Петр АСТАФЬЕВ

       Библиотека портала ХРОНОС: всемирная история в интернете

       РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

> ПОРТАЛ RUMMUSEUM.RU > БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА > КНИЖНЫЙ КАТАЛОГ Н >


Петр АСТАФЬЕВ

-

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА


БИБЛИОТЕКА
А: Айзатуллин, Аксаков, Алданов...
Б: Бажанов, Базарный, Базили...
В: Васильев, Введенский, Вернадский...
Г: Гавриил, Галактионова, Ганин, Гапон...
Д: Давыдов, Дан, Данилевский, Дебольский...
Е, Ё: Елизарова, Ермолов, Ермушин...
Ж: Жид, Жуков, Журавель...
З: Зазубрин, Зензинов, Земсков...
И: Иванов, Иванов-Разумник, Иванюк, Ильин...
К: Карамзин, Кара-Мурза, Караулов...
Л: Лев Диакон, Левицкий, Ленин...
М: Мавродин, Майорова, Макаров...
Н: Нагорный Карабах..., Назимова, Несмелов, Нестор...
О: Оболенский, Овсянников, Ортега-и-Гассет, Оруэлл...
П: Павлов, Панова, Пахомкина...
Р: Радек, Рассел, Рассоха...
С: Савельев, Савинков, Сахаров, Север...
Т: Тарасов, Тарнава, Тартаковский, Татищев...
У: Уваров, Усманов, Успенский, Устрялов, Уткин...
Ф: Федоров, Фейхтвангер, Финкер, Флоренский...
Х: Хилльгрубер, Хлобустов, Хрущев...
Ц: Царегородцев, Церетели, Цеткин, Цундел...
Ч: Чемберлен, Чернов, Чижов...
Ш, Щ: Шамбаров, Шаповлов, Швед...
Э: Энгельс...
Ю: Юнгер, Юсупов...
Я: Яковлев, Якуб, Яременко...

Родственные проекты:
ХРОНОС
ФОРУМ
ИЗМЫ
ДО 1917 ГОДА
РУССКОЕ ПОЛЕ
ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА
ПОНЯТИЯ И КАТЕГОРИИ

Петр АСТАФЬЕВ

Религиозное "обновление" наших дней

П.Е.Астафьев

V.

Вера — вот что составляет самую душу, движущее начало нравственной воли.

Установляя нерасторжимую внутреннюю связь этой воли с безусловным и вечным идеалом, с миром сверхопытного, недосягаемого для всех колебаний, внутренних противоречии и неразумной случайности окружающей действительности, вера отрешает волю от ограничений этой опытной действительности, ставит её выше их. Только благодаря такому отрешению от мира, данного в непосредственном опыте, возвышению над ним, воля и становится действительно творческою силою, нечто новое из себя в этот мир данных фактов вносящею, в нём способною действительно созидать. Творческая воля, как созидающая, идущая далее всего, когда-либо данного в опыте, есть сама нечто, по самому существу своему, сверхопытное, трансцендентное, никакими своими обнаружениями в сфере опыта не исчерпываемое и не осуществленное. Её природа — трансцендентна, её родина — мир трансцендентного, мир безусловного идеала. Без последних — нет ни воли, как действительно творческой силы, ни воли нравственной, идущей далее "приспособления" к обстоятельствам, — этого нравственного оппортунизма, худшего из всех, — нет ни безусловного руководства нравственной жизни, ни религии, ни религиозного настроения!

Ничего этого не дает познающий рассудок сам по себе, — предметное знание. Не рассудком даже, не из внешних признаков и отношений познаётся деятельная, творческая воля, но непосредственно, во внутреннем опыте18.

Рассудок сам по себе ничего не полагает, не творит, но лишь познаёт то, что ему дано, перед ним положено. Сфера его действия ограничена пределами данного опытного факта: он по природе своей реалистичен и далее познания фактов и их взаимных отношений человеческого духа вести не может. Безвольный и бесстрастный —он занят только вопросом о том, что есть, но не о том, что должна быть. Не он, поэтому, ставит воле её цели, отвечает ей на вопрос: куда она должна идти? Компетентность рассудка не идёт дальше ответа на вопрос о целесообразных средствах, дальше указания, что если воля хочет достигнуть такой-то цели (например, благополучия, спокойствия духа и т.п.), то при данных опытных условиях, она должна идти таким-то путём, им отвечающим. Руководства в самом направлении своей жизни, в постановке её целей, человек в области предметного знания не найдёт: я могу очень хорошо знать механику и оптику, вовсе, однако, не стремясь только потому к постройке машин или усовершенствованию очков. Роль предметного знания в экономии жизни, таким образом, — только указание средств, условий целесообразности, роль служебная. Главное же — определение самой цели — принадлежит не ему. Это дело нравственной творческой воли, с её верою, идеалом и стремлением в сферу сверхопытного. Там же, где нет ни веры, ни идеала, ни этого стремления, — определение цели принадлежит простой потребности, данной, как факт, подобный всякому другому опытному факту, о котором мы знаем, что он есть, но не то, что он должен быть, — будь эта потребность добрая или злая, высокая или презренная. Оценки потребности не заключается в самом том факте, что она дана, или существует. И там, где постановка целей жизни, определение её направления предоставлено исключительно факту потребности — там и вопрос может быть уже лишь о целесообразности — единственная этика, которая может развиться на этой почве голого опытного знания, без веры и без идеала. Здесь, повторяем, нет места ни для творческой воли, ни для не условной морали, ни для религии и религиозного настроения, немыслимых без Трансцендентного, как нет места и для веры, упраздненной опытным знанием.

А между тем, этим-то упразднением, в духе современного человечества веры — опытным предметным знанием, нравственного безусловного идеала — учреждением, положительным законом и благом, отмечены все те новые псевдорелигиозные учения, в которых выразилось наиболее характерно религиозное движение наших дней, — от "позитивной" и только "нравственной" религии П.Каруса до теократической проповеди Вл.Соловьёва. Все они или прямо исходят из отрицания веры, безусловного идеала и Трансцендентного, во имя практических опытных нужд и задач, или приводят к этому отрицанию.

В псевдо-религиях позитивизма это отрицание выражается совершенно ясно и точно. Здесь прямо говорится, что религия есть только — этика; что она, исходя из опытных фактов и приводя к ним же, должна быть устанавливаема теми же способами исследования и доказательства, как и всякая другая опытная наука (П.Карус). Вере, а, следовательно, и трансцендентному Богу здесь нет места, благодаря совершенно ложному, хотя и весьма распространенному понятию о вере, не как об акте самосознающей нравственной воли, а как о некотором низшем роде знания (не вполне доказанное знание). Если бы вера была действительно только низшим родом знания, а не прямым выражением и самосознанием творческой воли, то есть высшего творческого и сверхопытного начала, то она, конечно, должна бы уступать высшему роду знания, — результату полного исследования и доказательства. Гексли19 был бы тогда совершенно прав, признавая веру за безнравственную леность ума, вообще там, где мы можем знать научно. Но дело в том именно и заключается, что здесь не признают самого сверхопытного творческого начала в воле, первое выражение и сознание которого есть именно вера, а, потому и замыкаются в сфере только опытного, рассудочного предметного знания, чуждого самой идеи творчества.

Отрицает все, выходящее за эти пределы, всякую веру, всякое творческое начало; или волю, и граф Л.Н.Толстой, со своим чисто-практическим и опытным, но и чисто-отрицательным понятием о задаче жизни, как состоящей лишь в том, чтобы просуществовать на земле, не делая зла.

Хорошо "дело", состоящее исключительно в том, чтобы чего-либо "не сделать"!!...

Чрезвычайно умаляет значение веры, трансцендентного мира и трансцендентной задачи жизни и практический, теократический идеал жизни, проповедуемый Вл.Соловьёвым. Его требование заключается в сосредоточении всех помыслов и стремлений человечества на осуществлении царствия Божия на земле, в мире опыта, в земных учреждениях.

Внутреннее самопротиворечие такого идеала жизни совершенно очевидно.

 

Вo имя чего, в самом деле, требуется осуществление царствия Божия на земле, перенесение неба всецело в сферу земного опыта?.. Во имя самой земной, опытной реальности царствия Божия? Но это было бы нелепо уже потому одному, что не только религиозное учение, но и положительная наука предрекают предстоящий конец опытной земной жизни, причем та или другая форма её уже никак не может быть последней, безусловной задачей20.

Если же участие в деле осуществления царствия Божия на земле требуется не во имя опытной, земной реальности этого царствия, самой по себе, а во имя вечного "спасения души" участника, во имя его трансцендентных задач и стремлений (любви к Богу), — то в последних, а не в земной реальности царствия Божия, не в теократии и социальном прогрессе все дело; в них — последняя, конечная цель. Середины здесь нет и быть не может...

Окончательно осуждаются все эти псевдо-религиозные учения, или вовсе отрицающие веру и сверхопытный мир, или подчиняющие их опытному рассудочному знанию и опытным задачам земной жизни, одною общею им всем и коренною чертой, — осуждаются, притом, с их же собственной точки зрения. Все они хотят быть учениями практическими, учениями об идеальной жизни, указанием норм действительной жизни, путей, как человеку нужно жить. И все они кончаются полным отрицанием самой жизни, самой своей практической задачи, сводятся к указанию путей, ведущих более или менее успешно, целесообразно, не к высшему и лучшему бытию, но к прекращению жизни, — к смерти!

Во всех этих учениях — исполнение закона, который они считают за высший закон жизни, упраздняет самую жизнь, делает её далее или невозможною, или бессмысленною, ни на что не нужною. Во всех этих учениях практическая задача и смысл жизни, заключается, — risum tenlatis21, — в её упразднении.

Так именно поставлен вопрос совершенно открыто и сознательно в учении графа Л.Толстого. Здесь прямо высказана мысль, что по осуществлении на земле закона жизни, достижении задачи, жизнь становится уже не нужна, и человечеству незачем продолжать бесцельное существование *9. До того же времени вся задача этого существования сводится лишь к тому, чтобы не делать зла, не нарушать закона, — задача очевидно не положительная, но чисто-отрицательная. Достигается она, естественно, тем успешнее, чем ограниченнее число человеческих дел и преследуемых человеком задач, чем меньше содержания остается в нашей жизни. И вот — осуждаются здесь не только вероучение, наука и искусство, не только народность, государство, церковь и собственность, но даже и всякое личное чувство; оставляется нетронутым только простое, безобидное, безыдейное и бесстрастное существование, прокормление себя собственным трудом и содействие в том же другим! Глубоко-пессимистический, отрицающий положительный смысл и задачу жизни, аскетический квиэтистический характер этого учения совершенно очевиден. Оно — учение не жизни, но смерти, — полной, по осуществлении на земле закона жизни, неполной, не затрагивающей ещё физического существования — до конечного осуществления этого закона. Идеал, — здесь — та же Нирвана старых и новых буддистов!

Признание, что исполнение закона жизни есть её конец, — смерть, — существенно необходимо и для тех из рассматриваемых нами учений, которые веру в вечное Трансцендентное, всецело или частию, думают заменить верою в прогресс, осуществляющий высочайший идеал в условиях земной, опытной действительности. Насколько высочайший идеал осуществлён в последней, сделался фактом опыта, настолько же и упразднена, выполнена задача жизни. Конечное осуществление идеала жизни совпадает с полным упразднением жизненной задачи: — это рассуждение неизбежно во всяком мировоззрении, признающем только идеал осуществленный или осуществимый в опыте, то есть идеал не трансцендентный, не сверхопытный. А таково всякое учение прогресса *10, будь оно теократическое, как у Вл.Соловьёва, или грубо-эвдемоническое23, как у проповедников грядущего "всеобщего благоденствия".

Не случайно высказал Вл.Соловьёв, что когда полное торжество христианства в нравственно-социальном прогрессе обнаружится, тогда наступит и конец мирового процесса, смерть. Высказал он это, влекомый внутреннею, неизбежною логикой усвоенной им в последнее время идеи прогресса. Не дают себе ясного, сознательного отчета в этой неизбежной логике своей руководящей идеи другие сторонники идеи прогресса, стоящие на иной, не теократической, но позитивно-утилитарной почве, но избежать вывода этой логики — смерти, как руководящего идеала жизни, и они не могут. Чего, в самом деле, требует их идеал прогресса от тех бесчисленных человеческих поколений, которые должны служить делу его полного осуществления? Самоотречения, жертвы своей жизни, подчинения всех задач и стремлений личной жизни каждого из принадлежащих к этим поколениям — грядущему благу поколения, имеющего народиться в отдаленном будущем, когда идеал осуществится. Умаление, отрицание своей жизни во имя этого грядущего благополучия будущих поколений, — вот что требуется этикой прогресса от каждого из нас, потому ли, что он есть служебный член организма целого человечества (Стефен24), потому ли, что он участник в одной общей душевной жизни человечества от первых её доисторических проблесков и до отдаленнейшего будущего (П.Карус) и т.п.

Но чем оказывается то состояние грядущего благополучия, во имя которого требуется эта более или менее полная жертва своей жизни, своих стремлений и задач со стороны бесчисленных служащих прогрессу поколений? Оказывается ли оно действительно приростом жизни, подъёмом сил и углублением её содержания у тех отдаленных будущих поколений, для которых должны служить простым удобрением почвы настоящие? Отнюдь нет; полное приспособление организмов к среде и среды к организмам, не требующее уже ни напряженного подвига, ни пытливой мысли, чуждое разлада, страдании и отчаяния, но чуждое также и радостей надежды, однообразно и автоматично повторяющееся без конца для всех от рождения до смерти — вот чем характеризуется это грядущее "идеальное" благополучие! Жизни в нём не больше, но несравненно меньше, чем на подготовительных, предшествующих неидеальных ступенях; меньше здесь и энергии воли, и теплоты чувства и даже сознания. Они ведь рождаются и растут не в мирной приспособленности к данной среде, не в осутствии идеалов и стремлений за её пределы, но именно в этих стремлениях, в борьбе и подвиге! Не повышенную жизнь найдем мы в том осуществленном, застывшем идеале прогресса, но мирное и автоматичное, безыдейное и бесстрастно-однообразное и правильное прозябание существ, ни к чему не стремящихся, ни на что не надеющихся и ни о чем не жалеющих *11. И ради этого-то состояния духовной смерти грядущего человечества должны быть приносимы в жертву бесчисленные, полные страсти и духовных стремлений жизни всех предшествующих ему поколений?! Ради той, уже вовсе безнадежной и бессмысленной смерти духа, требуются все эти предварительные смерти и ею должны быть оправданы?!

Никогда не помирится с этим чудовищным требованием человеческая мысль; никогда не признает выставляющее его учение за мораль жизни или за религию жизни! Не в этом учении, говорящем человеку, прежде всего, что его собственная жизнь, его радости и страдания, его стремления и надежды, сами по себе, не имеют никакого смысла и значения, получают же свои смысл лишь от жертвы их гадательному благополучию отдаленных поколений, — найдёт человек и твердую опору, и надежное руководство для своей нравственной жизни. Здесь — отрицание внутреннего, самостоятельного смысла жизни и в самом принципе, в точке отправления учения, и в его представлении о конечной задаче, — осуществленном на земле идеале благополучия.

Отрицая, по неизбежной внутренней логике, какое-либо самостоятельное значение духовной личности (оно здесь только орудие прогресса), учение прогресса естественно вынуждено отрицать и самостоятельное безусловное значение задач личной нравственности и личного душеспасения. Ни нравственная, ни религиозная жизнь не находят в нём своей опоры и оправдания» как не находит их в нём ни стремление к сверхопытному идеалу, ни вера, упраздняемая здесь опытным знанием, ни нравственная водя, которой нет без идеала и веры.

Но, не отвечая основным нуждам нравственной и религиозной жизни, это учение, упраздняющее мир трансцендентный — во имя мира опыта, веру — во имя рассудочного знания, не заменяет этих основ духовной жизни и для самой специальной области "прогресса", для сферы общественной и государственной жизни. Всякие формы этой последней окажутся бессильными и бесплодными, ведущими не к благу и жизни, а к неправде, страданию и смерти там, где само человечество, в этих формах живущее, вполне утратило и веру, и стремление к сверхопытному идеалу, и энергическую волю, став бесстрастно и безыдейно-рассудочным. Никакое усовершенствование этих форм и учреждений не вернет снова душу человечеству, обратившемуся в ходячий труп, который продолжает ещё двигаться, только подражая жизни из приличия. Без веры, без стремления за пределы опыта, без энергии творческой воли — человечество уже умерло, и все его учреждения — только немые мавзолеи! Нет для него, при таком упразднении веры рассудком и трансцендентного опытным, и никакой "практической благодати", могущей обращать его дела на благо человечества, как та, которую нарочно сочинил Вл.Соловьёв для возвеличивания своих неверующих в Бога служителей делу Божию путем социального прогресса. Дело человека без веры и одушевленной безусловным идеалом нравственной воли, — человека духовно-мертвого, — само мертво, никакой благодати на нём не почиет и ни к какому благу оно не ведёт. А люди, отрицавшие веру и безусловный идеал ради рассудка и опыта, отрицавшие Бога ради социального прогресса, ведущего к общему благополучию, и суть именно те самые пионеры "социального прогресса", разлагающего, критического движения мысли, которых Вл.Соловьёв пытается представить лучшими слугами дела Христова, хотя и отрицавшими Христа. И что же этими врагами веры, Бога и безусловного идеала сделано, с их "практическою благодатью", для действительного блага человечества, у которого они, сколько было в их силах, отняли и веру, и идеал, и энергию воли? "Смягчение нравов", — отвечает Вл.Соловьёв, уничтожение инквизиции, феодального строя, крепостного рабства и т.п. А рабство капиталистического строя? — спросим мы, — а господство буржуазии, подчинение мира презренному культу рубля? А обращение политической власти, путем парламентаризма, в гарантию и орудие личного корыстного интереса, а государственной жизни — в поприще борьбы личных интересов, отрицающей и историю, и народ, и государство во имя ни чем даже не прикрашенной личной похоти? А прежде и важнее всего — утрата человечеством всех своих идеалов, общее разъедающее отчаяние пессимизма, повальная безвольность современного человечества, его неумение и нехотение жить и тоскливое стремление к Нирване, даже у юношей и детей? — не их же ли это все дела, — этих неверующих "благодетелей" человечества и слуг Христовых, по мнению Вл.Соловьёва?!

Все эти ужасы, ведущие человечество к духовной и культурной смерти, к озверению, — неужели же они представляют "социальный прогресс", выражают собою дух Христова учения и свидетельствуют о почиющей на их творцах и слугах особой практически-нравственной благодати?!

Нет; без веры в душе, без трансцендентного Бога, без безусловного идеала своей воли, человечество не может жить, но может только разлагаться духовно, утрачивая постепенно все более и более и способность, и волю жить дальше. И "обновление" этому человечеству принесут, конечно, не вызванные этим же самым духовным разложением его, "критическим движением", псевдорелигиозные учения, упраздняющие систематически и веру, и трансцендентный мир, и безусловный идеал. Вера нужна, прежде всего, для духовной жизни нашей; а веры-то именно и нет в них!

Примечания к публикации.

*9. См. "Крейцерову сонату".

*10. Всякий прогресс конечен, предполагает своё завершение в достигнутом идеале. Бесконечно может быть только развитие, бесконечный же прогресс — contradictio in adjecto22.

*11. См. мою брошюру "Смысл истории и идеалы прогресса" М.1886 г. (издание 2), вторую часть.

 

 

18. Развитие этого положения см. в книге "Вера и знание в единстве мировоззрения", М., 1893 г., гл. IX и след..

19. Гексли /Хаксли/ Томас Генри /1825-1895/ — английский биолог, популяризатор Дарвина, отстаивал "агностицизм" /отказ от утвердительного или отрицательного суждения о существовании Бога/ как единственно верное "научное" отношение к религии.

20. Астафьев имеет в виду, вероятно, закон возрастания энтропии (Р.Клаузиус, 1865 г.) и опирающуюся на него теорию “тепловой” смерти Вселенной". Вопрос о её применимости к "миру в целом" остается предметом научно-философских дискуссий и до сего дня;

21. удержитесь от смеха /лат./.

22. противоречие между определяемым словом и определением /лат./.

23. эвдемонизм /от греч. eudaimonia — счастье/ — этическое учение, признающее "счастье" /понимаемое в широком спектре значений, от чувственного наслаждения до "душевного равновесия" и даже апатии/ высшей целью и критерием нравственности.

24. Стефен, Лесли /1832-1904/ — английский биограф и эссеист, автор книг "Свободомыслие и разговор начистоту" /Free thinking and plain speaking/ 1873/, "Апология агностика" /An agnostic's apology, 1893/ и др.

Переход к главам: I, II, III, IV, V

Перепечатывается из сборника "Русское самосознание" -

http://russamos.narod.ru/01-03.htm


Далее читайте:

Николай ИЛЬИН. "Душа всего дороже..." О жизни и творчестве П.Е.Астафьева.

Астафьев Петр Евгеньевич (1846–1893), русский философ.

Астафьев П.Е. Еврейство и Россия (письма).

Евреи (справочная статья).

 

 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании всегда ставьте ссылку