С.И. Потолов

       Библиотека портала ХРОНОС: всемирная история в интернете

       РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

> ПОРТАЛ RUMMUSEUM.RU > БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА > КОСТРОМСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ >


С.И. Потолов

2010 г.

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА


БИБЛИОТЕКА
А: Айзатуллин, Аксаков, Алданов...
Б: Бажанов, Базарный, Базили...
В: Васильев, Введенский, Вернадский...
Г: Гавриил, Галактионова, Ганин, Гапон...
Д: Давыдов, Дан, Данилевский, Дебольский...
Е, Ё: Елизарова, Ермолов, Ермушин...
Ж: Жид, Жуков, Журавель...
З: Зазубрин, Зензинов, Земсков...
И: Иванов, Иванов-Разумник, Иванюк, Ильин...
К: Карамзин, Кара-Мурза, Караулов...
Л: Лев Диакон, Левицкий, Ленин...
М: Мавродин, Майорова, Макаров...
Н: Нагорный Карабах..., Назимова, Несмелов, Нестор...
О: Оболенский, Овсянников, Ортега-и-Гассет, Оруэлл...
П: Павлов, Панова, Пахомкина...
Р: Радек, Рассел, Рассоха...
С: Савельев, Савинков, Сахаров, Север...
Т: Тарасов, Тарнава, Тартаковский, Татищев...
У: Уваров, Усманов, Успенский, Устрялов, Уткин...
Ф: Федоров, Фейхтвангер, Финкер, Флоренский...
Х: Хилльгрубер, Хлобустов, Хрущев...
Ц: Царегородцев, Церетели, Цеткин, Цундел...
Ч: Чемберлен, Чернов, Чижов...
Ш, Щ: Шамбаров, Шаповлов, Швед...
Э: Энгельс...
Ю: Юнгер, Юсупов...
Я: Яковлев, Якуб, Яременко...

Родственные проекты:
ХРОНОС
ФОРУМ
ИЗМЫ
ДО 1917 ГОДА
РУССКОЕ ПОЛЕ
ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА
ПОНЯТИЯ И КАТЕГОРИИ

Рабочие – предприниматели – власть

в конце XIX – начале ХХ в.: социальные аспекты проблемы

Материалы V Международной научной конференции Кострома, 23–24 сентября 2010 года

ЧАСТЬ I

РАЗДЕЛ II. ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ, ВЛАСТЬ И РАБОЧИЕ ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ МЕЖДУ ПАТЕРНАЛИЗМОМ И АССЕРТИВНОСТЬЮ

С.И. Потолов [1]

Проблемы легализации профессиональных рабочих организаций в России начала ХХ века: власти, предприниматели и рабочие

Совсем недавно, в 2005 году, мы отмечали 100-летие российских профсоюзов – одновременно с вековым юбилеем первой русской революции 1905-1907 гг. Совпадение этих двух юбилеев вполне справедливо и закономерно. Массовое возникновение профсоюзов в России, их окончательное оформление, сначала явочным путём, а с марта

1906г. уже на вполне законных основаниях (согласно Временным правилам 1906 г.) было обязано прежде всего самим рабочим, начавшим революцию, в ходе которой и произошло окончательное становление, легализация профессиональных организаций людей труда.

Но российские профсоюзы и до 1905 года имели свою немалую предысторию, а сами рабочие и вообще трудящиеся огромной страны накопили к тому времени определённый организационный и вполне позитивный опыт, который не следует забывать и обязательно учитывать. Об этом предельно кратко, в тезисной форме.

В такой аграрной, крестьянской стране, какой была дореволюционная (до 1905 года)

Россия, даже на рубеже XIX – ХХ вв., фабрично-заводские рабочие в подавляющем большинстве имели деревенскую, крестьянскую генеалогию, сохраняли тесные связи, родственные и формально-юридические (приписаны были к своим сельским обществам), с деревней, в меньшей степени- с мелким производством, ремеслом. Но, приходя на заработки в город, в промышленные центры, включаясь в крупное машинное производство, вчерашние крестьяне и ремесленники приносили с собой богатый опыт сельской, общинной организации, цехового ремесла с их вековыми традициями коллективной, в разных формах, взаимопомощи. В городе, на промышленных предприятиях это проявлялось в земляческих структурах, выдвижении наиболее авторитетных рабочих для переговоров с администрацией, создании на фабриках и заводах разного рода организаций и касс взаимопомощи.

В настоящее время в нашем Санкт-Петербургском Институте истории РАН успешно разрабатываются проблемы рабочей самоорганизации и самоидентификации, с использованием опыта крестьянской общины и цеховой ремесленной организации. Этим много и плодотворно занимается Н.В. Михайлов. Подготовила содержательную кандидатскую диссертацию о легальных рабочих организациях взаимопомощи Петербурга на рубеже XIX-XX вв., включая крупнейшую в России начала 1900-х годов – руководимое священником Г.А. Гапоном «Собрание русских фабрично-заводских рабочих С.-Петербурга», волей судеб оказавшегося в эпицентре революционного взрыва в январе 1905 года, аспирантка И.М. Карусева.

С отменой в 1861 г. крепостного права в России была решена судьба и большого отряда рабочих казённых горных заводов Урала, которых государство ещё в XVIII веке наделило землёй, что служило серьёзным подспорьем при их феодальной зависимости и низких заработках. Положением 8 марта 1861 г. уральские мастеровые после освобождения от крепостной зависимости и закрепления за ними их земельных участков, были объединены в особые горнозаводские товарищества, в значительной мере копирующие общинную организацию, с различными кассами взаимопомощи при каждом из заводов и рудников. Эти кассы выполняли целый комплекс услуг: они выплачивали пенсии, выдавали разного рода ссуды, в том числе на похороны своих членов, оплачивали время их болезней, а сами Товарищества иногда даже регулировали конфликты между рабочими и заводоуправлениями. Средства касс составляли 2-3 %-ные вычеты из жалованья рабочих, членов касс, а также выплаты заводоуправлений, главным образом из штрафных капиталов.

Опыт уральских заводов широко использовался на казённых предприятиях по всей России, на железных дорогах, также большей частью в пореформенные десятилетия-казённых. А в конце XIX века разного рода кассы взаимопомощи, больничные кассы создавались и в быстро развивавшейся горной и горнозаводской промышленности Юга России, но уже в основном – на частных заводах, шахтах и рудниках.

Но и до 1861 г. кассы взаимопомощи в России существовали на западных национальных окраинах: в Царстве Польском, еврейских районах Западной Украины и Белоруссии, в Остзейском крае (в Прибалтике). Здесь кассы и общества взаимопомощи функционировали едва ли не с XVI века и заимствовали опыт организаций ремесленников и подмастерьев Западной Европы в эпоху цехового строя. Это и еврейские «хевры», которые начинались как объединения хозяев и рабочих, а впоследствии, по мере усиления классового антагонизма, превратились в сугубо рабочие организации взаимопомощи, на базе которых к концу XIX века сложился «Бунд» (Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России), вошедший затем в состав РСДРП.

А в Польше и Прибалтике, особенно на предприятиях горнозаводской промышленности, ещё с начала XIX века действовали десятки касс и обществ взаимопомощи, выдававших пособия своим членам при болезнях, безработице, похоронах и т.п., заимствуя в своей деятельности опыт западноевропейских стран, а вПольше, руководствуясь нормами гражданского кодекса (май 1808 г.) Наполеона I.[i]

В меньшей степени чем на западных национальных окраинах и Урале, кассы взаимопомощи фабрично-заводских рабочих до 1905 г. были распространены в Европейской России, главным образом в её центральной части (Москва и прилегающие к ней промышленные, преимущественно- текстильные, губернии) и в Северо-Западном регионе (Петербург, Финляндия). По подсчётам Г.Ф. Тигранова в его докладе на всероссийском торгово-промышленном съезде 1896 г. в Нижнем-Новгороде, в середине 1890-х гг. в фабрично-заводской промышленности Европейской России действовали всего 195 разного рода обществ и касс взаимопомощи (пенсионных, ссудосберегательных, больничных), теперь уже в своём большинстве (173 из 195) – на частных предприятиях, а территориально – преимущественно (65 %) в Великом княжестве Финляндском (127 из 195).[ii]

Последнее, очень примечательно. Финляндия, которая вошла в состав Российской империи 200 лет назад – в 1809 г. (после победы России над Швецией), обладала весьма значительной автономией. К началу ХХ века 100-тысячный финский пролетариат имел свои легально действовавшие профсоюзы, был представлен в парламенте (сейме), создал в 1899 г. собственную легальную Рабочую партию, принявшую социал-демократическую программу. Финляндские профсоюзы (в 1899г. их было 64 с 9466 членами, в том числе 1009-женщины) входили в состав Рабочей партии в качестве ассоциированных членов. Всё это объясняет большое количество активно действовавших рабочих организаций и касс взаимопомощи, всё то, что русским рабочим ещё предстояло завоевать революционным путём.[iii]

И, наконец, определённую организующую роль сыграли рабочие потребительские общества, кооперативы, несмотря на их очевидную зависимость от предпринимателей и властей. Всего, по подсчётам исследовавшего их деятельность К.Е. Балдина, к 1905 г. в Европейской России функционировало 491 такое общество.[iv]

Таким образом, до 1905 г. в России сложилась целая сеть вспомогательных рабочих организаций, различного рода обществ и касс взаимопомощи, легально, на основе официально утверждённых уставов, действовавших и в определённой степени выполнявших профсоюзные функции. Однако в условиях самодержавного политического режима в России рабочим приходилось в упорной стачечной и революционной борьбе утверждать свои права на создание полноценных профсоюзов, отстаивающих экономические и отчасти политические интересы своих членов в борьбе с работодателями и властями. При уголовном преследовании до 1905 г. участников рабочего движения и соответственно запрете на стачечные кассы и другие формы пролетарской борьбы,[v] разумеется, ни о какой свободе деятельности подлинных профессиональных организаций говорить не приходится.

Но антизабастовочная, антирабочая политика царизма на рубеже XIX-XX вв., равно как и поощрявшиеся правительством и местными властями меры казённого попечения о рабочих и предпринимательский патернализм, наконец попытки создать подконтрольные полиции рабочие организации, пресловутая зубатовщина не принесли их творцам желаемого эффекта, и новый подъём рабочего движения в России в начале ХХ века, всё больше приобретавшего политический характер, был очевидным показателем неудачи всего охранительно-попечительного курса, политики репрессий. В обстановке острых разногласий и дискуссий в правительственном лагере, в поисках новых методов решения рабочего вопроса[vi] Министерство финансов во главе с С.Ю. Витте выступает в начале 1902 г. с собственным проектом отмены уголовного преследования участников экономических стачек, их легализации, разрешения рабочим свободно организовывать разного рода кассы, общества взаимопомощи, потребительские и культурно-образовательные организации, беспрепятственно проводить на заводах и фабриках собрания для обсуждения своих нужд, избирать на них выборных представителей для сношений с администрацией на предприятиях и фабричными инспекторами.

Подобные предложения содержались в специальной записке «О пересмотре статей закона, карающих забастовки и досрочные расторжения договоров о найме и о желательности установления организации рабочих в целях самопомощи», представленной Особому междуведомственному совещанию по рабочему вопросу министров внутренних дел, финансов, юстиции, земледелия и государственных имуществ, с участием московского генерал-губернатора Великого князя Сергея Александровича, состоявшегося 9 марта 1902 г.

В этом весьма пространном документе (44 страницы, с приложениями, печатного текста) содержался обзор важнейших мероприятий правительства в рабочем вопросе, начиная с 80-х годов XIX века, сопоставлялись русское фабричное законодательство и существовавшая тогда юридическая практика с соответствующими нормами трудового права в Западной Европе. Главным аргументом Записки в пользу отмены карательных статей русского уголовного права, направленных против участников мирных, не сопровождавшихся «насилием» и «беспорядками» (за это наказания сохранялись) экономических забастовок, а также ограничивавших свободу собраний и выборных рабочих организаций, защищающих права своих членов, была их совершенно отчётливо выявившаяся к этому времени нежизненность, неспособность предотвратить широкое развитие рабочего движения в России, а также порождаемое репрессиями властей враждебное отношение рабочих не только к своим хозяевам-промышленникам, но и к правительству и местным властям. «Исключительность положения фабрично-заводских рабочих вследствие особого отношения к ним закона и высших правительственных властей,- подчёркивалось в Записке, – нередко создаёт на практике такие условия, благодаря которым рабочие чувствуют себя обиженными несправедливым, по их убеждению, отношением и иногда даже озлобляются… Характер современного отношения закона и правительственных властей к забастовкам и к нарушениям договоров о найме на фабриках и заводах составляет одно из самых больных мест промышленной жизни страны и требует возможно быстрого оздоровления, которое следовало бы начать с исправления действующего закона в тех его частях, которые имеют отношение к забастовкам, стачкам и вообще к самовольным расторжениям договоров о найме».

Записка содержала недвусмысленное порицание всей системы полицейских репрессий на основе циркуляров Министерства внутренних дел, а также созданных в обход действовавших законов зубатовских рабочих организаций в Москве, пытавшихся, минуя фабричную инспекцию, посредничать между рабочими и московскими фабрикантами. Собственно зубатовским союзам и были противопоставлены проектируемые Запиской весьма скромные формы рабочих организаций и представительства на фабриках и заводах в лице избираемых старост. В этом также нашло своё отражение давнее соперничество Министерства финансов с Министерством внутренних дел за влияние в «рабочем деле», а кроме того – недовольство промышленников, особенно московских, грубым вмешательством полицейских властей в их взаимоотношения с рабочими на предприятиях. «Досталось», впрочем, и подпольным, социал-демократическим и эсеровским рабочим кружкам, пользовавшимся немалой популярностью, прежде всего у рабочих активистов. «Будь у рабочих своя собственная, допущенная законом, а не прячущаяся по углам организация, едва ли деятельность означенных кружков имела бы какой-нибудь успех».[vii]

Как известно, этот документ, именуемый иногда в литературе как Записка С.Ю. Витте о стачках, несмотря на свой сверхсекретный характер, вскоре же после своего появления оказался ( как, впрочем, и многие другие аналогичные документы ) за границей и там впервые был опубликован П.Б. Струве в 4-6 номерах редактируемого им либерального еженедельника «Освобождение», а затем трижды (в 1902-1903 гг.) перепечатывался и выходил (также за границей) отдельными изданиями.[viii] Явно переоценивая значение публикуемой Записки, считая её выражением государственного смысла, Струве утверждал, что по имеющимся у него сведениям первоначальный её вариант относится ещё к 1898 г. и вышел он из среды фабричной инспекции.[ix]

В данном случае можно с достаточной долей уверенности считать источник этих сведений у Струве вполне надежным. Как нам удалось установить, основным автором Записки о стачках был А.С. Астафьев, служивший в 1901-1903 гг. окружным фабричным инспектором Московского округа,[x] и это в значительной мере объясняет её откровенно антизубатовский характер, ибо, как известно, наиболее сильная оппозиция зубатовщине исходила из среды особенно сильно затронутых ею московских промышленников и инспекции Московского фабричного округа.

Примечательно, что именно Астафьев весной 1898 г. направлялся в качестве фабричного ревизора вместе с вице-директором Департамента торговли и мануфактур Н.П. Ланговым в Москву для урегулирования острого конфликта, вызванного откровенным вмешательством московской полиции в функции фабричной инспекции. Московскую полицию возглавлял тогда обер-полицмейстер Д.Ф. Трепов, ближайшим помощником и советчиком которого, как известно, был начальник местного охранного отделения С.В. Зубатов, и именно к этому времени относится самое начало зубатовских экспериментов в области «полицейского социализма», ознаменовавших ещё большее вмешательство полиции в фабричные дела, получавших в этом поддержку не только со стороны самого Трепова, но и всесильного московского генерал-губернатора Великого князя Сергея Александровича, дяди Николая II. Не случайно поэтому, для окончательной ликвидации указанного конфликта потребовался не только дополнительный приезд в Москву товарища министра финансов В.Н. Коковцова, но и созыв в июле 1898 г. специального междуведомственного совещания под председательством обер-прокурора Синода К.П. Победоносцева, прежде чем удалось достигнуть компромиссного решения о разграничении обязанностей в обеспечении «порядка» на фабриках и заводах между полицией и фабричной инспекцией.[xi]

На совещании Победоносцевым, в частности, было отмечено, что он «обратил внимание на некоторые факты из деятельности московской полиции, обнаруженные донесением фабричного ревизора Астафьева и подтверждённые объяснением московского обер-полицмейстера, которые свидетельствуют о том, что полиция в некоторых случаях исполняла функции фабричной инспекции».[xii] Не исключена поэтому возможность, что именно в результате московской ревизии Астафьева им были представлены тогда же руководству Министерства финансов какие-то предложения по поводу легализации экономических стачек и рабочих организаций. В тех условиях это был, в сущности, единственный способ избавиться от чрезмерной опеки и вмешательства Министерства внутренних дел и полиции в фабрично-заводские дела. И опять-таки совсем не случайно Записка о стачках, как и ряд других наиболее либеральных проектов в области фабрично-заводского законодательства, родилась в среде фабричных инспекторов-практиков.[xiii]Они лучше других знали трудные условия труда и повседневной жизни рабочих на предприятиях и особые неудобства испытывали именно в силу своего двусмысленного положения, когда действующие законоположения и циркуляры МВД превращали их по сути в придаток полицейской машины, в своего рода фабричных урядников.[xiv]

Что же касается самого Витте, он к началу 1900-х годов, если судить по его выступлениям на различных совещаниях и циркулярам Министерства финансов, ещё окончательно не отрешился от прежних своих, имевших славянофильскую подкладку традиционных представлений о патриархальности отношений между рабочими и предпринимателями и о подстрекательской роли «социалистов» и «анархистов» как основной причине возникновения наиболее крупных забастовок в стране. Отнюдь не отрицая наличие в России рабочего класса, всякий раз подчёркивая необходимость решения «рабочего вопроса», Витте всегда отдавал предпочтение своевременной разработке и проведению «попечительных» фабричных законов как главному средству предупреждения массовых забастовочных выступлений рабочих, иными словами стоял на перепутье от попечительно-охранительной к буржуазной политике в рабочем вопросе.[xv] Это в конечном счёте сказалось и на судьбе предлагавшихся Астафьевым мер.

Его Записка в числе других предложений и проектов по рабочему вопросу фигурировала на вышеупомянутом Особом совещании 9 марта 1902 г., которое приняло компромиссное решение, высказавшись за «необходимость как скорейшего поступательного развития фабричного законодательства, регулирующего условия быта рабочего населения и правительственного за ним надзора, так равно и принятия, в пределах действующего закона, соответственных мер административного характера, направленных к устранению тех из этих условий, которые открывают возможность накопления в массах рабочего населения более или менее основательных поводов для недовольства…». Эти рекомендации были утверждены царём 14 марта 1902 г.[xvi]

Дальнейшая разработка фабричного законодательства была поручена Министерству финансов, для чего при нём была создана специальная комиссия, которую возглавлял сначала товарищ министра финансов В.И. Ковалевский, а после его отставки сменивший его на этом посту князь А.Д. Оболенский. Комиссия эта работала год, с 3 июля 1902 г. по 16 июля 1903 г., однако основной вопрос о легализации экономических стачек даже не обсуждался.

Не лучшей оказалась и судьба законодательства о рабочих организациях. Этот вопрос специально обсуждался на заседаниях Комиссии 6 февраля и 5-6 марта 1903 г. Открывая её работу, председательствующий А.Д. Оболенский обозначил три основных типа организаций, подлежащих обсуждению: «К первой группе должно отнести организации отдельных фабрик в целях охранения порядка и во избежание необходимости при возникновении волнений или неудовольствий рабочих иметь дело с толпой; такие организации были намечены Министерством финансов в форме учреждений особых выборных старост. Далее, по второй группе могут быть отнесены организации рабочих также отдельных фабрик в целях взаимопомощи для улучшения быта, как то: больничные кассы, общества разумных развлечений и т.п. Наконец, третью группу составят профессиональные или классовые организации- союзы рабочих, состав которых стоит вне зависимости от группировки рабочих по отдельным промышленным заведениям; на необходимость ныне же разрешить вопрос о степени допустимости организаций этой третьей группы, указывают некоторые явления в жизни рабочих, имевших место в последнее время в С.-Петербурге и особенно в Москве».[xvii]

С самого начала выявились разногласия между членами Комиссии и руководством Министерства финансов. Если председатель (Оболенский) и новый глава Департамента полиции А.А. Лопухин были готовы рассматривать все три предложенные формы организаций, причём особо отмечалась важность самой сложной, союзной формы- профсоюзов, то С.Ю. Витте поддержал выдвинутые ещё весной 1901 г., после петербургских стачек (Обуховская оборона), руководством МВД и в частности товарищем министра и шефом жандармов П.Д. Святополком-Мирским предложения об избрании рабочих старост для ведения переговоров с фабричной администрацией и городскими властями. На этот раз против института старост активно выступили петербургские промышленники (Записка председателя Петербургского общества для содействия улучшению и развитию фабрично-заводской промышленности С.П. Глезмера от 20 марта 1903 г.), обвинив правительство в том, что «фабричные рабочие в этих законопроектах искусственно изолируются в особый класс».[xviii]

В итоге в представленной Витте в Государственный совет подробной объяснительной записке от 14 марта 1903 г. к законопроекту Министерства финансов речь шла только о разрешении собраний рабочих и избрании на них, с согласия администрации предприятий, фабричной инспекции и губернских (городских) властей «старост и о порядке обсуждения рабочими данного промышленного заведения дел, возникающих на почве договора найма или касающихся быта упомянутых рабочих». При этом особо подчёркивалось, что «общий вопрос об организациях рабочих в целях улучшения их быта представляется весьма сложным и требующим крайней осмотрительности, в виду прямой его связи с вопросами охранения порядка и общественного спокойствия».

Отметив, что выработка более сложных законоположений об обществах и кассах взаимопомощи, профсоюзах «едва ли может быть окончена в скором времени»[xix], Витте явно лукавил: речь шла совсем о другом – опасениях Министерства финансов, что эти общества, в случае их утверждения, фактически узаконят зубатовские организации.

В конце концов законопроект о фабричных старостах благополучно миновал трёхдневные (2, 7 и 9 мая 1903г.) дебаты в соединённых департаментах Государственного совета, Общее собрание Госсовета 31 мая 1903 г., прежде чем получил окончательное утверждение Николаем II 10 июня 1903 г. как закон «Об учреждении старост в промышленных предприятиях». К чести А.Д. Оболенского, он в числе меньшинства (11 против 47) членов Госсовета голосовал за отклонение законопроекта, считая, что он должен был приниматься в комплексе других мер, касающихся «упорядочения разных сторон быта рабочих, и что проектируемый институт старост…должен быть поставлен не начальным, а заключительным пунктом правительственного воздействия на организацию рабочего класса».[xx]

В итоге многострадальный закон о фабричных старостах оказался мертворожденным. Из-за многочисленных ограничений и запретов он не был принят ни промышленниками, ни рабочими. Как свидетельствуют донесения губернаторов и фабричных инспекторов, в конце 1903-1904 г., число предприятий по всей России, где были избраны старосты, не превышало нескольких десятков.[xxi]

Таким же ограниченным оказался и другой, принятый также в июне 1903 г.( 2.06 ), закон «О вознаграждении владельцами промышленных предприятий рабочих и служащих, утративших нетрудоспособность вследствие несчастных случаев». Царское правительство отказалось от идеи государственного страхования, опять-таки в силу своего нежелания предоставить рабочим, да и предпринимателям, права создавать свои специализированные, выборные организации, больничные кассы.

Новые фабричные законы начала 1900-х гг. сохраняли прежний, преимущественно попечительно-охранительный характер. А последовавшая вскоре после их принятия отставка, в августе 1903 г., С.Ю. Витте с поста министра финансов вообще прекратила дальнейшую разработку трудового законодательства. С отставкой Витте совпал и полный крах зубатовщины, в результате массового рабочего движения, летом 1903 г. на Юге России, в котором активное участие приняли рядовые члены зубатовских организаций. Сам С.В. Зубатов был не просто снят со всех официальных постов, но и выслан во Владимир под надзор полиции. Почти одновременная опала двух, несомненно, крупнейших фигур российского политического ландшафта была далеко не случайной: оба, кроме всего прочего, оказались причастными к заговору против Плеве, с целью его смещения.

Вскоре, в июле 1904 г, Плеве был убит эсеровскими боевиками. Его преемник П.Д. Святополк-Мирский пытался, в общем без особого успеха, осуществить некоторые либеральные реформы ( т.н. «весна» Святополка-Мирского ). Представляясь царю при своём назначении 25 августа 1904 г., он в числе вопросов, требующих решения, назвал и рабочий. Как записала в дневнике его жена, когда Святополк-Мирский сказал Николаю II, что «не следует преследовать за сходки рабочих, и т.д., то государь сказал, что, конечно, это так, но, кажется как-то странным. П. возразил, что это только кажется, что в Англии социальное движение совершенно не стесняется, а права собственности несравненно лучше охраняются, чем у нас. Государь тоже согласился».[xxii] Единственно, что успел сделать по рабочему вопросу Святополк-Мирский: утвердить 25 октября 1904 типовые уставы разного рода обществ и касс взаимопомощи, тем самым узаконив в определённой степени их деятельность.

Все эти чиновничьи – бюрократические потуги, обычная предпринимательская индифферентность в рабочем вопросе, равно как и вообще неспособность царизма осуществить коренные и давно назревшие социально-экономические и политические реформы в конечном счёте логически и вполне закономерно привели к первой русской революции 1905-1907 гг. Особенно показательно, что начало революции положили петербургские рабочие, участники поначалу вполне официозной гапоновской организации. И именно первая русская революция решила казалось бы неразрешимую проблему подлинной легализации рабочего движения и пролетарских организаций: профсоюзов, фабзавкомов на предприятиях, Советов рабочих депутатов, завершив процесс, начатый ещё в пореформенные годы. Впрочем, сама история самоорганизации и самоидентификации рабочего класса и его политических организаций оказалась непростой и нелёгкой и растянулась вплоть до свержения царизма в 1917 году. Но это уже другая тема.

Примечания

[1] © С.И.Потолов, 2010

[i]Подробнее см.: Рабочий класс России от зарождения до начала ХХ в. М., 1989. Гл. 2, 4; Святловский В.В. Профессиональное движение в России. СПб, 1907. Раздел II.

[ii] Святловский В.В. Указ.соч. С. 51-52.

[iii] Овчинникова А.Я. Революционная Россия и Финляндия. 1905-1907. С.29-30.

[iv] Балдин К.Е, Рабочее кооперативное движение в России во второй половине XIX-XX века. Иваново, 2006. С.69.

[v] См.: Потолов С.И. Самодержавие и законодательство о стачках на рубеже XIX-ХХ вв. (Из истории разработки основных норм трудового права // Проблемы социально-экономической и политической истории России XIX-ХХ веков. Сборник статей памяти Валентина Семёновича Дякина и Юрия Борисовича Соловьёва. СПб, 1999. С. 276-284. Материалы этой документальной публикации использованы в тексте настоящего сообщения, См. также: Степанский А.Д. Самодержавие и общественные организации России на рубеже XIX-ХХ вв. М., 1980. Глава III.

[vi]См.: Вовчик А.Ф. Политика царизма и буржуазии по рабочему вопросу в предреволюционный период. (1895-1904). Львов,1964. Гл.II; Лавёрычев В.Я. Царизм и рабочий вопрос в России (1861-1917). М., 1972. Гл. 3.

[vii] РГИА. Ф.23.Оп. 20. Д. 4. Л. 23,25.

[viii]Основным из них было издание редакции «Освобождения» с предисловием П.Б. Струве, которое ещё дважды переиздавалось, в том числе Ю.О.Мартовым. См.: Материалы по рабочему вопросу. Выпуск первый. Русский закон и рабочий. Составленная в отделе промышленности Министерства финансов записка «о пересмотре статей закона, карающих забастовки и досрочные расторжения договоров о найме, и о желательности установления организации рабочих в целях самопомощи». С предисловием П. Струве. Штуттгарт, 1902. 46 с.

[ix] Освобождение. № 8. 2(15) октября 1902 г.

[x] В основном архивном деле 1905 г. делопроизводства Главного по фабричным и горнозаводским делам присутствия Отдела промышленности Министерства финансов (влившегося с конца 1905 г. во вновь созданное Министерство торговли и промышленности), содержащем всю переписку по интересующему нас вопросу (РГИА. Ф. 23. Оп. 20. Д. 4), имеются две Записки о стачках: ранняя, более пространная , и её переработанный в 1905 г., несколько сокращённый вариант. Первая (Л. 16-37) помечена как «Записка А.С. Астафьева», вторая (Л. 1-15) –« Проект Варзара 7 февраля 1905». Первоначальная редакция Записки сохранилась и в фонде известного дипломата, публициста и историка официально-охранительного направления С.С. Татищева (1846-1906), который в 1898-1902 гг. служил агентом Министерства финансов в Лондоне и в этом качестве являлся ближайшим сотрудником С.Ю. Витте. В начале 1900-х годов Татищев  был занят подготовкой заказанного ему специального «Обзора социально-революционного движения в России (1894-1905 гг.)». Для этой цели различные министерства и ведомства представляли ему свои материалы без каких-либо ограничений. В их числе и был типографский пространный экземпляр Записки о стачках, на первом, титульном листе которой имеются следующие пометы: «Записка 1901 г. составлена окружным фабричным инспектором Московского округа Астафьевым», «составлена до Записки Сипягина» (последняя была представлена Николаю II в декабре 1901 г.-С.П.) // РГИА. Ф. 878 (Татищевы). Оп. 1. Д. 36. Поскольку в печатный экземпляр Записки (изготовленный в типографии Министерства финансов В.Ф. Киршбаума) в качестве одного из приложений вошли сведения о рабочем движении за весь 1901 г., можно считать, что в полном своём виде этот документ был напечатан и представлен непосредственно к упоминавшемуся мартовскому (1902 г.) междуведомственному совещанию по рабочему вопросу.

[xi] См.: Вовчик А.Ф. Указ. соч. С. 61-72; Кризис самодержавия в России. 1895-1917. Л., 1984. С. 77-81.

[xii] Журнал совещания 15 июля 1898 г. // РГИА. Ф. 1282. Оп. 1. Д. 696. Л. 14.

[xiii] До перевода в Петербург на должность фабричного ревизора А.С. Астафьев в течение ряда лет был старшим фабричным инспектором Владимирской губернии.

[xiv] Подробнее о деятельности фабричной инспекции см. недавно изданную специальную монографию А.Ю. Володина // Володин А.Ю. История фабричной инспекции в России. 1882-1914 гг. М., 2009.

[xv] См.: Потолов С.И. С.Ю. Витте и рабочий вопрос в России на рубеже XIX-ХХ веков // С.Ю.Витте –выдающийся государственный деятель России. Тезисы докладов и сообщений научной конференции, посвящённой 150-летию со дня рождения С.Ю. Витте. СПб, 1999. С. 91-95; Озеров И.Х. Политика по рабочему вопросу в России за последние годы. М., 1906.

[xvi] Журнал Особого совещания 9 марта 1902 г. // РГИА. Ф. 1282. Оп. 1. Д. 696. Л. 17-18.

[xvii] Журнал заседания Комиссии А.Д.Оболенского 6 февраля 1903 г. // РГИА. Ф. 1276. Оп. 1. Д. 50. Л. 90.

[xviii] ГАРФ. Ф. ДП.ОО. 1898. Д. 4. Ч. 22. Л. 193.

[xix] РГИА. Ф. 1153. Оп.1. Д.153. Л. 2-3,7.

[xx] Там же. Л..49.

[xxi] См.: РГИА. Ф. 23. Оп. 24. Д. 1224.

[xxii] Дневник кн. Екатерины Алексеевны Святополк-Мирской за 1904-1905 гг. Запись 25 августа 1904 г. //

Исторические записки. Т. 77. М., 1965. С. 242.

Вернуться к оглавлению V Международной научной конференции

 

 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании всегда ставьте ссылку