война, в последствие растянувшаяся на долгий 21 год. Она осталась в истории под названием Северной и оказалось одной из наиболее длинных для нашего Отечества войн.

К третьей поездке в Архангельск дела на театре военных действий складывались для русских успешно. При мызе Гуммельгоф Шереметьев вторично разбил войска Шлиппенбаха.  Русские солдаты под командованием Тыртова, Островского и Толбухина освободили от шведов Чудское и Ладожское озера. Чуть позже, через полтора-два месяца, в августе 1702 года русские войны добьются новой виктории: у реки Ижора Апраксин разобьет войско Кронгиорта.

Как отмечают историки, лейтмотивом внешней политики  Петра и его сподвижников стала мечта вывести Россию к Балтийскому взморью, очень удачно сопряженная с идеей реванша, реального возвращения Ижоры и Корелы, земель «отчичь и дедичь», отторгнутых Швецией. В государственном мировоззрении того времени возобладала идея исторической справедливости. Шведы «…не только ограбили, -- писал царь Петр, -- (но)…задернули занавес и со всем светом коммуникацию пресекли».

Однако при несомненных военных успехах Петр Алексеевич отдавал себе отчет в том, что его противником в войне является армия Карла XII – одна из наиболее мощных и эффективных армий в Европе. Вот и теперь 30-летний русский царь осторожничал и просчитывал варианты.

…Еще несколько лет назад в этом месте можно было поставить точку, чтобы затем рассказать, как Петр Первый отправился с флотилией из Архангельска на Соловки, а затем в поморское селение Нюхчу, откуда через болота и топи с войском протащил два фрегата в Онежское озеро, рекой Свирью проплыл в Ладогу, неожиданно ударил шведам в спину и освободил крепость Нотебург (Орешек), чем «откупорил» выход в реку Неву и Балтийское море.

Именно так прежде писал и я, и другие литераторы. Однако нынче столь облегченное видение уникального исторического события уже не проходит. Слишком много вопросов требовали ответа. Сегодня на некоторые из них историки попытались ответить.

Ранней весной 1993 года группа молодых историков и энтузиастов из Петрозаводска в рамках российского Фонда культуры составила экспедиционно-исследовательский проект под названием «Осударева дорога». Было решено пройти от Повенца на восток, к Нюхче, чтобы и свои силы испытать, и посмотреть, не осталось ли каких-либо свидетельств существования предполагаемой трассы. В историческом плане, казалось, всё было ясно: известны точные даты, маршрут, войско, фрегаты. А тамошние места как были при Петре, так и остались, в общем-то, глухоманью. И никто – ни научный руководитель проекта историк Михаил Данков, ни его товарищ и партнер тележурналист Сергей Никулин, ни другие энтузиасты не могли даже предположить, что поиск  окажется настолько увлекательным и вызовет столько вопросов, что работа растянется на полтора десятка лет, и по сию пору конца ей не видать.

Сегодня большую и увлекательную книгу можно написать об одном только пути Петра Первого из Нюхчи до Повенца. За плечами М. Ю. Данкова многие месяцы архивного поиска.  В течение семи ландшафтных экспедиций он с друзьями провел на различных участках «Осударевой дороги» в болотах среднего течения реки Нюхчи, у Масельгского кряжа и на водоразделе Выгозера целые недели. В архиве поиска пять сотен страниц документальных свидетельств, актов, уникальных писем петровской эпохи, неизвестных прежде фактов жизни и деятельности соратников Петра Великого.  Данков автор десятков  выступлений с трибун разного рода исторических конференций, включая наиболее престижные, такие, как трибуна Эрмитажа, множества научных  публикаций по всем аспектам петровского пути в августе 1702 года – от замысла до воплощения.   

Обо всем этом когда-нибудь расскажет сам М. Ю. Данков. Моя задача скромнее. В России того времени не существовало картографии. И первый вопрос, который встает перед исследователем, -- кто автор маршрута? Ведь прежде, чем проложить дорогу, следовало знать, где и как её  проложить. Историк убежден, что трассу маршрута подсказал архиепископ Холмогорский и Важский Афанасий.

В этой истории архиепископу Афанасию М. Данков отводит особое место. К началу века в России не было патриарха, и архангельский архиерей  оказался не только наиболее пожилым, но  наиболее авторитетным церковным  деятелем того времени. Как и настоятель Соловецкого мужского монастыря архимандрит Фирс, архиепископ Афанасий во многом разделял передовые воззрения Петра и его либерализм, был противником средневековых («византийских») взглядов. Существуют свидетельства, что Петру советовали назначить владыку Афанасия блюстителем патриаршего престола, но архиепископ был стар и тяжело болен. Петр воздержался от этого шага, сохранив к архиерею глубокое почтение.

В то время царю был необходим мудрый советчик, который бы поддержал его в рискованном, если не сказать авантюрном предприятии. В полной мере эту роль выполнил архиепископ Афанасий. Трудно сказать, о чем были их долгие келейные беседы – задуманное представляло строжайшую государственную тайну. Но архиерей не только благословил царя на это предприятие, но снабдил специальным трактатом «Описание трех путей из державы царского Величества из Поморских стран в Шведскую землю и до столицы их». Произошло это в Холмогорах 16 мая 1702 года во время полуторачасовой келейной беседы. А 20 мая архиепископ «по указу великого государя» последовал за ним в Архангельск.

Существуют несколько списков «Описания…», один из которых, по мнению М. Данкова, выполнен специально для Петра. Об этом свидетельствует дата – 1702 год и то обстоятельство, что 70% указанной в ней топонимии накладывается на реальный маршрут царского войска. И уже 8 июня 1702 года руководитель Посольского приказа Ф. А. Головин подписал в Архангельске царский «Наказ» для «описи и проведывания пути», а также «Послушную грамоту» для прокладывания трассы, по которой «мочно… конным и пешим со всякими припасы пройтить свободно, без трудности». М. Данков отмечает, что в первоначальном тексте имени бомбардирского урядника Михайло Щепотева нет, она вписана позже и другой рукой.

Как бы там ни было, но работа началась. Документы свидетельствуют, что на прокладке трассы («линеи») общей длиной 264 километра от мыса Вардегора на побережье Белого моря до Повенецкого рядка на Онежском озере было занято от шести до семи тысяч кемских, сумских, каргопольских и белозерских крестьян с подводами. Но из Архангельска до Нюхчи, «вкруг моря», с царским «наказом» еще нужно было добраться.  Затем предстояло  решить, кто и каким образом соберет крестьян с территории в сто и более километров непроходимых лесов и болот? В какие сроки они прибудут? И кто затем поставит их на работу и как объяснит задачу, коль секретность операции чрезвычайная?

Всего этого нам теперь, вероятно, не узнать. Однако хорошо известен результат. 14 июля маркшейдерские и инженерные работы на всем протяжении трассы («в непроходимых грязех») были завершены. Поручик Преображенского полка Афонасий Головкин «челом бьет с Повенца» Ф. А. Головину: «…вновь дорога построилась и на реках, и на ручьех масты намастили… и совершилась она дарога сего июля месица в 14 день». М. Щепотев доложил Петру Алексеевичу 14 июля о том же: «…дорога вся в отделке».

М. Ю. Данков с коллегами многократно проверил возможные маршруты петровских гвардейцев М. Щепотева, И. Муханова, А. Головкина и М. Волкова, которым была поручена работа «царских прорабов», просчитал время, потребное на перемещения и их самих, и приданных гвардейцев-преображенцев, и крестьян из Кеми, Сумского Посада, Каргополя и Белоозера. Подсчеты показали, что «осударева дорога» была полностью построена в немыслимые  даже для наших современников  сроки -- менее чем за 20 суток. 

Как? Каким образом? С каким напряжением сил и жертвами? Загадка.   

Дорога была готова, но после этого известия царь к Вардегорскому мысу, что возле Нюхчи,  не поторопился. Все говорило о том, что Петру нужны были какие-то дополнительные слова напутствия, некие новые аргументы, чтобы его внутренняя убежденность в правильности дерзкого плана сформировалась окончательно. 5 августа 1702 года флотилия под командованием вице-адмирала Корнелия Крюйса вышла в море курсом на Соловецкие острова. В ее составе были четыре больших русских корабля – две яхты «Transport Royal», на которой шел царь, и «Святой Петр» и двух малых фрегатов – «Сошествие Святого Духа» и «Скорый гонец» («Курьер»). Флотилию дополняли шесть торговых судов, арендованных у голландских и английских купцов за 1500 гульденов.

Справедливости ради, следует отметить, что некоторые исторические  источники содержат иные сведения относительно второго плавания царя Петра на Соловки. В частности, выход в море из Северной Двины датируется не пятым, а шестым августа, «в четверток», и количество судов Петровской флотилии не 10, а 13. Однако в нашем беглом повествовании это обстоятельство едва ли следует признать важным. 

В тот же день Петр написал из Архангельска несколько писем. Одно из них адресовано генерал-фельдмаршалу Борису Шереметьеву: «… при  том объявляю, что, чаю, и мы к вам не зело поздно будем, но сие изволь держать тайно». Письмо Федору Апраксину царь завершил словами: «Мы сегодня пошли в путь свой. Дай же, Боже, счастие…»

Однако на календаре был август, и флотилия Петра на Белом море снова, как и в первую его поездку, попала в непогоду. Мало того, что корабли шли до Соловецкого архипелага пять суток. Им не удалось даже войти в главную монастырскую гавань – бухту Благополучия.   Флотилия встала в проливе между Муксалмой и островом Анзер, затем Крюйс перевел её к Большому Заяцкому острову. 10 августа «за полтора часа до вечера» царь «на боте» и «не со многими… ближними своими людьми, съехав с яхты «Transport Royal», вышед на берег, помолился против монастыря и принял от архимандрита благословение».

«Летописец Соловецкий», автором которого считается архимандрит Досифей, а за ним и другие авторы очень подробно описывают пребывание Петра Алексеевича в Соловецком мужском монастыре. Сохранились и предания на эту тему. Современному читателю не составит большого труда отыскать и познакомиться с этими текстами, чтобы с точностью выяснить, где и когда царь побывал, на чем передвигался, чем и кого награждал, кто его сопровождал, и что «с братией отъел в трапезе», заметив при этом, что «никогда так сытно и приятно не кушивал». Нам же важно другое: царь несколько раз запирался с архимандритом Фирсом в «келью довольно» и о чем-то беседовал с ним наедине долгое время – «до отдачи часов».

Целую неделю царь провел в Соловецком монастыре. Он посещал церковные  службы, а 14 августа был на всенощной, «сам стоял с певчими на правом клиросе и пел басом». Он посетил также монаха-затворника старца Лаврентия, который «провождал в уединении и безмолвии свою жизнь» и также о чем-то с ним беседовал.     

В последний раз Петр беседовал с архимандритом Фирсом на своей яхте и принял от него в дар образ преподобных Зосимы и Савватия, Соловецких чудотворцев. Именно эта святая икона вместе с образом Спаса Нерукотворного постоянно находились с русским царем в труднейшей сухопутной экспедиции по карельской тайге.

Историк М. Ю. Данков указывает на любопытный факт.  Отход флотилии К. Крюйса от Большого Заяцкого острова был настолько  неожиданным, что Соловецкий наместник архимандрит Фирс не сумел к нему серьезно подготовиться. На своем «езжалом карбасе» он едва успел догнать  государя уже возле самой Вардегоры. Все это свидетельствует только об одном -- пора  сомнений закончилась. Петр решение принял.  Именно в эти дни он писал своему союзнику польскому королю Августу: «Мы ныне обретаемся близ границы неприятельской и намерены, конечно, с Божьей помощью, некоторое начинание учинить...»

Из Соловков Петр прибыл к мысу Вардегорскому, что в нескольких верстах от монастырской деревни Нюхча. Отсюда он повернул обратно в Архангельск корабли Корнелия Крюйса, вместе с полком Матвея Бордовика. И 17 августа 1702 года царь со своей свитой и гвардейцами, с провиантом, вооружением и обозом, встал на пахнущую свежим тесом и смолой лесную дорогу и двинулся через болота и кряжи в Повенец к Онежскому озеру.

Это было в начале века XVIII-го. А в последнее десятилетие XX века участники экспедиции «Осударева дорога», насколько возможно точно, промерили и прохронометрировали путь военной группировки Петра на местности. «Условно-реальная» (как они осторожно докладывали потом) его протяженность составила 264 километра. И здесь обнаружилась новая загадка. Даже с учетом дневной остановки «за противною погодою» у селения Вожмосалма, что неподалеку от Выгозера, средняя скорость передвижения составила 30 километров в сутки. Это больше, чем у войск вермахта по Минскому шоссе осенью 1941 года! Каким образом этого можно было достичь – непонятно…

28 августа 1702 года гвардейцы во главе с Петром были в Повенце на Онежском озере. Здесь их поджидали расторопные царские «прорабы» с флотом, чтобы идти дальше, на Свирь, Ладогу и к Неве. 11 октября 1702 года шведская  цитадель Нотебург, а точнее  крепость Орешек, построенная русскими в 1323 году, была взята…

И снова, вслед за М. Ю. Данковым, хочется удивиться, как много загадок оставил нам этот военно-исторический, политический и общественно-культурный феномен – «Осударева дорога», «грандиозное сумасшествие», как он её иногда называет. Мы убеждены, что Петрово предприятие оказалось не лишено особого Божественного участия. В тот недлинный временной период, когда решалась судьба Нотебурга, закончились земные жизни двух незаурядных для своего времени людей – архиепископа Холмогорского и Важского Афанасия (умер 6 сентября 1702 года)  и сержанта Михайло Щепотева (убит в бою в ночь с 11 на 12 октября 1702 года). Один, благословя Именем  Господним, начертал путь царю, другой его воплотил. Будто бы, исполнили они великое Божье предназначение на земле, и остальное стало для них неважным.

Тем не менее, главной загадкой царского пути и поныне остаются фрегаты «Курьер» и «Святой дух». Именно их, по преданию, гвардейцы и окрестные крестьяне протащили «посуху» из Белого моря на Онежское озеро. Так были фрегаты или их не было? Протащили их или не протащили?

Скоро полтора десятка лет, как М. Ю. Данков с коллегами бьется над этой загадкой. И сегодня он с большой уверенностью готов ответить: да, фрегаты были. Только назвались они немного не так, как их стали привычно именовать в последующие столетия. Потомки названия упростили. Один фрегат  назывался «Сошествие Святого Духа», а второй «Меркуриус». Однако вот онежских вод они, скорее всего, не испытали. М. Ю. Данков не обнаружил ни малейшего упоминания об этих фрегатах ни в исторических хрониках, ни письмах, ни в иных реляциях времен Северной войны на Ладоге и Балтийском море. Будто бы два реально существовавших и достаточно крупных корабля испарились в воздухе.

У историков есть и косвенные доказательства тому, что с войском на «осударевой дороге» кораблей не было.  Вот одно из них. Царь Петр одержал под Нотебургом победу громадную, очень важную не только в военном, но и политическом, экономическом и даже психологическом смысле. Это понимали все и, тем более, он сам. С тех пор в течение долгого времени, где бы он не находился, Петр  Первый непременно отмечал этот день празднованием. И ни разу, ни где он не упоминал о фрегатах.

Но фрегаты никуда не испарились. Они честно служили Отечеству. Только не на Балтике, а в Белом море. М. Ю. Данков обнаружил в архивах донесение Архангельского губернатора Гагарина в Новгородский приказ. Гагарин докладывает, что суда благополучно стоят в Архангельске, «на яме», «для возможного отпору неприятелю…».

Пройдя собственными ногами много километров по царскому пути, петрозаводский историк убедился и в другом: она оказалась невероятно трудна.  Временная лесная дорога никак не могла миновать скальных отрогов Ветряного пояса и Масельгского кряжа.  Её профиль был таким, что не мог позволить протащить волоком достаточно крупные суда в целости и сохранности. Если, конечно, не предположить и вовсе невероятное: что их… несли на руках.

Но откуда же тогда возникла сама эта мысль о кораблях и их  транспортировке посуху? Впервые упоминание об этом содержится в публикации («иждивением» масона Николая Новикова) редкого документа, неких «записок, в Двинских церквах найденных». Сами «записки» опубликованы в 1787 году, но нижняя дата, отмеченная в них, относится к 1716 году. То есть автор вполне мог быть очевидцем описываемых событий.  Однако долгое время оставалось неясным, что это были за «судёнки», упоминавшиеся в документах Новикова.            Наконец в руки М. Ю. Данкова попал документ, который с достаточной определенностью указывал на реальное событие. Им оказалось письмо, составленное от имени выборных поморского села Нюхча в 1709 году, -- Родиона Поташова, Ивана Камбалина, Флора Карманова и других. Документ подтверждает реальное событие – «волок судёнок», но относит его не к 1702 году, когда шел царь Петр, а к 1703 году.  И речь в нем идет не о фрегатах, а о  двух буярах…

В результате нового поиска Данкову удалось выявить и некоторые другие документы и письма, с помощью которых стало известно следующее.   Буяры – это достаточно небольшие торговые суда, длина которых всего около девяти метров. Они принадлежали голландским купцам Любеку и Бронксу и были предназначены в подарок  русскому царю Петру и Меньшикову.  Тащили же их в Повенец солдаты полка Матвея Бордовика. Как мы помним, полк сопровождал царя на кораблях флотилии Корнелия Крюйса в августе 1702 года и после высадки гвардейцев Преображенского и Семеновского полков у Вардегорского мыса был возвращен в Архангельск.  Теперь же солдаты М. Бордовика пригодились голландцам, чтобы сделать приятное русскому царю и его ближайшему соратнику.

Нюхотские выборные поморы указывали, каким трудом давался этот волок. Каждый буяр тащили по «сту лошадей» и по «сту подводчиков». Это 9-метровые-то суденышки! Каких сил потребовало бы перетаскивание фрегатов?! Для Данкова и его коллег по экспедиции – это еще один аргумент в давнем историческом споре: был волок или  его все-таки не было.

Однозначного ответа на этот вопрос пока нет. Оппоненты Данкова вполне обоснованно считают, что, коли транспортировка фрегатов не была задумана изначально, строительство специальной дороги теряет смысл. В какие это времена в России для разового  прохода пешего войска возводились дороги? Но раз она с таким трудом была все-таки построена, то для чего?

Волок фрегатов вполне мог быть, считают некоторые историки.  И главное средство, с помощью которого он мог быть осуществлен, известно у нас с давних пор.  Имя ему – жестокость. Мы знаем, что Петр Первый, равно как и другие его предшественники и последователи, мало обращал внимания на отдельную человеческую судьбу, когда речь шла об интересах государства. К слову, известны записки сподвижника Петра, думного дворянина и дипломата Ивана Желябужинского, в которых он рассказывает о конечном событии в этой истории, взятии Нотебурга в октябре 1702 года: «… а под Шлиссельбургом повешен Преображенского полка прапорщик Нестор Кудрявцев да солдат 22 человека за то, что с приступу побежали…»

М. Ю. Данков считает, что фрегаты на «осударевой дороге» -- это миф, поэтическое воплощение народной молвы о всемогущем царе-государе, который «может всё». Ведь известно, что ученым удалось собрать и выявить в фольклоре и устной истории поморов и крестьян до 36 сюжетных линий, рожденных этим  историческим событием.

Достойно интереса замечание петрозаводского историка, рожденное сопоставлением двух значительных событий России XXVIII и XX веков – «осударева дорога» и Беломорско-Балтийский канал. Два великих государственных деятеля в сложнейшие  для государства  времена обратили внимания на одну и ту же территорию и на очень короткое время  сконцентрировали здесь громадную энергию народа, чтобы решить поистине судьбоносную для государства задачу. Но как они видели эту задачу?  Петр Первый по «осударевой дороге» стремился вывести и вывел Россию из тесной патриархальной затхлости в Европу, к остальному миру.  Сталин, с помощью ББК, напротив обуздал и придавил живые творческие силы народа, загнал Россию в ГУЛАГ.

Для нашего повествования «осударева дорога» интересна еще и тем, что южная её часть, от Выгозера и Маткоозера до Повенецкого рядка, то есть до берега  Онежского озера, точно ложиться на трассу будущего Беломорско-Балтийского канала. Это участок небольшой. Следующий рассказ мы поведём о кемском купце Федоре Антонове. В первой четверти XVIII века он первым  предложил проект устройства судоходного пути, который с точностью и на всем протяжении совпадал с реально существующей трассой Беломорского канала.

Гнетнев К. В. Беломорканал: времена и судьбы.


Далее читайте:

Гнетнев Константин Васильевич (авторская страница).

 

 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании всегда ставьте ссылку