Ю.Ю. Иерусалимский, Н.К. Леднева

       Библиотека портала ХРОНОС: всемирная история в интернете

       РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

> ПОРТАЛ RUMMUSEUM.RU > БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА > КОСТРОМСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ >


Ю.Ю. Иерусалимский, Н.К. Леднева

2010 г.

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА


БИБЛИОТЕКА
А: Айзатуллин, Аксаков, Алданов...
Б: Бажанов, Базарный, Базили...
В: Васильев, Введенский, Вернадский...
Г: Гавриил, Галактионова, Ганин, Гапон...
Д: Давыдов, Дан, Данилевский, Дебольский...
Е, Ё: Елизарова, Ермолов, Ермушин...
Ж: Жид, Жуков, Журавель...
З: Зазубрин, Зензинов, Земсков...
И: Иванов, Иванов-Разумник, Иванюк, Ильин...
К: Карамзин, Кара-Мурза, Караулов...
Л: Лев Диакон, Левицкий, Ленин...
М: Мавродин, Майорова, Макаров...
Н: Нагорный Карабах..., Назимова, Несмелов, Нестор...
О: Оболенский, Овсянников, Ортега-и-Гассет, Оруэлл...
П: Павлов, Панова, Пахомкина...
Р: Радек, Рассел, Рассоха...
С: Савельев, Савинков, Сахаров, Север...
Т: Тарасов, Тарнава, Тартаковский, Татищев...
У: Уваров, Усманов, Успенский, Устрялов, Уткин...
Ф: Федоров, Фейхтвангер, Финкер, Флоренский...
Х: Хилльгрубер, Хлобустов, Хрущев...
Ц: Царегородцев, Церетели, Цеткин, Цундел...
Ч: Чемберлен, Чернов, Чижов...
Ш, Щ: Шамбаров, Шаповлов, Швед...
Э: Энгельс...
Ю: Юнгер, Юсупов...
Я: Яковлев, Якуб, Яременко...

Родственные проекты:
ХРОНОС
ФОРУМ
ИЗМЫ
ДО 1917 ГОДА
РУССКОЕ ПОЛЕ
ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА
ПОНЯТИЯ И КАТЕГОРИИ

Рабочие – предприниматели – власть

в конце XIX – начале ХХ в.: социальные аспекты проблемы

Материалы V Международной научной конференции Кострома, 23–24 сентября 2010 года

ЧАСТЬ II

РАЗДЕЛ III. СОЦИАЛЬНЫЙ ПОРТРЕТ РОССИЙСКОГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЯ XIX – НАЧАЛА ХХ вв.

Ю.Ю. Иерусалимский, Н.К. Леднева [1]

Дворянская опека Ярославской губернии в пореформенное время

Во второй половине XIX века на территории Ярославской губернии действовало несколько дворянских опек. Они находились под контролем и функционировали согласно постановлениям Ярославского и Рыбинского окружных судов, а также Ярославского губернского правления, указами которого в непосредственное ведение данных органов дворянского представительства отдавались многочисленные дела о наложении опеки на помещичьи имения края[i]. В дворянских опеках по должности председательствовали уездные предводители дворянства, игравшие важную роль в организации деятельности данных сословных органов[ii]. Численный состав дворянских опек был невелик – один председатель и два – три заседателя.

Например, в конце XIX в. председателем Ярославской дворянской опеки являлся князь В.Н. Урусов, а членами – А.И. Андронов, Н.И. Чубаров и А.Ф. Сибицкий[iii]. Когда один из заседателей уходил в отпуск (а отпуск мог продолжаться в ряде случаев до нескольких месяцев), ему безотлагательно искали замену; в случае же если таковая не находилась, отпуск либо вообще отменялся, либо переносился на неопределённый срок[iv]. Интересно, что за весь период работы ярославских дворянских опек во второй половине XIX столетия наиболее продолжительный отпуск сроком на четыре месяца был предоставлен в сентябре 1869 г. члену Романово-Борисоглебской дворянской опеки А.И. Пересветову[v]. В прошении об увольнении в отпуск данный служащий так аргументировал свою просьбу: «… для необходимой отлучки по делам в столичные города Санкт-Петербург, Москву и уездные Суздаль, Пошехонье, Ростов и губернский Ярославль», при этом напоминал председателю и присутствию опеки о денежном «…снабжении на отпуск узаконенным видом», которое, конечно, являлось далеко не лишним в столь долгой «отлучке»[vi].

Заседания дворянских опек, так же как губернских и уездных собраний, могли быть обычными (собираемыми в обычном порядке) и чрезвычайными (экстренными). Основной функцией дворянских опек являлось установление экономического и правового контроля над помещичьим имением, хозяин которого обанкротился. Кроме того, под опекой могли находиться несовершеннолетние дети-сироты[vii], либо весьма пожилые люди. В каждом из этих конкретных случаев попечительство осуществлялось не только над имуществом, но и над личностью опекаемого человека. Детям, достигшим совершеннолетия, данные органы представляли причитавшуюся им определённую сумму денег и освобождали из-под опеки[viii].

Интересным и важным источником по теме исследования являются журналы заседаний дворянских опек Ярославской губернии. В отличие от стенограмм и протоколов в журналах обсуждение каждого вопроса выражалось, как правило, в более обобщённом виде: несколько выступлений одного лица могли быть сведены воедино; близкие по смысловой нагрузке мнения разных лиц могли излагаться как нечто цельное; иногда прения вообще опускались, и сообщалось лишь существо дела, мнение большинства и меньшинства и принятое постановление. Обычно такой журнал составлялся после очередного заседания опеки на основании кратких записей секретаря[ix]. В результате анализа широкого комплекса источниковых материалов по теме исследования можно сделать вывод о том, что во второй половине – конце XIX столетия на территории Ярославской губернии преобладали опеки, наложенные на имения из-за крупной задолженности и постоянных долговременных неплатежей про процентным ставкам их владельцев ссудно-кредитным учреждениям[x]. Интересен также тот факт, что среди владельцев опекаемых имений в Ярославской губернии периода 1860-х – 1890-х гг. было значительное количество женщин.

Данное обстоятельство объясняется давними патриархальными традициями в укладе жизни русского общества, которому была присуща преобладающая роль мужчины в хозяйстве, обществе и семье; при этом основная функция женщины сводилась к воспитанию детей, ведению домашнего хозяйства и беспрекословному повиновению главе семьи. В подобной обстановке достаточно трудно, если не сказать невозможно, даже в условиях второй половины XIX столетия, было вырастить экономически компетентную хозяйку, которая сумела бы рационально и рентабельно управлять целым имением. Конечно, случались и исключения из этого правила. Например, как уже указывалось в §-1 данной работы, почти все российские периодические издания в конце XIX в. обошло сообщение о коммерческих успехах графини Татищевой[xi]. Однако, эти единичные исключения лишь подтверждали общее правило. Во второй половине XIX столетия в Ярославском крае женщин-дворянок, которые бы сумели повторить экономический успех графини Татищевой не нашлось.

Второй по численности наложения опек в Ярославском крае в исследуемый период являлась группа помещичьих имений, опекунское управление в которых осуществлялось вынужденно и временно, по причине несовершеннолетия, – «малолетства» их владельца, либо владельцев. Следует также отметить, что подобные тенденции в сфере развития дворянских опек не являлись характерными лишь для Ярославского края, а прослеживались в указанное время по всей Российской империи [xii].

Какой бы ни была причина наложения дворянской опеки, служащими данного органа собирался целый комплекс делопроизводственной документации, характеризовавшей финансово-экономическое состояние порученного их ведению имения. Например, в случае наложения опеки на имение ввиду финансовой несостоятельности его владельца посылались многочисленные запросы в различные отделения Сохранных казен и Приказов общественного призрения (дореформенные кредитные учреждения в Российской империи), Государственный Дворянский земельный банк, который был создан в 1885 году[xiii]. Так, в октябре 1869 г. среди общего реестра документов, собранных служащими Романово-Борисоглебской дворянской опеки по делу о наложении опеки на имение помещика А.Н. Меркурова было уведомление из Санкт-Петербургской Сохранной казны о займе данного дворянина под его ярославское имение на сумму 2308 руб. 82 коп., содержащее сообщение об имевшихся на тот момент недоимках и просрочках по займу, в среднем составлявших 349 руб. 80 коп за три года, в данном случае за 1866 – 1868 годы[xiv].

Служащими дворянских опек также проводился сбор информации по выполнению заёмщиками взятых на себя обязательств, в том числе и по использованию заложенного имения и т.д., после чего в имение назначался опекун или соопекуны, осуществлявшие там хозяйственное заведование[xv]. Как правило, подавляющее число взятых под опеку дворян обращались в кредитные учреждения с заявлениями о выдаче ссуд под залог имущества[xvi]. В ряде случаев, при поручительстве опекунов и руководствуясь их прошениями, дворянская опека могла быть приостановлена[xvii]. Таким образом, опекаемый почти постоянно находился под бдительным и неустанным контролем этого органа дворянского общества.

Обязанности дворянских опек в исследуемый период были достаточно обширны и сложны. Их круг подробно освещён в запротоколированных журналах заседаний дворянских опек Ярославского региона второй половины XIX столетия[xviii]. Данные обязанности включали в себя обнаружение лиц, принадлежавших к дворянскому сословию, чьи имения нуждались в опеке; установление самой опеки; назначение опекуна; наблюдение за его управлением имением и др. Органы дворянских опек осуществляли административный контроль над опекунами, требуя с последних предоставления им ежегодных детальных отчетов хозяйственного управления поместьем[xix], а также регулярных докладов по реестрам доходов и расходов имения[xx]. Члены дворянской опеки внимательно рассматривали и утверждали (или не утверждали) на своих заседаниях отчёты опекунов по управлению имениями[xxi]. В роли опекуна мог выступать любой дворянин, зарекомендовавший себя как «беспорочный» и «порядочный» представитель своего сословия.

Опекун выбирался и назначался на специальном заседании дворянской опеки вследствие предложения председателя, губернского или уездного предводителя дворянства и путём согласования его кандидатуры со всеми членами опеки[xxii]. В некоторых случаях дворянская опека имела право назначить не одного опекуна, а несколько (до двух человек), тогда они выступали в качестве соопекунов[xxiii]. Зачастую, при осуществлении опекунских функций над малолетними детьми, на должность опекуна назначался ближайший родственник опекаемого[xxiv].

В сущности, материальной заинтересованности у назначаемого в имение опекуна не должно было быть никакой, поскольку опекуны по существовавшему в то время государственному законодательству имели право получать лишь 5 % с доходов имения, а, учитывая тот факт, что имения, в которые определялся опекун, зачастую балансировали на грани банкротства, на получение крупной суммы не стоило рассчитывать вовсе. Таким образом, с одной стороны должность опекуна могла считаться почти благотворительностью, и заниматься этим видом деятельности мог лишь филантроп.

Однако, с другой стороны, как в целом по России, так и в Ярославском крае нередко встречались опекуны-дворяне, не всегда ответственно и честно подходившие к своей опекунской деятельности и допускавшие в свою пользу многочисленные подлоги, фальсификации и финансовые махинации в имениях, опека над которыми была им поручена. То же самое касалось и служащих самих дворянских опек, нередко бравших определённую мзду и закрывавших глаза на многочисленные финансовые нарушения в опекаемых имениях. Чаще всего вышеуказанные коммерческие операции проводились в помещичьих имениях, владельцами которых являлись малолетние дети, поскольку при сложившихся обстоятельствах не составляло никакого труда, и было совершенно безопасно проводить различные махинации, тогда как взрослый собственник мог рано или поздно обо всём догадаться и обратиться со справедливой жалобой в органы опеки.

В Ярославской губернии в конце XIX столетия также имели место несколько случаев недобросовестного отношения опекунов к своим должностным обязанностям. Так, осенью 1898 г. на экстренном заседании Ярославской дворянской опеки слушалось дело «по пререканиям, возникшим между соопекунами над личностью и имуществом малолетнего сына подполковника И.И. Самарина, подполковником В.Д. Самариным и надворным советником В.М. Колычевым»[xxv]. Последний обратился в органы дворянской опеки с прошением разобраться с деятельностью в должности опекуна В.Д. Самарина, которая, по его представлению вела к убыточности имения. В ходе рассмотрения данного разбирательства было выявлено, что дядя малолетнего опекаемого, являясь его опекуном, допустил на своём посту серьёзные просчёты и проявил себя как непорядочный и бесчестный человек.

Так, В.Д. Самарин, превысив свои опекунские полномочия, санкционировал «…1) самовольную рубку дров на продажу без предварительно разрешения опеки и недонесение о ней своевременно. 2) получение и самостоятельное расходование денег малолетнего без извещения опеки, и при том части из них, подлежащих поступлению в Костромскую дворянскую опеку, как достояние матери малолетнего, о чём г. Самарину было известно. 3) неизвещение опеки … о поступлении к нему специального пособия на воспитание, такое же произвольное расходование его на собственные нужды с кратким обозначением в отчёте за 1896 г., без объяснения об его специальности, и упорное неисполнение двукратного требования опеки о переводе этих денег в Костромскую опеку» и др.[xxvi].

В своём ответном слове В.Д. Самарин заявил, что считает «опекунство над личностью и имуществом малолетнего его племянника… для себя неудобным, так как он, как человек, постоянно занятый службой, не имеет достаточно времени для хранения своих интересов и чести, как опекуна, тем более при постоянных придирках к нему со стороны соопекуна В.М. Колычева»[xxvii]. Эти разногласия, также как и «безграничная ненависть» к нему В.М. Колычева «не допускают никакой возможности их дальнейшего совместного соопекунства», ввиду чего он «окончательно отказывается от звания опекуна над имуществом и личностью насильственно отторгнутого от родной семьи племянника и связанных с этой заботой попечений об его имении» и просит лишь «уведомить его о назначении преемника, которому он мог бы сдать текущие по опеке дела»[xxviii].

В итоге Ярославская дворянская опека признала совокупные действия опекуна В.Д. Самарина несоответствовавшими интересам вверенного его опеке малолетнего племянника и отстранила В.Д. Самарина от этого звания, оставив в качестве единоличного опекуна В.М. Колычева. Имение было тщательнейшим образом осмотрено членами опеки (произведена перепись движимого и недвижимого имущества, подробный осмотр лесных порубок и сельскохозяйственных построек и др.) и передано в управление и распоряжение нового опекуна В.М. Колычева.

Интерес представляет также сама технология процесса наложения опеки. Например, в случаях с «безмерной и расточительной роскошью» хозяев имения (при том, что последние неоднократно допускали просрочки и неплатежи по выданным им кредитам), кредитное учреждение обращалось в региональную дворянскую опеку (по месту проживания получателей кредита) с требованием о предписании местному полицейскому управлению «немедленно потребовать означенную сумму»[xxix] с владельцев или заведующего имением. В случае своевременной, «по первому требованию» уплаты долга деньги отсылались почтой в «кредитное место». При неуплате надлежало «снестись с местною Дворянскою опекою о взятии имения в опекунское управление» и в то же время сделать следующие распоряжения: арест всех доходов имения; составление в двух экземплярах описи имения по официальной форме, опубликованной Ярославским губернским правлением в мае 1863 г. В трёхмесячный срок один экземпляр описи отсылался в губернское правление, другой в местную дворянскую опеку. В случае недостатка количества земли против залогового свидетельства предписывалось немедленно сообщать об этом обстоятельстве в учреждение, выдавшее кредит.

Во второй половине XIX в. важные функции на местах выполняли оценщики. На них возлагалось производство расценок земель и оценок имений, а также сбор на местах подробных информационных данных, необходимых для осуществления всех стоявших перед ними задач[xxx]. Местное полицейское управление распоряжалось о «приглашении к описи» в качестве оценщиков двух лиц, «имеющих имущество однородное с оцениваемым»; а также двух соседних дворян в качестве свидетелей[xxxi]. Свидетелями, присутствовавшими при составлении описи земли, могли также выступать члены самой опеки. Так было, например, в августе 1871 г. в Мышкинском уезде, где представитель местной опеки Г.В. Пересветов лично принимал участие в описывании земельного имущества дворянки Тишининой[xxxii].

После проведения данных операций уездное полицейское управление предписывало местной дворянской опеке «немедленно взять в своё заведывание» имение должника, последнего устранить «от всякого участия в распоряжениях по имению, воспретить ему проживание в нём, избрать по имению опекуна и собираемые доходы, за исключением … нужного для уплаты податей и земских повинностей, не пуская до рук владельца, отсылать в Сохранную казну неупустительно, под личную членов опеки ответственность, руководствуясь в отношении сбора доходов с имения… уставною грамотой на имение»[xxxiii]. В ряде случаев весь сбор и доставку доходов с имения в центральные кредитные учреждения империи осуществляло само уездное полицейское управление (в лице своего полицейского пристава)[xxxiv]. Завершающим штрихом всего действия служил бланк «Указа Его Императорского Величества, Самодержца Всероссийского», высылаемый из Ярославского губернского правления в местную опеку и содержащий в себе краткое сообщение о взятии под опеку того или иного помещичьего имения[xxxv].

Сборы с дворянских имений во второй половине XIX в. в Ярославской губернии утверждались на заседаниях губернского дворянского собрания. Статьи сборов были следующими: 1) на губернские дворянские учреждения; 2) на уездные дворянские учреждения; 3) недоимки по сметам прежних лет на все дворянские учреждения[xxxvi]. Доходной статьёй являлся оброк по уставным грамотам (по 3 коп. с рубля). Общее количество всего сбора не было строго фиксированной цифрой, и по каждой из статей составляло приблизительно 85 коп.; 77 коп. и 1/12 коп. соответственно[xxxvii]. Далее оброчная сумма поступала в дворянскую опеку, откуда передавалась в кредитное учреждение в счёт погашения финансовой задолженности владельца имения по взятой им ссуде.

В частности, все вышеперечисленные действия были проведены в Романово-Борисоглебском уезде в 1869 г. при описи и взятии в дворянскую опеку заложенного имения местной дворянки – баронессы С.М. Линштерн за постоянные неплатежи и «просрочки процентов» по займу 1853 г. на сумму в 6900 руб. (долговые проценты составляли 522 руб.)[xxxviii]. В октябре 1870 г. те же меры были предприняты Ярославским губернским правлением и Романово-Борисоглебским уездным полицейским управлением в отношении помещицы Е.Ф. Мулки, также зарекомендовавшей себя как злостная неплательщица процентов по взятому под залог имения займу[xxxix].

С течением времени в пореформенный период на территории Ярославской губернии количественные показатели установления опеки над дворянскими имениями неуклонно росли, что свидетельствовало о продолжении тенденции к росту банкротств среди помещичьих хозяйств региона, наметившейся в 60 – 70-х гг. XIX столетия. Вместе с тем к концу XIX в. существенно возрастает число жалоб на деятельность Ярославской дворянской опеки, свидетельствовавшее об упущениях и недосмотрах в её работе. Данная тенденция объяснялась тем, что дворяне-опекуны в подавляющем большинстве случаев либо не умели, либо не хотели работать в порученной им отрасли. За период второй половины – конца XIX столетия в Ярославском крае не было зафиксировано ни одного случая, когда опекаемое имение умелыми действиями опекуна удалось бы полностью избавить от разорения.

Ярославская соединенная дворянская опека далеко не всегда оперативно решала вопросы и проблемы опекунов и опекаемых. Дела, заявления и обращения, направленные в ведомство данного органа, могли тянуться годами, застревая в бумажной волоките, в то время как ситуация требовала немедленного вмешательства и быстрых, оперативных действий. Срок рассмотрения прошения в ярославскую дворянскую опеку, проверка сведений, содержавшихся в них, сбор справок и различных документов нередко достигал пяти – семи лет. Весьма показательно в этом отношении дело опекунши над имением и малолетними детьми гг. Чистяковыми, вдовы мичмана В.М. Чистяковой. Ей понадобилось несколько лет постоянных продолжительных обращений и ходатайств в Ярославскую дворянскую опеку (с 1881 – 1882 по 1887 гг.); подача многочисленных заявлений, прошений и справок; представление на суд чиновников опеки значительного количества доверенностей и передоверенностей, в том числе от внуков и зятя умершей дочери, чтобы получить на руки лишь часть выкупной ссуды[xl].

Дело по опеке имения умершей романово-борисоглебской помещицы М.Г. Баукеевой длилось с 1864 по 1869 гг. и потребовало обращения заинтересованного лица – коллежского советника П.И. Вахтина на высочайшее имя государя императора[xli]. Переписка об имении пошехонского помещика Рахманинова, взятого в опеку в 1862 г. после смерти владельца, велась между уездным предводителем дворянства, правительственным чиновником по линии министерства юстиции – посредником по размежеванию земель Пошехонского и Рыбинского уездов, а также претендентом на наследство отставным штаб-ротмистром В.А. Рахманиновым длилась до 1890 года[xlii].

Вместе с тем в деятельности дворянских опек на территории Ярославской губернии были и примеры противоположного свойства. Любопытная запись о быстром реагировании, заинтересованности в работе и ревностно исполняемых должностных обязанностях служащих опек сохранилась в январском 1872 г. журнале Романово-Борисоглебской дворянской опеки. В деле было зафиксировано следующее выступление председателя опеки: «До сведения … дошло, что в ночи на сегодняшнее число умер проживающий в городе Романово-Борисоглебске помещик, подпоручик И.Н. Касаткин, который состоял опекуном над несколькими имениями»[xliii].

В связи с этим председатель предложил: «Сделать неотлагательно распоряжение о хранении оставшегося после него имения как в городе Романово-Борисоглебске, так и в уезде находящегося, а также дать знать волостным правлениям, в ведомстве которых состоят опекаемые Касаткиным имения, чтобы они впредь до назначения новых к имениям опекунов, все следующие с оных доходы представляли непосредственно в дворянскую опеку»[xliv]. Романово-Борисоглебская дворянская опека немедленно распорядилась о доставке в неё регистра, «сколько и когда именно … было доставлено г. Касаткину доходов»[xlv]. Данные действия показывают, насколько тщательно в данном конкретном случае председатель и члены опеки подходили к своим обязанностям и заботились об интересах лиц, вверенных их попечению.

Необходимо также отметить, что если в первой половине XIX века наиболее яркой чертой внутренней структуры дворянского землевладения Ярославской губернии было резкое преобладание мельчайших и мелких имений (владельцы имений до 100 душ составляли 4/5 всех землевладельцев)[xlvi], то в пореформенное время на территории края превалировали среднепоместные дворяне. Поскольку большинство помещиков Ярославского региона не принадлежало к числу обеспеченных, можно утверждать, что малый доход значительной их части позволял вести довольно скудное существование, во многом себя ограничивая. Впрочем, размеры уездной дворянской кассы в конце века не выглядели слишком малыми. Так, размер Пошехонской дворянской кассы в 1895 г. составлял по нашим подсчётам 11 876 рублей[xlvii].

Как видим, основное число помещичьих хозяйств края и до великих реформ 1860 – 1870-х гг. не могло похвастаться огромными доходами имения и баснословной роскошью жизни самих владельцев. В свете этого факта вполне понятной становится постреформенная тенденция к разорению местных дворян, обуславливаемая сложностью перестройки помещичьего хозяйства на новый капиталистический лад.

Крестьянская и другие реформы сыграли определяющую роль в увеличении скорости движения Российской империи из «догоняющей стадии» в страны первого эшелона развития[xlviii]. Происходившие преобразования открыли широкую дорогу развитию модернизационных процессов в экономике страны, которые, в свою очередь, потребовали введения новых форм хозяйствования на земле[xlix], применения наёмного труда, внедрения машинного производства в сельском хозяйстве и, несомненно, весьма крупных инвестиций в данную область. К началу пореформенного периода наиболее стабильной группой землевладельцев оказались средние и, в значительной степени, крупные помещики[l].

Вместе с тем для того, чтобы латифундиальное владение заработало рентабельно и начало приносить своему владельцу ощутимый стабильный доход, необходимо было вложить в него десятки и сотни тысяч рублей. Однако у значительной части ярославских помещиков-дворян на всё это не хватало ни денег, ни агротехнических знаний и навыков, ни желания, а в ряде случаев и способностей их приобрести. Данная тенденция была типична и для российского дворянства в целом. Интересно, что даже подмосковное имение Ильинское, принадлежавшее великому князю Сергею Александровичу, по свидетельству его племянницы великой княгини Марии Павловны «не приносило никакого дохода. Наоборот дядя Сергей тратил на его содержание большие суммы»[li].

Большинство представителей местного «высшего сословия» отчётливо понимало, что в одиночку им не удастся сохранить свои лидирующие позиции в деревне и, если существующий порядок вещей сохранится и в дальнейшем, то впереди их ждут лишь «оскудение» и бедность. Безвозвратно уйдут в прошлое «…белые дома с колоннами в тенистой чаще деревьев; сонные, пахнущие тиной пруды с белыми силуэтами лебедей, бороздящих летнюю воду; старые нянюшки, снимающие пенки с варенья» и т.д.[lii]. Будет полностью потеряно то неспешное существование, к которому они привыкли. Например, вот как описывает своё пребывание в имении княгиня Л.П. Оболенская: «Жизнь в Молодёнках была замечательная, и интересы наши – очень разнообразные. У меня цветы, огород, яблочный сад, устройство дома; у мужа – общение с соседними крестьянами, с местным доктором, хозяйствование … И наше общее увлечение – музыка, мы продолжали много играть вместе. Довольно часто или мы ездили к кому-нибудь из соседей, или кто-то из них приезжал к нам завтракать или обедать. Охотились мы постоянно. Время шло незаметно. Летели целые года ... Так в Молодёнках мы жили до самого начала революции»[liii].

Земельное дворянство полностью отдавало себе отчёт в том, что оно обречено на постепенную утрату если не всей, то значительной части своего влияния; что рядом с ним, в силу исторической необходимости, возникает другой класс, приобретающий огромное органическое значение в социальном строении государства, а именно торгово-промышленный; и что если этот класс не может ни заменить дворянство, ни вообще, по роду своих занятий, дать кадры служилого правящего слоя, то все же считаться с ним правительственная власть будет вынуждена и привлечь его к себе обязана[liv].

Основным виновником данных процессов значительная часть дворян считала финансово-экономическую политику государства, точнее, правительственную концепцию реформирования аграрных отношений. Подобное мнение имело право на существование, поскольку при развитии страны по капиталистическому типу государственная власть могла выбрать один из двух возможных путей: она могла либо направить свои усилия к смягчению острых последствий стихийного и зачастую мучительного процесса реформирования общественных отношений, оказывая содействие слабым и отсталым; либо, напротив, целью своей внутренней политики избрать максимальное ускорение процессов модернизации в обществе и, не раздумывая о последствиях, направить все силы к поддержанию передовых кадров капитализма. Во второй половине XIX в. государственная власть Российской империи занимала в данном вопросе вполне определённую позицию.

Вместе с тем, сознавая, насколько сильно ударили реформы по дворянскому сословию в целом, и продолжая оценивать дворянство как «устой крепости государственного организма и вместе с тем его основной культурный элемент»[lv], российское правительство хотело максимально смягчить нанесённый удар и, где это возможно, возместить ущерб, компенсировать убытки. Однако прессинг был настолько сильным, что все предпринимавшиеся правительством меры лишь оттягивали неизбежное, а совершенно отказаться от проведения избранной финансово-экономической политики оно не могло. В рамках данной концепции развития страны любая помощь помещичьему землевладению рассматривалась государственной властью лишь как частная поправка к общей экономической политике и неизменно подчёркивалось, что «обстоятельство это не должно порождать отождествления известной группы землевладельцев с интересами всякого вообще землевладения и, в особенности, с общехозяйственными интересами страны»[lvi].

Здесь следует заметить, что действия государственной власти на благо и поддержание дворянского землевладения отнюдь не являлись совершенной и безусловной филантропией «чистой воды». Российское правительство было весьма заинтересовано в ограждении помещичьих хозяйств от быстрого обвального краха в условиях пореформенной перестройки. Такие банкротства, безусловно, имели бы катастрофические последствия для всей экономической системы империи в целом. Не надо забывать, что накануне отмены крепостного права помещичье хозяйство давало половину всего товарного хлеба в России[lvii], а в руках представителей «высшего сословия» и на их средства действовали 260 предприятий с паровыми двигателями – т.е. более трети всех существовавших на то время заводов и фабрик в стране[lviii], следовательно, они сыграли определенную роль в проведении промышленного переворота в России.

Так, промышленное предпринимательство ярославских дворян за период XIX в. охватывало многие отрасли, ведущими среди которых являлись текстильная, писчебумажная, винокуренная и сыроваренная. Например, в Ярославской губернии во второй половине XIX столетия одна из старейших мануфактур в крае – Плещеевская писчебумажная – была основана князем Репниным и действовала до 1880 г. включительно[lix].

Из стремления государственной власти поддержать представителей «высшего сословия» возникло содействие такого рода идеям части российского дворянства как учреждение заповедных имений, оживление судно-кредитной системы в целом, организация Дворянского банка и активизация деятельности дворянских опек[lx]. Данные структуры, безусловно, являясь продворянскими, были призваны обеспечить мощную поддержку «первому сословию» на начальном этапе реализации государственных реформ. Однако все эти меры не стали существенным тормозом на пути процесса разорения значительной части потомственного дворянства Российской империи во второй половине XIX века.

Примечания

[1] © Ю.Ю.Иерусалимский, Н.К. Леднева, 2010

[i] См., например: Государственный архив (ГАЯО). Ф. 750. Оп. 1. Д. 16. Л. 21 – 22; и др.

[ii] См.: ГАЯО. Ф. 750. Оп. 1. Д. 16. Л. 38.

[iii] См.: ГАЯО. Ф. 750. Оп. 1. Д. 23. Л. 1.

[iv] См.: ГАЯО. Ф. 213. Оп. 1. Д. 124. Л. 52 – 53; 57 и др.

[v] См.: ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 124. Л. 51; 57.

[vi] См.: ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 124. Л. 52 – 52 об; 53.

[vii] См., например: РФ ГАЯО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 14. Л. 1 - 2; 22; и др.

[viii] См., например: ГАЯО. Ф. 750. Оп. 1. Д. 16. Л. 1 – 13; и др.

[ix] См.: Шепелёв Л.Е. Чиновный мир России: XVIII - начало XX в. СПб., 1999. С. 49.

[x] См.: ГАЯО. Ф. 129. Оп. 1. Д. 112; 118; 119; 122; 123; и др.

[xi] См.: Образование. 1905. № 7. С. 125.

[xii] См.: Еремина О.И. Культура повседневности загородной дворянской усадьбы второй половины XIX – начала XX вв. Автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 2002. С. 18; Чижова В.В. Выборные от дворянства в системе местного управления Российской империи в конце XVIII – первой половине XIX века (на материалах Тверской губернии). Автореф. дис. … канд. ист. наук. Тверь, 2001. С. 18.

[xiii] См.: Проскурякова Н.А. Государственный дворянский земельный банк и его заёмщики // Россия сельская. XIX - начало XX века. М., 2004. С. 192 – 193.

[xiv] См.: ГАЯО. Ф. 750. Оп. 1. Д. 23. Л. 20.

[xv] См.: ГАЯО. Ф. 750. Оп. 1. Д. 16. Л. 21.

[xvi] См., например: ГАЯО. Ф. 750. Оп. 1. Д. 16. Л. 20, 21, 22, 24; и др.

[xvii] См.: ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 124. Л. 41 – 42.

[xviii] См., например: ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 119; и др.

[xix] См.: ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 122. Л. 23 - 25.

[xx] См.: ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 123. Л. 12 – 14.

[xxi] См.: ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 122. Л. 13 – 14.

[xxii] См.: ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 122. Л. 23 - 24.

[xxiii] См.: ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 112. Л. 1.

[xxiv] См.: ГАЯО. Ф. 750. Оп. 1. Д. 23. Л. 1 – 4 об.

[xxv] См.: ГАЯО. Ф. 750. Оп. 1. Д. 23. Л. 1 – 4 об.

[xxvi] См.: ГАЯО. Ф. 750. Оп. 1. Д. 23. Л. 3 - 3 об.

[xxvii] См.: ГАЯО. Ф. 750. Оп. 1. Д. 23. Л. 3 об.

[xxviii] См.: ГАЯО. Ф. 750. Оп. 1. Д. 23. Л. 4.

[xxix] ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 119. 37.

[xxx] См.: Проскурякова Н.А. Государственный банк и его заёмщики С. 192 – 193.

[xxxi] См.: ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 119. Л. 3 – 5.

[xxxii] См.: ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 123. Л. 6; 7; 8.

[xxxiii] ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 119; и др.

[xxxiv] См.: ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 122. Л. 38 – 39.

[xxxv] См.: ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 118. Л. 1; и др.

[xxxvi] См.: ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 122. Л. 21 – 22.

[xxxvii] См.: ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 122. Л. 18; 19; 20; и др.

[xxxviii] См.: ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 119. Л. 24.

[xxxix] См.: ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 118. Л. 1 – 4 об.

[xl] См.: ГАЯО. Ф. 750. Оп. 1. Д. 16.

[xli] См.: ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 123.

[xlii] См.: ГАЯО. Ф. 750. Оп. 1. Д. 27.

[xliii] ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 112. Л. 1.

[xliv] ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 112. Л. 1 - 2.

[xlv] ГАЯО. Ф. 219. Оп. 1. Д. 112. Л. 1 - 12.

[xlvi] См.: Сизова О.В. Дворянство Ярославской губернии в конце XVIII – первой половине XIX веков. Дис. … канд. ист. наук. Ярославль, 1999. С. 179.

[xlvii] См.: ГАЯО. Ф. 214. Оп. 1. Д. 937. Л. 1.

[xlviii] См.: История России XIX – начала XX в. / Под ред. В.А. Фёдорова. М., 1998. С. 258 – 259.

[xlix] См.: Попова Р.С. Социально-экономическое положение и борьба помещичьих крестьян южных губерний Украины в дореформенный период (1801 – 1860 гг.). Днепропетровск, 1980. С. 34 – 82.

[l] См.: Козлов С.А. Лучшие сельские хозяева дореформенной России // Дворянское собрание: М., 1998. № 9. С.103.

[li] Воспоминания великой княгини Марии Павловны. М., 2004. С. 23.

[lii] Врангель Н. Помещичья Россия // Памятники Отечества. 1992. № 25. С. 51.

[liii] См.: Воспоминания княгини Любови Петровны Оболенской // Дворянское собрание. 1998. № 8. С. 279.

[liv] См.: Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 249.

[lv] См.: Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 249.

[lvi] Русское богатство. 1902. № 5. С. 83.

[lvii] См.: Проскурякова Н.А. Государственный банк и его заёмщики. С. 225 - 226.

[lviii] См.: Козлов С.А. Лучшие сельские хозяева дореформенной России. С. 104.

[lix] См.: Юрчук К.И. Помещичье промышленное предпринимательство в Ярославской губернии во второй половине XVIII – первой половине XIX вв. // «Минувшее, сливаясь с настоящим …» (Тихомировские чтения). Ярославль, 1993. С. 44.

[lx] См., например: РФ ГАЯО. Ф. 7. Оп. 1. Д.17, 19, 30 - 36 и др.

Вернуться к оглавлению V Международной научной конференции

 

 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании всегда ставьте ссылку